— А «Магнум»?

— Nein, он останется у меня.

— А что, herr Руст платит вам недостаточно, чтобы купить собственный?

Herr Руст проскулил:

— Скажите американцу, пусть убирается.

Я протянул руку к «Магнуму», но Знаток Оружия отдернул его в сторону. Что-то обрушилось на мою голову сзади, ноги стали ватными, и в следующий момент я осознал, что втянут в драку. Второй парень снова замахнулся обтянутой кожей дубинкой, я уклонился, и дубинка просвистела мимо моего уха, ударив в пустоту. Я ухватился за протянутую руку и упал на колени. Меня тошнило. Знаток Оружия пробормотал по-немецки что-то такое, чему меня не учили в школе, когда второй парень налетел на него поверх моего плеча. Они оба упали, и я упал прямо на них.

— Hier! — закричал Herr Руст. — Sofort hier![6]

Мгновение абсолютной тишины, и, словно удар грома, — Знаток Оружия щелкнул предохранителем «Магнума». Со стороны причала донесся гулкий звук шагов. В ладони Знатока «Магнум» выглядел, как «Большая Берта». Я первым опомнился и попытался выбить пистолет ногой. Он со стуком отлетел в сторону, и я пополз к нему на четвереньках. Знаток Оружия тоже бросился за ним, словно большой проголодавшийся водяной жук за чем-нибудь съестным. Я опередил и, взмахнув «Магнумом», приставил дуло к лицу Знатока. Я поднялся и приказал:

— Встать.

Я согнал их всех вместе: Знатока Оружия, ошеломленного парня, который размахивал дубинкой, еще одного, подбежавшего с моторной лодки, и Руста. Моя голова пульсировала от боли.

— Вот черт, — сказал я по-английски. — Я только хотел получить обратно свой пистолет и вовсе не собирался кого-либо трогать.

Однако теперь я был намерен кое-кого тронуть. Если Вильгельм Руст столь горячо не желал меня видеть, значит мое предчувствие меня не обмануло, и стоило проторчать три дня в Бонне и заработать порядочную шишку на голове, чтобы все-таки поинтересоваться, какой информацией он располагал об американце по имени Фред Сиверинг, на поиски которого я и приехал в Германию.

В наплечной кобуре Знатока Оружия был маузер. Я извлек его и еще большой «Люгер», засунутый за пояс второго парня, и бросил оба пистолета в реку. Парня с лодки я избавил от здоровенной дубины, которая полетела вслед за пушками.

— Пошли к лодке, — сказал я. Я все еще говорил по-английски.

— Что вы от меня хотите? — тоже по-английски спросил Herr Руст.

Это меня удивило. На Нюрнбергском процессе Вильгельм Руст получил десять лет отсидки. Я видел его фотографии: некогда гордо поднятые плечи опущены, подбородок подпирают неожиданно тонкие руки, голова опутана проводами от наушников для перевода. Прошло десять лет, и теперь Вильгельм Руст, который, по свидетельству репортеров, ни разу за время процесса над военными преступниками не снял этих наушников, говорил со мной по-английски.

Мы прошествовали сквозь туман по грязным доскам причала. Туман, как это бывает, казалось, расступался перед нами, и за нами, и по сторонам, образуя вокруг нас большой прозрачный колокол. Лодка тихо покачивалась на темной воде, длинная и блестящая, с кабиной-навесом и, похоже, пятидесятисильным мотором. В передней части кабины был штурвал с местом для шкипера, далее располагались три ряда кожаных сидений и небольшое открытое пространство за ними. Вдоль заднего бортика кабины полукругом шла обитая кожей скамья. Я сказал шкиперу, чтобы он прошел вперед, запустил двигатель и после этого обеими руками держался за штурвал. Обоих телохранителей я усадил на средний ряд кожаных сидений, приказав им положить руки на спинки кресел переднего ряда. Затем мы с Вильгельмом Рустом спустились в лодку и сели на скамью в задней части кабины.

— Порядок, — сказал я шкиперу.

Он произнес по-немецки лишь одно слово:

— Куда?

— Туда, куда вы направлялись, — ответил я. — В Бад-Годесберг, не так ли?

Лодка покачнулась в такт с заработавшим двигателем. Ходовые огни пронзили туман и утонули в нем. Мы медленно тронулись.

— Бад-Годесберг? — переспросил Herr Руст. — Я не понимаю.

Я удобно откинулся на спинку скамьи, держа «Магнум» стволом вперед, и пояснил Русту.

— Очень просто. Вы хотели попасть в Бад-Годесберг, туда вы и направляетесь. Я давно хотел поговорить с вами и сейчас собираюсь это сделать.

В ответ он только хмыкнул, так что я не стал рассказывать ему о пистолете. А история была забавная. Я не смог получить на него таможенное разрешение без помощи моего друга из ЦРУ. Мне нравится мой «Магнум» 35-го калибра. Он достаточно небольшой, чтобы его можно было носить в кобуре на плече, а шуму от него побольше, чем от пушки 45-го калибра. В конце концов, я прошел с ним таможню и даже получил разрешение на его ношение.

В том, что касается «Магнума», я был неуступчив и ни за что бы с ним не расстался. Именно поэтому я все-таки добился встречи с Вильгельмом Рустом. Именно поэтому, а еще потому, что я в довольно жесткой форме отобрал его у телохранителей Руста, кое-кто должен был умереть. Но я, разумеется, об этом еще не знал.

Снаружи прозрачного колокола видимого пространства туман вскипал и клубился, временами невесомо касаясь лодки своими щупальцами. Я всмотрелся в туман и ничего не увидел. Я посмотрел на «Магнум» в своей руке и увидел лишь «Магнум».

И я произнес только два слова:

— Фред Сиверинг.

Один из телохранителей вытянул шею, чтобы посмотреть на нас, но я сделал знак «Магнумом», и тот покорно отвернулся.

Herr Руст ухмыльнулся и спросил:

— Интересно, что вы будете делать, когда вас вышлют?

Я окинул его взглядом. Он был худой, значительно худее, чем тогда, во время процесса, но это можно было понять. Он казался таким старым, что годился в отцы тому Вильгельму Русту, который был осужден в Нюрнберге десять лет назад — в последние месяцы процесса уже отсортированный в число «средней рыбешки», которой не хватило изобретательности, чтобы заниматься впрыскиванием азотных пузырьков в кровь подопытных людей, или воображения, чтобы кроить из выделанной человеческой кожи абажуры. С подбородка мешками свисала старческая плоть, делая его длинную шею странным образом раздутой. Высокие скулы обтягивала глянцевитая кожа. Брови нависали над глазницами, образуя под собой провал, и приходилось выискивать глаза, утонувшие глубоко в черепе в двух темных колодцах.

— Ну и дела, — удивился я. — И за что же меня вышлют?

— Herr Драм, вы представились моему секретарю как частный сыщик. Скажите, вы серьезно считаете, что мои церберы тоже работают на частную фирму?

— Что-то в этом роде, — признался я.

Руст медленно проговорил:

— Я бедный человек, и не мог бы позволить себе оплачивать их услуги. Они — из службы безопасности Федеративной Республики Германии.

От причала в Бонне до причалов в Бад-Годесберге было около двух миль. Мы прошли полмили, держась западного берега Рейна, на котором расположены Бонн и Бад-Годесберг. Мы вряд ли были далее, чем в пятидесяти ярдах от берега, но в таком тумане это могли быть и пятьдесят миль. «Честер Драм, — подумал я, — пинкертон несчастный из Вашингтона, округ Колумбия, ты чересчур насмотрелся приключенческих фильмов».

Очень медленно я вложил «Магнум» в кобуру.

— Думаю, что должен вашим ребятам пару пушек, — сказал я по-английски.

Возможно, они понимали английский язык. Может быть, просто показывали зубы. В первый раз заговорив по-английски, Знаток Оружия произнес:

— Вы арестованы.

Это был отличный английский. Я кивнул. Я ничего не мог против этого возразить.

— А захочет ли правительство Западной Германии узнать о Фреде Сиверинге? — спросил я Вильгельма Руста.

— Сиверинг не такая важная персона, — ответил Руст.

До того, как я успел ответить, что Фред Сиверинг будет одним из кандидатов в вице-президенты США на предстоящих выборах, в борт нашей лодки что-то с силой ударилось.

Глава 2

Они были с речного буксира, одного из тех, что ходят по Рейну. Снимите с реки пелену тумана или покров ночного мрака, и такие буксиры — обычное для Рейна зрелище. Взбивая пену плицами своих бортовых колес, на натянутых от тяжести тросах они тащат по реке длинные угольные или промышленные баржи. А этот поджидал нас. Кто бы ни послал его, он так же, как и я, знал, что Вильгельм Руст из Бонна пойдет по реке в Бад-Годесберг. А тот, кто стоял за его штурвалом, знал реку, и ему было точно известно, какой маршрут сквозь туман выберет наш шкипер.