Каллаган молчал.

— Ну, мистер Каллаган?

Каллаган открыл портсигар и достал сигарету. Закурил и задумчиво уставился в потолок.

— А что я должен ответить, мадам? — спросил он. — Допустим, я скажу, что вы правы, что мы только тянем время, получая ваши сто фунтов в неделю. Что это вам даст? Вы знаете, что я думаю? Я думаю, что чертовски плохо, когда женщины вроде вас лезут в наши дела.

— Я мог бы добавить кое-что, — продолжал Каллаган холодным, неприятным тоном. — Я мог бы сказать, что это выглядит так, будто вы — единственная специалистка по делам частного сыска и игорного мира Лондона. Если вы так много знаете об этом деле, почему вы не сбережете свою сотню и не поручите его кому-нибудь другому, например «Селби, Рокс и Уайт»? Почему? А я вам скажу. Во-первых, это нелегкая работа. В Лондоне достаточно умных людей, которые могли вытянуть восемьдесят тысяч «из кружки», а если вы считаете этих людей идиотами, то вы ошибаетесь. Есть еще одна вещь, и очень важная. — Каллаган замолчал, подбирая слова. — Вы думаете, мадам, что эти жестокие люди вытягивают из вашего пасынка его деньги. Хорошо. Допустим, он, как вы сказали, слабый, глупый и нерешительный. Но позвольте спросить вас вот о чем: откуда вы знаете, что он сам не жестокий и не негодяй?

Он ждал ответа, но она молчала. Она стояла в футе от него, опираясь рукой на каминную полку. Каллаган подумал, что она с определенным любопытством разглядывает его, как будто он был для нее диковинным животным. Ее глаза — теперь он видел, что они не черные, а голубые — твердо смотрели на него.

— Я ведь не дурак, — продолжал Каллаган. — Когда солидная юридическая фирма, представляющая достойную семью, приходит ко мне с подобными делами, я всегда спрашиваю себя: почему они не обращаются в Скотланд-Ярд? И заранее знаю ответ. Потому что они не вполне уверены, как в действительности обстоят дела. Точно так же и вы не вполне уверены, что ваш дорогой пасынок, мистер Уилфрид Юстейс Ривертон, чист в этом деле. И еще одно. Что значат ваши сто фунтов в неделю по сравнению с восемьюдесятью тысячами?!

— Я думаю, что сто фунтов в неделю — это крупная сумма, мистер Каллаган, — возразила она. — Даже слишком большая сумма для дерзкого детектива.

Каллаган усмехнулся.

— Успокойтесь, мадам. — Голос его звучал как обычно. — Мы не получаем ничего за то, что нас выводят из себя. И знаете, мне больше по душе женщины с хорошим характером.

— Меня не интересует, каких женщин вы любите, — холодно отчеканила она. — Мы поняли друг друга.

Она подошла к дивану и села. Каллаган наблюдал за каждым ее движением. Поступь императрицы, подумал он. Ему доставляло удовольствие смотреть на нее.

— Вы уже знаете, что мой муж серьезно болен, и, пока он беспокоится за Уилфрида, на улучшение надежды нет, — продолжала она. — Я не знаю, говорил ли вам мистер Селби, что всего через год, в день своего двадцатишестилетия, мой пасынок унаследует двести тысяч фунтов. До этого времени отец является его опекуном и может более или менее контролировать его деньги. Может также, если сочтет нужным, назначить еще одного опекуна. Он хочет удалиться от дел и передать их мне, так как полагает, что недолго проживет, и считает необходимым решительно изменить образ жизни сына. Уилфриду не будет позволено получить эти деньги. Вы понимаете, мистер Каллаган?

Каллаган кивнул.

— Роль опекуна мне совсем не импонирует: мачехи и отчимы весьма непопулярны в этом качестве. Кроме того, я не очень уважаю своего пасынка и не хотела бы иметь никакого отношения к его делам. Я бы предпочла, чтобы ваша фирма как можно скорее пришла к определенным выводам, пока у моего мужа еще есть силы, чтобы самостоятельно принимать решения. Юристы будут предупреждены и в обычном порядке проинформируют вас. Но последние два дня показали, что ваша работа не дает никаких результатов. Надеюсь, я имею право знать ваши планы? Вы понимаете меня, мистер Каллаган?

Каллаган рассеянно кивнул. Его взгляд блуждал по комнате. Он увидел в кресле черную сумочку с блестящими инициалами «Т. Р.», черные перчатки, роскошный плащ из оцелота. Прекрасная одежда, — подумал он и стал гадать, какое имя скрывается под буквой «Т».

— Я понимаю, миссис Ривертон, — наконец ответил он. — По крайней мере, я понял то, что вы сказали. Простите, что вы не могли застать меня в конторе, но, видите ли, у меня много… — Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Фактически я был «на деле». Но, возможно, вы не знаете, что это означает.

Он швырнул сигарету в камин, встал и подошел к креслу, где лежала его шляпа.

— Все это вполне ясно, миссис Ривертон. — Он озорно улыбнулся. — Возможно, вас это позабавит, но я не могу сказать, чтобы вы мне очень понравились. Я буду выполнять указания полковника Ривертона и его юристов.

Ее глаза вспыхнули. Каллаган усмехнулся, заметив, что губы у нее дрожат. Чувствовалось, что она очень раздражена.

— Понимаю, мистер Каллаган. Я, в свою очередь, могу вам обещать, что завтра вы получите от моего мужа или от его юристов уведомление о том, что ваше участие в расследовании этого дела прекращено.

Каллаган пожал плечами.

— Не думаю этого, мадам. Я даже считаю, что вы не правы, но не стану удовлетворять ваше любопытство объяснением, почему именно. Я скажу юристам все тогда, и только тогда, когда они потребуют у меня отчета, но и тогда вы ничего не узнаете. «Селби, Рокс и Уайт» знает, что в Лондоне — я лучший частный детектив. Вам вряд ли это известно, потому что, как я уже говорил, вы в делах такого рода ничего не смыслите.

Он взял шляпу и направился к выходу, но в дверях остановился.

— Вы читали историю французской революции, мадам? Там фигурирует одна женщина, которая, по-моему, очень похожа на вас. У нее было все, и она могла получить дьявольскую власть. Но когда ей сказали, что люди голодают и у них нет хлеба, она спросила: «Почему же они не едят пирожные?» Она была тем, что американцы называют «чокнутая». Спокойной ночи, мадам.

С этими словами Каллаган вышел.

Он немного постоял у отеля «Шартрез», взглянул на часы. Было без четверти двенадцать. Потом медленно пошел через Найтсбридж к Пикадилли. Закурил сигарету и стал размышлять. Прежде всего он подумал о миссис Ривертон и решил, что с ней трудно иметь дело. Его удивляло, как полковник Ривертон мог жениться на женщине, которая была почти на тридцать лет моложе его. Но почему-то вскоре перестал думать о разнице возрастов и переключился на физические достоинства миссис Ривертон.

Определенно в ней что-то есть, думал Каллаган. Она стоит и двигается так, как это умеет делать только настоящая женщина. Посадка головы почти императорская. Неосознанная чувственность сквозит во всем. Даже блеск глаз, когда она рассердилась, интриговал Каллагана.

И она умела носить одежду. Он вспомнил ее шикарную сумочку с инициалами из бриллиантов, плащ из оцелота… В этом плаще было какое-то несоответствие. Каллаган подумал, что женщина, одевающаяся так, как миссис Ривертон, не должна носить оцелотовый плащ. Наверное, она сама вела машину. Он усмехнулся, представив себе, как она едет в Лондон с единственной целью сказать ему все, что она о нем думает…

Холодна как лед. Каллаган не мог не признать, что в этом она права. Она принадлежала к типу женщин, которые влекут к себе уже тем, что делают вид, будто ничего не знают о своей привлекательности. Типичная секс-бомба. И она никому не подражает — все свое. А почему бы и нет? Лучшие женщины всегда таковы. И ей не откажешь в рассудительности, когда речь идет о деньгах Ривертона.

Каллаган снова задумался о деле и о Джейке Рафано. Его удивляло, что Джейк снизошел до разговора с ним в «Парлар-клубе». Он отлично понимал, что если Джейк проанализирует их беседу, то нащупает уязвимое место Каллагана. Ему станет ясно: у Каллагана нет ничего, кроме подозрений. Ни единого голого факта — только подозрения, что это Джейк «освободил» Щенка от восьмидесяти тысяч, сводит его с женщинами и спаивает. Но может быть, ему удалось запугать Джейка? Тогда все пойдет по-другому. Если Джейк испугался, Каллаган доведет свою линию до конца.