Зимний холод не умеет согревать. Он лишь закаляет,

                                                                                                                                                                         приучая к жизни без тепла. Так было всегда.  И так будет.

И лишь любовь, единственное из чувств, сможет растопить

 сердце, обращенное холодом во тьму.

Из записок вечноодинокого.

Снег бил по стеклам, стараясь проникнуть в теплую комнату квартиры одного из многоэтажных домов недавней постройки. Снаружи – персиковый каркас стен, изнутри – огромные миры никем непонятых людей, оградившихся от серого кошмара дня. Стены-перегородки скрывают все. И ссоры молодоженов, которые никак не могут решить проблему с цветом обоев на маленькой, потрепанной вечным ремонтом, кухоньке; и надоедливый гул никогда не устающей дрели; и безответный грустный вой собаки, которая просто не понимает, почему ее хозяин столь грустным взглядом смотрит в окно; и жалобное мяуканье кошки, оставшейся без должного внимания; и бурно яростный поток фраз художника, прерывающийся матом из-за очередного «погибшего» полотна; и тягучие звуки, слетающие со струн старой гитары; и даже, застывший во льду, голос-крик одиноких сердец.

В одной из комнат дома уже третий вечер подряд темно и пусто. Нет, не исчезли ее тени-обитатели, но сама квартира погрузилась в полумрак и хаос темноты. Никто не включает светильников, никто не кричит от радости и счастья, взрываясь снопами искр, никто не горит сердцем, забившимся в глухие холодные оковы. Все здесь замерло, закутавшись в холодный и осточертевший плед зимнего отчаянья, взявшегося из пустоты, одолевший здешних обитателей.

Девушка сидела на подоконнике спокойно и неподвижно. Хрупкое тело, с легкостью умещающееся на широкой перекладине, покрытой мягким покрывалом, столь же холодно, как и глаза темно-медового цвета с зелеными прожилками, поглощающие заснеженный пейзаж за окном. Даже пышные короткие русые волосы, мягко обрамляющие лицо, в этом темном мрачном помещении больше похожи на локоны скульптуры из гипса, чем на причину частых восторженных вздохов подруг и знакомых. Она просто сидела, в то время как мысли носились во всем теле подобно рою нещадно жалящих ос. Раз - иголка касается нерва, посылая импульс всему организму. Два - вонзается в сердце, разрывая его в клочья. Три - отключает любые светлые эмоции и мечты.

В глухой полутьме комнаты кто-то жалобно заскулил, следом послышался мягкий звук лап, скребущих деревянное покрытие двери. Как ни странно, именно эти, вроде бы, непримечательные звуки, заставили девушку рывком соскочить с подоконника и, неуловимым движением включив настольную лампу, опуститься на колени перед большим псом-лабрадором.

При тепло-желтом освещении глаза собаки были похожи на две темных бездны, в которых легко было сгинуть раз и навсегда. Даже не верилось, что взгляд животного может быть столь невообразимо человеческим: умным и безгранично понимающим. Глаза завораживали. Будто бы рыбы-светлячки на дне океана. Звали за собой, уводя в самые недра вселенной.  Вот только девушка, легко обойдя все волшебные нити-силки, тянущиеся из древней глубины вселенной, улыбнулась псу. Она, словно прорываясь из тусклой пелены отчужденности, медленно гладила пса по загривку, то и дело беря его мордочку в свои ладони, шепча что-то неразборчивое, но настолько ласковое, что даже шепот мог показаться речью о бесконечном счастье.

Не прошло и минуты как собака, словно увидев в девушке потаенный свет, ранее скрытый за  чехлом изо льда, ткнулась теплым влажным носом в ее шею, убеждая хозяйку в крайней степени любви и доверия, возможного лишь между самыми близкими существами.

Лед в глазах медового цвета медленно сходил на «нет», а зеленый узор на радужке будто расцветал, образуя притягивающее взгляд переплетение из мятных листьев и топленого солнечного света.

- Что такое? – в голосе девушки чувствуется нескрываемая улыбка – Тебя забыли, да? Простишь?

В ответ на вопросы, тихие и мягкие, слышится громкий лай и пес, стараясь показать свои чувства, припадает на передние лапы и, радостно потявкивая, виляет золотистым хвостом. По комнате, наполняющейся теплом, разносится звонкий смех. И слова становятся лишними, ненужными…

- Хах! Знаешь, я тебя не достойна. С твоими талантами тебе надо в цирке выступать. Эй, чего ты ко мне спиной поворачиваешься?! Обиделся? На свою Нину обиделся? Дурак же! Никуда я тебя не отдам. Не дождешься! – недовольно дернув хвостом, пес вновь повернулся к девушке, которая с улыбкой встала с пола, открыла дверь, ведущую из комнаты в коридор, и склонилась в игривом поклоне, пропуская друга вперед – Как насчет того, Марк, чтобы прогуляться?

Пес отвечает громким лаем и пулей выскакивает из комнаты, подбегая к железной двери и чуть ли не прыгая на нее.

- Сейчас, сейчас. И в кого ты такой нетерпеливый? – добро бурчит Нина, натягивая куртку и выпуская пса в тускло освещенный коридор подъезда.

Покинув квартиру, хоть и не особо теплую, сразу становится зябко. Зима в самом разгаре, и ждать от морозов каких-либо послаблений не имеет смысла: холодный ветер, желая доказать свою силу и власть всему дому, ловко пробирается в щели окон, форточки, унося с собой столь важное тепло.

Быстрыми шагами, добравшись до лифта, девушка с собакой остановились, ожидая появление онного. Он, нарочито медленно, словно старая, повидавшая жизнь гусеница, ползет к ним, явно готовясь вытряхнуть из своих недр какого-то жильца, который посмел потревожить его  праведное одиночество в темной шахте.

Железные створки открываются, являя взору ожидающих пожилую соседку и молодого юношу. Соседка эта, насколько знает девушка, милая женщина, но настолько приставучая, что ей не остается ничего, кроме как, поздоровавшись, и, выдавив из себя самую добрую улыбку на которую только способна сейчас, скользнуть в лифт, избегая долгих разговоров и жалоб на других соседей.

Лифт продолжает двигаться вверх, явно пытаясь, избавиться ещё и от юноши, соизволившего обосноваться так высоко. Оба молчат, почти не двигаются и чуть дышат, стараясь сделать вид, что кого-то еще здесь просто нет. И лишь Марк, явно не понимающий возникшей тишины, крутится у ног хозяйки, которая незаметно пытается рассмотреть своего попутчика, коли так можно назвать человека, волей случая оказавшегося с тобой в одном лифте.

Молодой человек лет двадцати высок и красив. С черными, почти смоляными волосами, он сам больше походил на человекоподобную копию античного Бога, чем на сотни снующих по улицам других мужчин. Черты лица резкие и притягательные, от чего яркие зеленые глаза под хищным разлетом бровей кажутся еще более выразительными. Проходит несколько секунд и он выходит на одиннадцатом этаже, успев прочно и надолго врезаться в память девушке.

Недолго думая обладательница глаз медового цвета нажимает на одну из кнопочек лифта, который тут же начинает опускаться вниз. Наверное, эта железная коробка, по недоразумению названная лифтом, вновь мечтает оказаться наедине с пустынной шахтой и двигается навстречу первому этажу лишь потому, что хочет поскорее избавиться от надоедливых людишек.

А вот и первый этаж: небольшой пустой холл, несколько зеленых цветков в кадках, да старушка-консьержка за письменным столом.

Быстрым шагом, пересекая помещение, Нина кивает консьержке. У самого выхода застегивает на шее Марка ошейник с поводком и выходит на улицу. В лицо ударяют белые колючие крупинки, закутывая и девушку, и собаку, и город в кокон из жгучих белых крупинок, танцующих безумный хоровод.

***

- Черт! Почему?! Почему у меня ничего не получается? Черт! Черт! - злой яростный поток фраз, прерывающийся почти животным рычанием, разносится громом по всей квартире, накаляя воздух и сея кругом гневные, невидимые человеческому глазу искры. И искры эти странные. Завлекающие. Непонятно почему и как, но стойко притягивающие взгляд хвостатой половины обитателей дома.