— Как говорится, деньги не пахнут, сэр, — ухмыльнувшись, заметил Пайкот. — И вы тем не менее полагаете, что в ваших силах как-то разделить их?

Ответ Эйврила начисто уничтожил этот снисходительно-высокопарный пассаж сержанта:

— До чего же она тривиальна, несчастная женщина, — сказал он. — Вечнозеленый лавр Сент-Питерс-гейт-сквер! Ага, Мэри, вот и вы! Не нужно стучать, заходите.

Тихонько вошедшая миссис Тэлизмен имела вид пре-плачевный. Она как утонула в слезах, так и оставалась в этих же соленых водах.

— Ох, сэр!

Эйврил запустил пальцы в свою пышную шевелюру и вновь уселся в кресло.

— Неужели она стоит всего три фунта десять шиллингов? — вопросил он. — Ну давайте, деточка, скажите что-нибудь. Вы ей задолжали три фунта?

— Ох, сэр!

— Да или нет? Только три?

— Да, сэр! Клянусь душой, сэр! Понимаете, все началось с одного фунта. В магазине появились такие славненькие белые мужские сорочки. Всего по тридцать пять шиллингов, а мой Тэлизмен такой чистюля, да мне и самой приятно, что он такой респектабельный. Ведь рубашки были такие дешевые! Пятнадцать шиллингов у меня было отложено, но я, конечно, сообразила, что по такой-то цене они не залежатся, а тут как раз миссис Кэш пришла и я это сделала. Она предложила, а я взяла. Всего один фунт!

— Остальное проценты?

— Да, сэр. Пять шиллингов в неделю. Они нарастали так быстро. Понимаете, она меня не торопила. Просто не попадалась мне на глаза, пока не сделалось два пятнадцать. И тут она принялась наведываться, а я знаю, вы не очень-то любите, когда она к нам на кухню захаживает. Я предлагала ей кой-какие вещи из моих собственных. Я Тэлизмену ничего не хотела говорить, он бы мне в жизни не простил. Я предлагала ей одеяло с моей кровати, это свадебный подарок матери Эмили, и другие вещи тоже. Честное слово, сэр, я чего только не предлагала. Но она не брала ничего кроме мужской одежды, так она сама сказала. Но черное облачение Тэлизмена ей тоже было не нужно. Потом она спросила, не отдавала ли мне мисс Мэг что-нибудь из вещей мистера Мартина и — ох, сэр!

Эйврил вздохнул.

— Ступайте, Мэри. Не делайте так больше. Я последний раз вам говорил — когда это было?

— Семь лет назад, сэр, даже почти уже восемь. Ох, сэр!

— Нет, — отрезал Эйврил. — Нет, нет, нет, больше не надо. Довольно. Подите прочь.

— Простите меня. О, пожалуйста, простите меня! Каноник беспомощно взглянул на Пайкота.

— Я предупреждал, что у вас будут неприятности, — продолжал он. — Простить я не могу, Мэри. Разве я вправе прощать грехи, деточка? До чего мы так дойдем? Но если вам угодно знать мой профессиональный взгляд на все это, то вы уже сполна хлебнули всех причитающихся вам адских мук!

— О, спасибо вам, сэр!

— Вы только Бога ради не считайте, что я вам хоть что-то пообещал, — Эйврил указал ей на дверь. — А уж если хотите действовать наверняка, то признайтесь во всем Уильяму и примите как епитимью все его попреки. Только, Мэри, не делайте этого больше никогда. Глупая пожилая женщина вроде вас потворствует дурной пожилой женщине вроде Люси Кэш!

— Двадцать пять процентов в неделю, — проговорил Пайкот, едва дверь закрылась. — Явный перебор, даже и при ее бизнесе. Ведь это ее бизнес — как я понял?

Эйврил ответил не сразу. Его руки были заложены за спину, острый подбородок задран к потолку, а глаза полузакрыты.

— Почти тридцать лет я наблюдаю, как Люси Кэш шныряет по этим улицам, — в конце концов заговорил он. — Чем больше ветшают эти дома, тем она сама делается глаже. И в то же время она словно и не меняется, все такая же, кувшинчиком. Вам не кажется, что она похожа на кувшинчик? Когда на нее ни взглянешь, она не медлит, но и не торопится. Она всегда куда-то целеустремленно направляется, всегда улыбается, всегда общительна и ровна. А эта ее огромная сумка — словно знак отличия их гильдии. Она держит ее обеими руками. Она проходит по этим большим просторным улицам, где во многих домах уже сдаются комнаты внаем — и тогда трепещут занавески на окнах, опускаются жалюзи, ключи тихонько поворачиваются в замках. Она проходит, словно мороз по коже. Воздух вокруг нее всегда чуть-чуть холоднее. Когда будете у нее дома, поглядите по сторонам. Увидите множество безделушек, каждая из которых была для кого-то дороже всех сокровищ! — он заморгал и, склонив голову, посмотрел на Пайкота большими серьезными глазами. — Как ни взгляну на них, все кажется, что это застывшие куски живой человеческой боли, вырезанные по живому! — произнес он мрачно.

Пайкот пожал плечами. Не любитель он таких разговоров. К тому же в его собственном мире подобных женщин полным-полно. Миссис Кэш, разумеется, весьма характерный экземпляр, и он предвкушал уже, как побеседует с глазу на глаз с этой старой перечницей.

— Как я понимаю, она действительно время от времени делает пожертвования, сэр?

— Я в этом уверен, — в ответе Эйврила прозвучало опасение. — Иногда ей дают вещи для продажи, чтобы пустить деньги на добрые дела. Наверное, кое-кто из жертвователей не отказался бы потом заглянуть в ее книги. И она никому не препятствует.

— Роскошная ширма! — честно признал Пайкот. — Под таким-то прикрытием она вам что хотите провернет! Немного же мы узнаем от нее. Впрочем, всякое случается. Допустим, кто-то раздобыл подержанную куртку. Неубедительно, и даже маловероятно, но доказать что-либо иное будет очень сложно. Но тем не менее, сэр, если вы закончили, то я пошел за моей голубушкой и посмотрим, что выйдет!

Он замолчал и оглянулся. Дверь приоткрылась, и мисс Уорбертон, несколько демонстративно ступая на цыпочках, прокралась в комнату.

— Удивительная вещь, Хьюберт, — сказала она, оставив всякую аффектацию, едва закрыв за собой дверь. — Я решила сразу же доложить. Сядьте, мой дорогой полисмен. Мне очень жалко, я не знаю, как вас зовут, но вы должны меня простить. Я отниму у вас секундочку или две, но вы обязательно должны меня выслушать!

Она уселась на ручку кресла, освободившегося после ухода миссис Кэш и, положив свои худые длинные ноги одну на другую, заговорила конспиративным шепотом:

— Значит, так, Джеффри еще не звонил. Мэг и Аманда ускользнули из дома в тот новый особняк. Мэг якобы там что-то забыла, но по-моему, она просто хочет его показать. Там уже закончили с отделкой. А меня оставили тут за главного. Так вот, звонила некая миссис Смит в ужасном состоянии. Бедный Сэм оказался просто бессилен — и крошка Дот, как всегда, спешит на помощь!

Она взмахнула худощавой рукой в ничего не значащем жесте, если только он не означал прощального привета всем подробностям, которые она непременно включила бы в свое повествование, будь у нее чуточку больше времени.

— Слушайте. После игры в вопросы и ответы выяснилось, что это — миссис Фредерик Смит, жена поверенного нашего Мартина, того адвоката, очень приятного господина с Гроув-роуд. Живут они в Хемпстеде, и ее мужа оторвали от партии в канасту, ради которой она специально собирала гостей, и вызвали в полицию. В его офисе, вероятно, случилось что-то страшное, что-то совершенно ужасное, такое, о чем она не могла даже рассказывать, только говорит, что там три трупа!

Она перевела дух, и ее честные глаза с невинной гордостью остановили свой взгляд на сержанте.

— Правда, поразительно, что это я вам рассказываю, но я абсолютно уверена, что вам это неизвестно.

— А почему та леди рассказала об этом именно вам, мэм? — Пайкот был заинтригован как никогда в жизни.

— Мне? — повторила мисс Уорбертон. — О, я просто настаивала на этом, понимаете, она хотела поговорить с миссис Мэг, потому что думала, что тут Альберт Кэмпион. В участок она уже звонила, но с мужем ей переговорить не удалось. В полиции ей вообще ничего не ответили, и бедняжка вся извелась от беспокойства и любопытства. Это вполне естественно, со мной на ее месте было бы то же самое. Она слышала про Альберта и подумала, что он мог бы ей помочь, но он, конечно, сейчас работает вместе с полицией, я так ей и сказала. Я ее выспросила как умела и обещала позвонить, как только что-нибудь разузнаю, и тут же пошла все вам рассказать.