Изменить стиль страницы

- Нет. - Но мой голос звучит как у животного. Отец снова начинает плакать, и, хоть я и зла, я не могу его ненавидеть. Брейди сломал его. Он не может пройти через это снова.

- Мисс Барслоу, - повторяет обработчик, хватая что-то на поясе. Внезапно я понимаю, что у него, должно быть, есть электрошок.

И я понимаю, что все кончено. В этой жизни все кончено. Я встречаюсь глазами с матерью и выдавливаю из себя горькую улыбку.

- Я никогда не прощу тебя, - бормочу я. Потом, так как это последний момент, когда я могу испытывать подлинные чувства, я крепче сжимаю ножницы. И режу себя по запястью.

Я спускаюсь вниз по стене, боль приходит намного быстрее, чем я ожидала. Я закрываю глаза и чувствую, как чьи-то руки крепко хватают меня за предплечья. В кожу вонзается игла, и через несколько секунд по мне пробегает волна, разбивается у меня над головой и заставляет меня заснуть.

* * *

- Эй?

Я слышу голос, но я слишком устала, чтобы полностью открыть глаза. Я снова пытаюсь, не получается. Голос тихо смеется.

- Есть тут кто-нибудь?

Я чувствую прикосновение, меня кто-то щиплет за руку, потом чувствую прилив адреналина. Глаза широко открываются, и я резко вздыхаю. Руки у меня раскинуты по сторонам, как будто я привязана.

- А, вот и ты, - раздается голос. - Добро пожаловать в Программу.

Часть 2. Глава 1

Я медленно оглядываюсь по сторонам. Из-за того, что я только что проснулась, у меня туман перед глазами. Возле меня стоит темноволосый обработчик. Он улыбается.

- Я беспокоился, что дал вам слишком много торазина. Вы были в отключке несколько часов.

Он протягивает руку и смахивает волосы у меня с лица. Я подпрыгиваю, резко отвернув голову от отвращения.

- Не трогай меня, - шиплю я на него. - Даже не вздумай меня трогать.

Он смеется.

- Мисс Барслоу, я знаю, что вы расстроены. Знаю, что неважно себя чувствуете. - Он наклоняется ближе, шепчет мне в ухо. - Но это не может быть оправданием для плохих манер.

Я зажмуриваю глаза, мне кажется, что я должна испытывать страх, печаль. Но все, что я чувствую — злость. Они изменили Джеймса. Лейси. Теперь они изменят меня.

- Теперь, - говорит обработчик, - я скажу доктору, что вы очнулись.

Он снова касается моих волос.

- Скоро увидимся, Слоан.

У меня в животе все скручивается, когда я слышу, как он произносит мое имя. Пытаюсь отвернуться, но руки у меня связаны, пристегнуты к кровати кожаными лентами. Когда я шевелюсь, у меня болит запястье, и я вспоминаю, как порезала себя в комнате до того, как они забрали меня.

Я сильнее сжимаю челюсти, вслушиваюсь в шаги обработчика, шаркающие по полу. Когда я слышу, как закрывается дверь, я открываю глаза и осматриваюсь.

Все в палате белого цвета. Стены гладкие, ровные. Рядом с моей кроватью стоит стул. Все чисто и пахнет медицинским спиртом. Я жду, и у меня колотится сердце. Я не знаю, что со мной случится. Будет ли мне больно, когда они залезут ко мне в голову.

Я откидываюсь на подушку и на несколько секунд позволяю печали охватить меня. Родители предали меня. Я ненавижу их, хотя и знаю, что не должна. Они думали, что спасают меня, но вместо этого приговорили к наполовину прожитой жизни. Я теряю все.

По щеке у меня скользит слезинка, щекочет меня, и я ругаю себя, что не удержала ее. Я утыкаюсь головой в подушку, чтобы стереть ее, и всхлипываю, глядя в потолок. Тихо, так тихо, что я слышу только свое дыхание. Интересно, сможет ли тишина сама по себе свести меня с ума.

Дверь открывается с тихим щелчком. Я замираю. Не уверена, что я хочу смотреть.

- Добрый вечер, - раздается низкий голос. В нем есть едва заметный британский акцент. Голос спокойный. Почти соблазнительный. Я зажмуриваю глаза.

- Я — доктор Фрэнсис, - говорит он, и я слышу, как скрипит стул, когда он садится.

Я боюсь пошевелиться, но когда его теплые руки берут меня за запястье, вздрагиваю. Потом я понимаю, что он отстегивает меня от кровати. Я быстро смотрю в сторону, на его пальцы, которые возятся с пряжкой.

- Мне жаль, что пришлось сделать это, - говорит он. - Это мера предосторожности, которую мы вынуждены принимать по отношению ко всем новым пациентам.

- Я не хочу быть пациентом, - отвечаю я.

Доктор Фрэнсис замолкает, его зеленые глаза внимательно осматривают мое лицо. Его темно-русые волосы коротко пострижены, и он чисто выбрит.

- Слоан, - мягко говорит он, - я знаю, что ты напугана, но мы здесь только ради того, чтобы помочь тебе. Ты этого не понимаешь, но ты больна. Ты даже пыталась покончить с собой.

- Да нет же. Я просто не хотела, чтобы они меня забирали. - Я не упоминаю о том, как пыталась утонуть в реке.

- Мы не причиним тебе вреда, - он встает и обходит кровать, остановившись у другой руки, чтобы отстегнуть ее. - Мы просто излечим болезнь, Слоан. Вот и все.

- Я видела возвращенцев, - говорю я, сузив глаза. - Я точно знаю, что вы забираете.

Когда мои руки становятся свободны, я сажусь и потираю запястья, удивляясь, насколько менее уязвимой я себя чувствую. Но на мне больничная одежда, и я дрожу при мысли о том, что темноволосый обработчик, может быть, раздел меня.

Доктор Фрэнсис обеспокоенно хмурится.

- Каждый, кто приходит в Программу, очень нездоров.

- Не в этом дело, - говорю я, - у нас должен быть выбор.

- Но как принять верное решение, когда ум затуманен болезнью? Это инфекция, Слоан. Социально заразная болезнь. А мы — единственное лекарство.

Он замолкает, как будто только что поняв, как холодно звучат его слова.

- Прости, - говорит он. - Тебе нужно сначала устроиться на новом месте. Я пришлю медсестру, чтобы она обследовала тебя.

Перед тем, как выйти из палаты, он кивает мне.

Меня все еще трясет от укола, который сделал мне обработчик, но я не могу не думать о том, прав ли доктор. Может, я больна и не осознаю этого. Я лежу на спине, смотрю на перебинтованное запястье и вспоминаю, как безнадежно себя чувствовала.

Но я помню также и взгляд на лице обработчика, когда он пришел, чтобы забрать меня — взгляд хищника. Он ждал этого момента, ждал, когда привезет меня сюда.

Нет. Программа — это не лекарство. Это мой конец.

* * *

 - А это комната отдыха, - говорит медсестра, показывая вперед. Она ведет себя как бабушка, на ней даже одет вязаный свитер поверх ее униформы. Но я думаю, что это сделано умышленно, что она здесь, чтобы каким-то образом обмануть меня. У меня еще кружится голова. Я крепко обхватываю себя руками и плетусь вслед за ней в большую комнату.

На мне одета лимонно-желтая больничная одежда и подходящий по цвету халат. На ногах у меня солнечно-желтые тапочки. Я бы предпочла что-то более депрессивное, может быть, черное, но подозреваю, что поэтому-то они и выбрали желтый.

Комната отдыха совсем не выглядит так, что там можно отдохнуть. В отличие от Велнес-центра, здесь нет красок. Она чисто-белая, цвета неяркие, как в черно-белом кино с пятнами желтого цвета. В комнате около двадцати человек. В Программу попадают пациенты возрастом от тринадцати до семнадцати лет, но большинство, кажется, приближается к последней цифре. Нет ни стола для пинг-понга, ни шахмат. Зато у одной из стен стоит телевизор, а перед ним - диван. Возле окон, которые, я уверена, запечатаны, стоят несколько столов и стульев. Оттуда открывается вид на лужайку. Есть пара компьютеров с табличками: НЕТ ДОСТУПА В ИНТЕРНЕТ. Единственное в этой комнате, что хоть немного привлекает игра в карты, которая идет за одним из столиков.

Там сидят трое парней, один из них жует соленую палочку, как будто это сигара. То, как они общаются, как друзья,  внезапно наполняет меня желанием быть вместе с Джеймсом и Брейди. Мы часто раньше играли в карты.