Фон Гота: И еще в Афинах вы познакомились с Хайнцем Хорстманом?

Янос Д.: Я опекал его и помог добыть некоторые весьма важные материалы. Все — с согласия нашей организации.

Фон Гота: Хорстман был арестован. Почему?

Янос Д.: Его предали. Причем его же немецкие друзья. Он был им слишком неудобен. Не только потому, что собирал материалы, опасные в политическом плане, но еще и совал нос в личную жизнь своего прямого начальника и работодателя.

Фон Гота: Могу ли я толковать ваши слова так, что человеком, донесшим о его деятельности в афинскую полицию и тем самым вызвавшим его арест, был доктор Шмельц?

Янос Д.: Я не могу утверждать этого на сто процентов, но и не исключаю. Знаю точно, что Хорстмана арестовали, когда он пытался проникнуть на виллу актрисы Марии К., где, как обычно, пребывал доктор Шмельц. Там же находился и его шофер Хесслер.

Фон Гота: Греческая полиция подвергала Хорстмана интенсивным допросам?

Янос Д.: Вы имеете в виду, пытали ли его? Да, всю ночь. Поэтому он так выглядел наутро — едва мог говорить. Так вышло, что к самолету его доставил я. И вот тогда он сказал: «Я у этой сволочи в долгу не останусь!»

* * *

Из отчета инспектора Фельдера о беседе с фрау Хельгой Хорстман, проведенной в присутствии ассистентки Ханнелоры Дрейер:

«Место: квартира супругов Хорстман на Максимилианштрассе.

Время: воскресенье, 19.30–20.00.

Мы были приглашены в квартиру. Коллега Дрейер представила меня фрау Хорстман. Та настаивала, что желает говорить со мной наедине. По совету коллеги Дрейер я согласился, но она находилась в прихожей и оставила двери в гостиную приоткрытыми».

— Наконец–то в криминальной полиции нашелся порядочный мужчина! — приветствовала Фельдера Хельга Хорстман. Как обычно, на ней был лишь легкий халатик. На диван не села, а почти легла.

— Слава Богу, это не старая перечница вроде Циммермана или напомаженный пижон вроде фон Готы. Мужчину с первого взгляда видно!

Фельдера такое начало не смутило. Ко всему, что можно было ожидать от хозяйки, его по дороге подготовила Ханнелора Дрейер. И она не преувеличивала.

— Могу я вас просить ответить на пару вопросов? — вежливо спросил он.

— Вначале я у вас кое–что спрошу, — перебила Хельга. — Вы по работе часто вплотную имеете дело с женщинами, вот как со мной, например. Дрожи в коленках никогда не бывает?

— Нет, — честно ответил Фельдер. — В нашей работе обычно видишь столько грязи, крови и мерзости, что на близость женщины, даже хорошенькой, просто нет сил реагировать. И настроения тоже!

Продолжение отчета инспектора Фельдера: «Фрау Хорстман еще несколько раз пыталась перевести разговор на меня. Поэтому я попросил ее подтвердить, что во время убийства Хайнца Хорстмана она находилась в отеле «У трех медведей» на Гетештрассе. Она невозмутимо подтвердила это в полном соответствии с тем, что мы уже знали».

— Но Господи, герр Фельдер, — весело заметила Хельга Хорстман, — что вы строите из себя святого? Что плохого, если двое, которые нравятся друг другу, окажутся вместе в постели? По вам не скажешь!

— Ну тут все дело в том, где, как и когда, — задумчиво произнес Фельдер.

Хельга с улыбкой склонилась к нему, так, что Фельдер не мог не оценить все содержимое ее глубокого декольте.

— Милый инспектор, вы же не думаете, что нормальный человек занимается любовью, только когда испытывает возвышенные чувства или когда его совесть чиста? Я — человек нормальный, поэтому проделываю это охотно и удовольствием всегда и всюду. И представьте себе, бедолага Хайнц так и не сумел оценить мои способности. Особенно в последнее время. Это вам о чем–нибудь говорит?

Продолжение отчета инспектора Фельдера: «Мои попытки узнать о судьбе оставшихся после Хорстмана бумаг не дали никаких результатов. Фрау Хорстман сказала лишь, что будь у нее эти бумаги, она сумела бы ими воспользоваться с толком для себя».

— Что вы все ходите вокруг да около? — спросила Хельга Хорстман, поджав ноги и кокетливо потянувшись. — Я женщина добрая и понимающая, не хотите этим воспользоваться?

— Я на службе, — вяло оборонялся Фельдер.

— Это ничего не меняет, — не отставала Хельга. — Не хотите попробовать вести себя как герой крутого детектива? Вы постараетесь удовлетворить меня, а я вам за это предоставлю кое–какую информацию. Возможно, и какие–нибудь бумаги найдутся. Что вы на это скажете?

— Большое спасибо за беседу, — Фельдер торопливо поднялся и вылетел, минуя ассистентку Дрейер, за дверь.

* * *

— Ах, как тебе это идет! — восторженно воскликнул доктор Шлоссер, когда зашел за Маргот Циммерман, чтобы отвести ее поужинать и потом — на Бал наций.

Он считал, что Маргот всегда одевается с изысканным вкусом и что ее фигура, несмотря на склонность к полноте, по–прежнему хороша.

А Маргот Шлоссер казался рыцарем, настоящим джентльменом, который ненавязчив, который в ее обществе никогда не позволяет себе быть грубым или циничным и не скупится на знаки внимания. Чаще всего — на цветы, причем в любое время года и по любому поводу.

— Нас уже ждут. — Он предложил ей руку.

Мать Шлоссера, ожидавшая в машине у дома, при виде Маргот обрадовалась, но и забеспокоилась.

— Ну наконец–то, девочка моя! Что–то ты бледная…

— Да это все неоновые лампы, — попытался вмешаться Шлоссер.

— Или жизнь с Мартином, — съязвила фрау коммерц–советница Шлоссер. — Не хочу ничего плохого сказать о Мартине, хотя он навсегда остался грубым мальчишкой… Не то что Тони…

— Ну прошу тебя, мама, — осторожно перебил ее сын. — Ты обещала, что весь вечер будем только отдыхать.

— А я уже отдыхаю, сынок. — Она энергично притянула Маргот к себе. — И Маргот не обижается, она мой характер знает. Ведь я права, моя милая?

* * *

На этот, раз Бал наций совпал с первенством Европы по бальным танцам среди любителей. Участвовали восемнадцать пар, в основном с Запада.

Бал наций был крупнейшим событием светской жизни. Высокий взнос и вход только для приглашенных делали его типичным смотром мюнхенского высшего света. Здесь собирались хозяева пивоварен, отелей, торговцы недвижимостью, владельцы торговых центров, хозяева доходных домов и строительные подрядчики — все, кто в этом городе наживал миллионы и желал блеснуть в свете.

На балу наряду с земельным министром экономики и мюнхенским бургомистром присутствовали и члены земельного ландтага, торговой палаты, магистрата, союза предпринимателей, а также владельцы и издатели ведущих мюнхенских газет. В этом году среди них не было таких магнатов прессы, как Фридман из «Вечера» и Пробст из «Южнонемецких новостей», которые недавно отошли в мир иной. Не было и влиятельного Феликса Буттердака из «Меркурия» — в зимнюю непогоду он предпочитал солнечное побережье Испании. Зато свое участие подтвердили Бургхаузен и Вардайнер из «Мюнхенских вечерних вестей», а также Шмельц и Тириш из «Мюнхенского утреннего курьера». Правда, все четверо опаздывали. Ведущий чемпионата танцев объявил:

— Начинаем вступительный танец.

* * *

Инспектор Михельсдорф в 20.30 явился к шефу, комиссару Кребсу. Коротко доложив о проделанной работе, он заявил, что доказательств достаточно, чтобы заставить Фоглер говорить.

Пролистав бумаги, Кребс сказал:

— В отличие от вас, я думаю, что этого недостаточно.

— Для прокурора — да, допускаю, — не сдавался Михельсдорф. — Но если надавить как следует, ей все–таки придется заговорить.

Кребс поглядел на своего лучшего сотрудника с неудовольствием.

— Вы говорите — надавить?

— Это единственная возможность, — настаивал Михельсдорф. — Вы сами говорили: преступник всегда пытается повторить неудавшееся нападение, пусть даже на другую жертву.

— Тут я с вами полностью согласен.

— Значит, я могу действовать?

— Пожалуй, лучше сделать так, чтобы наши люди следили за Фоглер и при необходимости обеспечили ей охрану, — заметил Кребс.

— А лучше всего сделать и то и другое, — предложил Михельсдорф. — Будем следить за ней — и допрашивать тоже.