Всю эту ночь Филиппъ не могъ заснуть ни на минуту. Разговоръ съ Гэемъ разбилъ его совершенно. Онъ плакалъ какъ ребенокъ, чувствуя, что Гэй, котораго онъ невольно оклеветалъ, сдѣлался жертвою своего самоотверженія къ нему. Не смотря на это, Филиппу какъ-то не вѣрилось, чтобы положеніе Гэя было безнадежно, онъ утѣшалъ себя мыслью, что кризисъ совершится такъ же благополучно, какъу него, и что Гэй встанетъ. Докторъ, видя его скорбь, поддерживалъ въ немъ эту надежду. Къ утру онъ забылся, не надолго впрочемъ, и когда Арно явился его одѣвать, то Филиппъ началъ его торопить, боясь, чтобы его не позвали къ Гэю. На верху все было тихо, Филиппъ приписывалъ эту тишину тому, что больной вѣроятно заснулъ. Анна и Арно думали тоже самое, но когда прошло уже нѣсколько часовъ и тишина не нарушалась никакимъ звукомъ, на нихъ напалъ ужасъ и они рѣшились постучаться въ двери спальни и войдти туда. Филиппъ не зналъ что дѣлать отъ волненія, онъ выглянулъ въ корридоръ и вдругъ услыхалъ отъ проходящихъ страшное слово: е morto!

— Онъ умеръ, Эмми овдовѣла, моя казнь свершилась! застоналъ онъ и, судорожно рыдая, упалъ на кровать. Эмми нашла его въ этомъ положеніи и, ласково нагнувшись надъ нимъ, сказала:

— Филиппъ, перестаньте! довольно! Не плачьте такъ сильно! Видя, что онъ не слушается и только махаетъ рукой, чтобы она его оставила въ покоѣ, Эмми начала уговаривать его уже построже и довела наконецъ до того, что Филиппъ приподнялъ голову съ подушки и сѣлъ, продолжая однако плакать.

— Посмотрите, узнаете ли вы эту книгу? сказала Эмми, указывая ему на красный молитвенникъ, который она держала въ рукахъ. — Гэй всегда по немъ молится (она не могла еще привыкнуть говорить о немъ въ прошедшемъ времени).

— Это книга моего отца, — воскликнулъ Филиппъ. — Отецъ! отецъ! Если бы ты жилъ, не то бы было!..

— Полноте, другъ мой, — кротко перебила его Эмми. — Все теперь кончено, все должно быть забыто! и она вкратцѣ передала ему описаніе послѣднихъ минутъ Гэя. — Онъ скончался какъ праведникъ, — сказала она, — и я надѣюсь, что Господь приметъ его душу въ святыя Свои обители.

Они долго разговаривали вполголоса и на Филиппа отрадно подѣйствовала эта задушевная бесѣда.

Спустя нѣсколько времени, на порогѣ комнаты появился Арно; онъ въ смущеніи не рѣшался заговорить первый. Эмми догадалась въ чемъ дѣло и, подойдя къ нему, шепотомъ спросила:

— Когда назначена церемонія?

— Завтра, милэди, — отвѣчалъ Арно, не поднимая глазъ. — Духсовенство разрѣшило положить тѣло на общемъ кладбищѣ. Братъ мистера Морриса здѣсь, онъ желаетъ узнать, какъ вамъ угодно будетъ…

— Сейчасъ я сама переговорю съ нимъ, — отвѣчала Эмми, не желая вмѣшивать прислугу въ это дѣло.

— Пустите меня, — прервалъ ее Филиппъ: — я вмѣсто васъ переговорю обо всемъ.

— Благодарю васъ, но погодите, вы вѣдь не знаете о чемъ говорить, — остановила его Эмми.

— Виноватъ, я не сообразилъ! сказалъ Филиппъ, схвативъ себя за голову.

— Покойникъ желалъ быть здѣсь похороненъ…. начала Эмми. Филиппъ не далъ ей кончить и зарыдалъ.

Она попросила мистера Морриса подождать и начала ухаживать за бѣднымъ капитаномъ, который совсѣмъ изнемогалъ отъ слезъ.

Рѣшено было совершить погребеніе на зарѣ слѣдующаго утра, чтобы не нарушать празднованія собора Св. Михаила, дня столь чтимаго въ Италіи. Всѣ хлопоты по этой части были возложены на Арно и на мистера Морриса. Отпустивъ послѣдняго, Эмми удалилась въ комнату, гдѣ лежало тѣло ея дорогаго мужа. Видъ спокойнаго, красиваго лица Гэя, казалось, придавалъ ей новыя силы. Она посвятила весь этотъ день Филиппу, вспоминая завѣщаніе мужа — беречь его. Въ сумерки Филиппъ крѣпко заснулъ. На Эмми напала невыразимая тоска. Она въ первый разъ почувствовала всю силу своей потери.

Вдругъ, громкій стукъ колесъ раздался на улицѣ; къ дому подъѣхала карета. — Это наши! подумала Эмми и тотчасъ же послала Анну внизъ, съ приказаніемъ попросить мистриссъ Эдмонстонъ пожаловать прямо къ ней. — Скажите мама, что я слава Богу хорошо себя чувствую, — сказала она горничной:- пусть она не тревожится.

Отецъ и мать вошли вмѣстѣ. Передъ ними стояла та же Эмми, которую они не видали почти четыре мѣсяца.

— Тише, не разбудите Филиппа! проговорила она, протягивая имъ обѣ руки.

Мистеръ Эдмонстонъ хотѣлъ было вспылить, но не выдержалъ, расплакался, обнялъ дочь и потомъ отвернулся, закрывъ лицо платкомъ, и началъ бѣгать по комнатѣ. Жена его испуганно вглядывалась въ Эмми, ожидая, что та заплачетъ при видѣ ихъ, но, къ удивленію ея, молодая женщина съ невозмутимымъ спокойствіемъ начала упрашивать отца ходить потише и вполголоса говорила: — Папа! папа! не стучите пожалуйста, Филиппъ нехорошо себя чувствуетъ сегодня.

— Да ну его, этого Филиппа! быстро возразилъ мистеръ Эдмонстонъ. — Скажи, какъ ты-то себя чувствуешь, душечка моя?

— Я слава Богу, здорова, благодарю васъ, — отвѣчала Эмми. Не смотря на эти увѣренія, мать ея сильно тревожилась, вполнѣ сознавая, что горе дочери слишкомъ велико, чтобы можно было обнаруживать его слезами. Она убѣдила Эмми лечь съ ней въ одной комнатѣ, но до этого явился еще Арно за приказаніями, и Эмми, стоя съ нимъ въ корридорѣ, поручила ему, какъ можно осторожнѣе разбудить капитана Морвиля, и объявить, что мистеръ Эдмонстонъ съ супругою пріѣхали, но что они совѣтуютъ ему покойно ложиться спать, а свиданіе отложить до слѣдующаго дня. — Постарайтесь, Арно, — прибавила Эмми:- чтобы онъ не слыхалъ, когда завтра понесутъ тѣло. Хорошо бы было, если бы онъ спалъ тогда.

Мистриссъ Эдмонстонъ съ нетерпѣніемъ ожидала конца этихъ переговоровъ и отправилась съ Эмми на верхъ. Онѣ вдвоемъ вошли въ маленькую комнату, гдѣ на низенькой кровати, лежало тѣло умершаго Гэя.

— Посмотрите, какой красавецъ, — замѣтила Эмми, грустно улыбнувшись.

— Тебѣ не слѣдуетъ сюда часто входить, — сказала мать.

— Да я только молиться сюда прихожу, — робко возразила Эмми.

— Душа моя, тебѣ всякое волненіе вредно. Послѣдствія могутъ быть очень дурныя. Зачѣмъ же рисковать собою, милое дитя мое.

— Вамъ-то, мама, не слѣдовало бы сюда ходить, вѣдь горячка прилипчива, я и забыла. Пойдемте отсюда. Она взяла часы мужа со стола и отправилась съ матерью въ спальню. Тамъ она завела часы, попросила мать раздѣть ее; послушная какъ дитя, она легла въ постель. Объ Гэѣ она мало говорила, но лежала долго не смыкая глазъ и наконецъ упросила мать улечься, говоря, что ей тяжело видѣть ее подлѣ себя, въ такую позднюю пору.

На разсвѣтѣ слѣдующаго утра мистриссъ Эдмонстонъ проснулась и не могла опомниться отъ ужаса. Передъ нею стояла Эмми, въ полномъ вѣнчальномъ своемъ нарядѣ.

— Не пугайтесь, мама, — сказала она кроткимъ голосомъ:- у меня все цвѣтныя платья: другаго, кромѣ этого, у меня нѣтъ.

— Душа моя! тебѣ бы совсѣмъ не слѣдовало ходить, — замѣтила мать.

— Кладбище тутъ недалеко. Мы часто ходили съ нимъ туда гулять. Если бы я чувствовала, что это для меня вредно, я бы не пошла. Но мнѣ такъ хочется! Вѣдь сегодня Михайлинъ день, помните, какъ мы о немъ мечтали. Говоря это, Эмми не пролила ни слезинки.

Пришли носильщики. Мистеръ Эдмонстонъ предложилъ своль руку дочери. Та отклонила ее, сказавъ, что ей удобнѣе идти одной.

Странную картину представляли англійскіе похороны среди итальянской природы. Бѣлая простыня, накинутая на гробъ вмѣсто покрова; бѣлый нарядъ вдовы, все это придавало церемоніи видъ дѣтскаго погребенія. Снѣговыя вершины горъ, едва окрашенныя багряной зарей, и легкія облака бѣлаго пара, подымавшіяся клубомъ изъ разсѣлинъ скалъ, — составляли рамку грустной, но вмѣстѣ прелестной картины. Впереди всѣхъ, почти рядомъ съ гробомъ, шла Эмми, опустивъ длинный бѣлый вуаль на лицо. За нею слѣдовали родители, горько плакавшіе о живой больше, чѣмъ объ умершемъ. Шествіе заключали Анна и Арно, оба убитые горемъ. Гробъ ноставили въ углу кладбища, тамъ, гдѣ отведено было мѣсто для иновѣрцевъ. Послѣ непродолжительной, но полной выраженія молитвы, тѣло предали землѣ. Въ продолженіе всей церемоніи, Эмми, по совѣту матери, сидѣла на пнѣ, находившемся подлѣ самой могилы; скрестивъ набожно руки, она жадно вглядывалась въ послѣдній разъ въ милыя черты, и когда наконецъ гробъ опустили и начали засыпать могилу, она встала. Вдругъ изъ-за деревьевъ показалась длинная, блѣдная фигура. Шатаясь отъ слабости, задыхаясь отъ волненія, Филиппъ спѣшилъ къ мѣсту похоронъ и видимо боялся опоздать.