В Бразилии жгли кофе, в Аргентине — зерно и мясо. Останавливались шахты в Мексике и Чили, сокращались посевы хлопка. В 1930 г. в Бразилии произошла революция, положившая начало созданию «интегралистского» режима Ж. Варгаса. В 1933 г. демократическая революция началась на Кубе. В 1932 г. в Чили была провозглашена социалистическая республика. Несмотря на то, что ее лидеры вскоре были свергнуты в результате военного переворота, это был для «мирового капитала» тревожный сигнал.

Экономические потрясения всегда влекут за собой социальные. И все же мировой кризис, вопреки прогнозам коммунистических идеологов, не вызвал мировой революции. Как бы не относиться к революционным идеям, в этом есть загадка. В ХХ веке общество было как никогда расположено к вовлечению масс в политический процесс, и социальный протест принял ярко выраженные политические формы. Но до социальной революции дело почти нигде не дошло. Почему?

Несомненно, стабильность стран Запада выиграла из-за поражения в СССР сторонников развертывания мировой революции (по крайней мере в ближайшее время). Как раз накануне Великой депрессии Троцкий был выслан из СССР и оказался в изоляции в Турции.

Сталин сам оказался в ловушке из-за мирового кризиса. Партийная элита доверила ему власть под обещание стремительного промышленного роста. Сталин рассчитывал получить за «выбитое» из крестьян продовольствие гораздо больше валюты на закупку технологий, чем получилось в условиях кризиса — цены на продовольствие резко упали. Это стало одной из причин истерически-хаотического хода индустриализации, ее плачевных результатов, роста внутрипартийной напряженности [39]. Сталин отчаянно пытался поймать наиболее выгодную конъюнктуру, продать сырьевую массу чуть ли не за одну неделю, пока цены не упали еще сильнее. В августе 1930 г. Сталин пишет Молотову: «Микоян сообщает, что заготовки растут, и каждый день вывозим хлеба 1–1,5 млн. пудов. Я думаю, что этого мало. Надо поднять (теперь же) норму ежедневного вывоза до 3–4 млн. пудов. Иначе рискуем остаться без наших новых металлургических и машиностроительных (Автозавод, Челябзавод и пр.) заводов… Словом, нужно бешено форсировать вывоз хлеба» [40]. Эти хлебные массы били по мировым хлебным ценам, не давая подняться фермерам таких стран, как США.

Советский демпинг вызывал нараставшее сопротивление в странах Запада. Особенно непримирима была Франция: «на волне кампании против советского демпинга и применения в СССР принудительного труда для производства дешевых экспортных товаров Франция ввела 3 октября 1930 г. ограничения на советский экспорт» [41]. СССР ответил на действия Франции. 18 октября Политбюро приняло решение: «Принять меры к совершенному прекращению или максимальному сокращению заказов и закупок в тех странах, которые установили особый, не распространяющийся на другие страны режим для торговли Союза ССР, или применяют мероприятия законодательного или административного порядка, препятствующие нормальному ввозу товаров в эти страны». В то же время считалось необходимым «всемерно форсировать наши продажи на Францию, хотя бы ценою известных материальных потерь» [42]. В условиях кризиса Советскому Союзу было важнее всего сбыть свое сырье — найти возможность закупить технику и промышленные товары было легче, но они были дороги. Проблемы с Францией удавалось компенсировать путем массированного экспорта в Германию, Италию и Великобританию. За расширение своих заказов в Великобритании до 20 млн. фунтов стерлингов СССР требовал кредиты и расширение экспорта хлеба, леса и рыбных консервов.

В сентябре 1932 г. на конференции Британской империи в Оттаве канадцы поставили вопрос ребром: или Великобритания остановит приток советского сырья на свой рынок, освободив место доминионам, или Канада отгородится от метрополии своей таможней. Это означало бы крушение «общего рынка» Британской империи. 16 октября 1930 г. Британия прекратила действие советско-британского торгового соглашения. Премьер-министр Болдуин заявил в 1931 г.: «в настоящее время Россия представляет самую серьезную потенциальную опасность для нашего экономического развития» [43]. Действительно, экспорт из СССР в Великобританию вырос с 21,6 до 34,2 млн. ф. ст. в 1928–1930 гг., в то время как импорт из Великобритании составлял 4,8–9,3 млн. ф. ст. Такой пассивный баланс не устраивал ни англичан, ни канадцев. В 1933 г. между СССР и Великобританией разразилась торговая война. Только в 1934 г. было заключено новое торговое соглашение. В Италии Светский Союз надеялся занять господствующие позиции на хлебном рынке. Российский демпинг вызывал сопротивление и там. В августе 1931 г. Политбюро с тревогой констатировало, что «итальянский рынок фактически закрыт для нашей пшеницы, …повышены пошлины на мясопродукты, поднимается кампания против нашего леса…» [44]16 января 1933 г. Муссолини разорвал торговый договор с СССР.

В апреле 1931 г. Франция, лишившаяся советских заказов, дрогнула. Начались переговоры. Французские санкции удалось отменить только 16 июля 1931 г. В конце 1930 — начале 1931 гг. во Франции нарастала антисоветская кампания, которая рассматривалась в Москве как подготовка интервенции против СССР. Такая интервенция в виде атаки восточноевропейских союзников Франции, высадки белого десанта могла быть смертельно опасной в условиях разраставшихся по всей стране крестьянских выступлений, которым не хватало только центров для консолидации антикоммунистического движения вокруг хотя бы небольшой освобожденной территории. Отсюда — удары ОГПУ как по возможным оппозиционным центрам внутри страны (аресты инакомыслящих представителей интеллигенции), так и по руководству белого движения в Париже (похищение генерала Кутепова).

Опасения по поводу возможности нападения на СССР разделяли не все советские лидеры. Чичерин писал Сталину в 1929 г.: «все эти нелепые разговоры в Коминтерне о борьбе против мнимой подготовке войны против СССР только портят и подрывают международное положение СССР» [45]. Современные исследователи, однако, склонны считать опасения Политбюро вполне оправданными: «Политбюро справедливо опасалось, что разговоры о восстании в Европе на фоне начавшейся „великой депрессии“ спровоцирует ответную реакцию англо-французских „империалистов“, для которых антисоветская интервенция может показаться привлекательным способом выхода из экономического кризиса» [46].

Летом 1931 г. СССР активно зондировал почву для заключения пактов о ненападении с Францией и Польшей. Пока неудачно.

Вплоть до осени 1932 г. несмотря на все усилия в СССР сохранялось заметное преобладание импорта над экспортом. Дефицит внешнеторгового баланса мог опрокинуть и без того перенапряженную финансовую систему страны. В 1932 г., несмотря на плохой урожай, заготовки были снижены в сравнении с 1931 г. всего на 13 % и составили 1181,8 млн. пудов. Зато в 1933 г. заготовки резко выросли до 1444,5 млн. пудов. Такой нажим на крестьян вызвал голод в ряде регионов страны. СССР стоял на грани катастрофы. Сталину было не до экспорта революции.

Но отсутствие экспорта революции не может объяснить, почему социальные бедствия не сподвигли людей на решительный протест. Если социальный переворот не произошел, то на то были внутренние причины. И пассивность населения к этим причинам явно не относилась.

Индустриальное развитие приобщало все новые миллионы людей к городскому образу жизни, создавая предпосылки для их общественной активности. Мировая война и последовавший за ней революционный подъем вовлекли в общественную жизнь миллионы людей. Бывшие фронтовики почувствовали себя сопричастными решению судеб своих стран. Миллионы простых людей не хотели больше быть бессловесным населением, они хотели участвовать в общественной и политической жизни своих стран.