— Комар?! Прибыл, друг? — ехидно спросил Лешка, заглядывая под козырек.
Комар подтянул штаны и ответил неуверенно:
— Прибыл…
Лешка снял с Комара кепку. Тот вытер нос ладонью и прямо взглянул на Кондратьева. И хотя черные глаза Комара были полны отваги и решимости, в самой глубине их все-таки таилось серьезное опасение. Лешка стоял, широко расставив ноги, заложив руки в карманы брюк. Вид у него был грозный. Комар еще раз подтянул штаны и спросил как ни в чем не бывало:
— Куда барахлишко?
Лешкина воинственность пропала. Он озабоченно оглядел привезенное «барахлишко» и велел сваливать прямо в грузовик- лом подходящий. Комар энергично подкатил коляску к грузовику, в два приема залез в кузов и крикнул:
— А ну, давай подавай!
И Лешка начал подавать. Не время, конечно, было сводить с Комаром старые счеты. Они поговорят потом. Но, погрузив лом из своей коляски, Комар продолжал принимать все, что ему подавали ребята. Работал он без передышки, только иногда останавливался и подтягивал сползающие штаны.
— Ну и трудяга! — восхищенно сказал шофер.
У трудяги гордо вспыхнули глаза, и он лихо спрыгнул вниз. Шофер закурил папиросу «Казбек» и отдал Комару пустую коробку. Тот раскрыл ее, понюхал.
— Для марок пригодится, — решил он.
Машина уехала. Лешку срочно позвали в класс. Проходя мимо Комара, он остановился.
— Донес Ермиловне! Не утерпел…
Лешка говорил укоризненно, но без сердца.
— А я доносил?! Я проговорился… Она мне марку со слоном порвала…
— Индийскую?!
— Индийскую…
— Врешь?!
Комар только уныло махнул рукой. Мрачный огонь горел в его огромных глазах.
Лешка больше не сердился на Комара. Потерять индийскую марку -это действительно удар. Кондратьев потоптался около удрученного Комара и чистосердечно посоветовал:
— А ты плюнь.
Затем дружелюбно хлопнул его по плечу и убежал.
И вот железный лом собран. Письмо на завод написано. Подписали его все члены совета отряда, и Таня отправила письмо авиапочтой. В письме рассказывалось, как собирался железный лом, упоминались фамилии особо отличившихся пионеров (разумеется, и Лешки Кондратьева), упоминалась и дружина Александра Матросова, собравшая старого железа немногим меньше самих инициаторов, не забыли и северян.
Федя спешил домой рассказать отцу и Тамаре Аркадьевне про эти важные дела. Но дома на полу он увидел раскрытый чемодан.
— Ты опять уезжаешь, папа? — огорченно вырвалось у него. Отец отрицательно покачал головой. Нет, он не уезжает. Это Тамара Аркадьевна.
Федя вздохнул с облегчением. Тамара Аркадьевна вошла в комнату с одеждой в руках и склонилась над чемоданом.
— Ну вот, мужичок-лесовичок, ну вот и я увижу твой северный край.
— Как?! — воскликнул изумленный Федя. — Как увидите?
Отец подошел к сыну, обнял его, сказал, что бабушка немного прихворнула и трудно стало ей справляться с хозяйством. Вот Тамара Аркадьевна и едет помочь Марфе Тимофеевне. Он говорил что-то еще, но Федя уже не слышал, что.
— Больна… Бабушка больна, — повторил он шепотом, И вдруг слезы хлынули из его глаз. — Папа, она поправится? Поправится, да? — спрашивал Федя и с мольбой заглядывал в отцовские глаза.
— Рыжик, -растерялся Николай Егорович, — ну что ты, дружок! Ясно, поправится. Ну полно, полно!
У Феди кривились губы, и слезы текли и текли из глаз но щекам. По давней детской привычке он закрыл рот ладошкой, стараясь унять рыдания. II тут рядом вдруг увидел лицо Тамары Аркадьевны. Она вытирала ему слезы и шептала ласково, умиротворяюще, что бабушка, наверно, уже и поправилась, — ведь письмо идет почти неделю. Тамара Аркадьевна будет очень беречь Марфу Тимофеевну, а потом приедет сам Федя и, конечно, все бабушкины болезни как рукой снимет. Уж она-то знает!
Тамара Аркадьевна усадила Федю, попросила рассказать, как добраться ей до их села. Он всхлипнул, высморкался и стал подробно описывать старинный бревенчатый вокзал на станции, где Тамаре Аркадьевне следовало сойти с поезда, лесную дорогу, по которой надо ехать, и домик бабушки.
Тамара Аркадьевна внимательно слушала и задумчиво перебирала Федины волосы, совсем порыжевшие от весеннего яркого солнца.
Очень странно: оказывается, глаза у нее не черные, а темно-серые. Оказывается, они ласковые.
Вдруг Тамара Аркадьевна спохватилась: время идет, а она не готова к дороге. Федя встал, сказал, что пойдет покупать бабушке чай. Она очень любит крепкий чай. И Тойво тоже.
Они пошли вместе- Федя и Тамара Аркадьевна. Они купили чай, красивую коробку с конфетами и яблоки для бабушки, а табак «Золотое руно» для Тойво. Федя сам уложил все это в чемодан и еще книжки для Арсика и Иванки. За чаем он много рассказывал про бабушку, просил Тамару Аркадьевну не позволять ей рано вставать и носить дрова из сарая.
Вечером Николай Егорович и Федя усадили Тамару Аркадьевну в скорый поезд, который шел до самого Мурманска. В маленьком купе горела настольная лампа под зеленым шелковым абажуром, и конечно, от этого глаза Тамары Аркадьевны опять стали темными. «Пусть темные, пусть, — успокаивал себя Федя. — Все равно она добрая».
После второго звонка она протянула к нему руки:
— Рыжик, до свидания!
Первый раз Федя искренне и горячо обнял Тамару Аркадьевну и от всего сердца пожелал ей счастливого пути.
ДАЙ РУКУ ТВОЮ
Письмо от Волшебника приходит рано утром в день рождения Алеши. Проснувшись, он видит зеленый конверт на своем столе. На конверте сияет золотая печать с цифрой семь посредине. Справа и слева нарисованы походные башмаки, компас и рюкзак.
Волшебник написал письмо крупными печатными буквами. Видимо, он знает, что Алеша сможет прочесть только такой шрифт.
«С праздником, Алеша, смелый капитан Шел! В большой волшебной книге я прочел, что наступает день твоего рождения. Я разбудил ночной ветер и приказал домчать меня к твоему дому. Я знаю твое главное-преглавное желание: стать путешественником. Потому-то ты и зовешься капитаном Шелом. Я исполню твое желание, Алеша! Ты добрый, веселый, справедливый человек и часто помогаешь мне, старому Волшебнику. Не веришь? А кто так красиво нарисовал тайгу и геологов и ночью положил рисунок на мамин стол? Когда Таня-Кнопка потеряла фланелевого зайца, кто слепил из красного пластилина кота в сапогах? А что у тебя в углу за бурым медведем (у него еще недостает одной плюшевой лапы)? Конфеты «Тузик»! Ты прячешь их для друга — капитана Рика, с которым решил путешествовать по белу свету. Так слушай, капитан Шел! Когда зацветут душистые катальпы, ты отправишься в далекий лесной край. Там в Старом Бору за непроходимым буреломом живет могучий Лось. У скалы, заросшей медовым мхом, течет речка Голубинка. Лось ходит туда пить живую воду и слушать сказки о Серебряном озере и просмоленном корабле. Капитан! Тебе предстоят на этом корабле дальние плавания. Штормы. Приключения.
Уже гаснут звезды. Сейчас проснется утренняя заря. Прощай, Алеша. Не забудь записать свое, заветное желание моим волшебным карандашом. Оно обязательно исполнится. Твой верный друг Добрый Волшебник».
Сомнений в том, что приходил Волшебник, нет. Кроме письма, он оставил свой прозрачный карандаш, который пишет красным цветом, и большие следы на полу от своих волшебных туфель. Следы ведут в коридор и теряются в передней. Очевидно, Волшебник — настоящий.
Телеграмма из тайги лежит рядом с письмом Волшебника: «Леха, таежный привет и сердечное поздравление с семилетием от геологов, медведей, белок и лисиц. Твой отец».
Мать озадаченно смотрит на карандаш и письмо.
— Кто бы это мог быть?
— Волшебник, конечно! — не сомневается Алеша. И немедленно принимается писать красным карандашом свое заветное желание — путешествовать.