Изменить стиль страницы

– В Майори, – ответил он.

– Можно, я пойду вместе с вами?

– Ради бога, – сказал он. – Идёмте вместе.

У него была замедленная речь, и я подумала, что он, видимо, слегка пьян. Но меня это не испугало. Почему-то этого парня я совершенно не боялась. Я сразу успокоилась. И дальше мы пошли вместе.

– А что вы тут делаете ночью? – спросил он.

– Нечаянно уснула на берегу…

– Это вы опрометчиво, – сказал он. – Тут, знаете, у нас местная мафия… и всякие разборки по ночам… Так что приличным девушкам лучше на берегу не ночевать. Странно, что вас никто не предупредил. О таких вещах надо знать.

– Да, я влипла.

– А где вы собираетесь ночевать?

– Понятия не имею. А в Майори есть гостиница?

– Есть, конечно. Я провожу вас.

– Спасибо. Скажите, – спросила я, – а зачем вам разбитый стакан?

– Я обещал его вернуть.

– Разбитый стакан?

– Раньше он не был разбитым. А потом да, разбился…

– Ну, так выкиньте его.

– Как это? Ведь я обещал его вернуть.

– Но кому нужен разбитый стакан?

– Конечно, никому. Но мне важно выполнить обещание. Обещал вернуть – значит, верну. А потом уж пусть делают с ним, что хотят! Могут и выкинуть. Главное, чтобы обо мне не говорили, что Володька не держит своего слова.

Мне показалось, что я попала внутрь пьесы абсурда. Но при этом прослеживался удивительный смысл в том, что этот человек пошёл среди ночи относить в соседний посёлок разбитый стакан! А иначе, чтобы со мной стало?! Ну, не было у Господа под рукой в ту минуту никого, кроме этого странного, слегка хмельного Володьки! Может, если бы был трезвый, то и не пошёл бы…

– Я – Владимир. А вас как зовут?

– Мария.

– Мою бабушку тоже зовут Мария, – сказал он. – Хорошее имя. Но сейчас девчонок так не называют.

– Ну, почему же? Я только что была в Закарпатье, так там каждая вторая женщина и каждая вторая девочка – Мария.

– Ну, это в деревнях. А в городах всё-таки редко.

Так мы шли и болтали о всякой всячине. Оказалось, мы – ровесники. Володя был из Киева, учился там на официанта и приехал сюда на практику: работал в маленьком ресторанчике-вигваме в Дубултах, на самом берегу.

Наконец, мы пришли в Майори.

– Здесь есть неподалёку гостиница, идём, – сказал мой спутник.

Маленькая двухэтажная гостиница. «Свободных мест нет» – табличка у входа и на стойке дежурной. Дежурная клевала носом.

– А где человеку переночевать? – спросил её Володя.

– Не знаю, – ответила дежурная, выныривая из зыбкого сна и устало глядя на нас.

– Что значит не знаете? – спросил он.

– Мест нет.

– Но человеку нужно ведь переночевать! Гостиницы для чего? Для того, чтобы человек не спал на улице, или на пляже.

– Молодой человек, я же вам ясно, по-русски объяснила: свободных мест нет.

– А вы поищите. Я уверен, что стоят свободные номера – на всякий случай, а вдруг приедут какие-нибудь знаменитости? Но пока они приедут, девушка переночует. Уже три часа ночи. В восемь часов утра она покинет ваш хотель. Ты покинешь их хотель в восемь утра?

– Покину.

– Вот видите! Всего на пять часов дать приют одинокой путнице! Если у вас есть сердце и сострадание.

– Но у нас нет свободных мест! – дежурная окончательно проснулась и начала накаляться.

– Володя, пойдём отсюда! Ну, нет – так нет.

– Я не вижу причины, по которой мы должны отсюда уйти!

При этом он продолжал сжимать в руке разбитый стакан.

– Я сейчас вызову милицию! – сказала ледяным голосом дежурная. – Если вы немедленно не покинете гостиницу.

– Тогда мы сядем на лавочке у вашей гостиницы и до утра будем петь песни. Чтобы согреться, – сказал Володя.

Мы вышли. И он решил осуществить свою угрозу. Он уселся на скамью у самого входа и громко запел:

– А нам всё равно!… А нам всё равно!… Не боимся мы волка и сову! Маш, подпевай, а то одному скучно!

Я вспомнила, как меня тащил когда-то Никулин в цирковой манеж – петь вместе с ним эту же самую песню… И мне опять казалось, что совершенно не пора, не время. А мой спутник продолжал горланить… Окна в гостинице стали зажигаться и, одно за другим, распахиваться:

– Это кто тут безобразничает среди ночи? Хулиганьё! Куда смотрит милиция? Приехали отдохнуть, называется!

– Володя, пойдём отсюда!

– Вы спите там в тепле – ну и спите себе на здоровье! А мы согреваемся песней среди холода ночи…

– Володя, пойдём, отнесём стакан, – просила я его.

И тут он вспомнил про стакан.

– Ах, да! Надо спешить, а то они скоро уйдут!

И мы отправились дальше по тёмным спящим улочкам. И пришли к ресторану. Он был закрыт, но внутри горел свет. Володя постучал, нам открыли, он прошёл куда-то в глубь и вернулся уже без стакана.

– Отдал?

– Отдал.

– А то, что он разбит?

– А какая разница? Что, у них стаканов нет, что ли? Давай посидим тут, пока они ещё здесь. Вон за тем столом.

Мы сели за стол, заваленный всякой едой: фруктами, пирожными…

– Угощайся! – сказал он.

– Как это? Бесплатно?

Он засмеялся:

– Бесплатно! Тут коммунизм. Это – остатки сладки: то, что клиенты не осилили сожрать.

Играла тихая музыка… Официанты убирали со столов. Кто-то ужинал. Кто-то считал деньги. Было тепло и уютно. И смешно: оказаться в ресторане в три часа ночи. Сидеть и задарма лопать фрукты из огромной вазы.

Подошла девушка-официантка:

– Ребята, хотите чаю?

– Сделай, Света. Только погорячей. Что-то холодная ночь сегодня.

И вот уже перед нами дымятся два обжигающих стакана…

– Ты часто ходишь в рестораны? – спросил он.

– Вообще не хожу.

– Вот как? – удивился он. – А я люблю рестораны.

– В качестве кого?

– И того, и другого. Когда я гость, то стоит щёлкнуть пальцем – и всё появляется перед тобой, как в сказке. А когда я сам с подносом в руках, – я радушный хозяин. Люблю угощать. Люблю, когда людям хорошо. Но и о себе не забываю. Знаешь, сколько я зарабатываю за один день?

– Сколько?

– Сто рублей.

– Правда?

– Конечно, правда. И это смешно. У меня месячная зарплата сто рублей. А я – каждый день столько состригаю.

– Как тебе удаётся?

– Очень просто. Просто я с каждого клиента беру рубль за хлеб. А клиентов у меня приблизительно сто человек в день.

– Так много?

– Да. Тут только успевай крутиться.

– А как же ты ухитряешься слупить с каждого по рублю за хлеб?

– Всё просто. Когда человек идёт в ресторан и заказывает дорогое вино, закуску всякую, он что, будет мелочиться, подсчитывая, сколько он кусков хлеба съел? Ну, да, реально копеек на пять. А то и меньше.

– Но это ведь… как бы воровство?

– Не смеши. Никакого воровства. Я просто забочусь о клиенте, выписываю ему хлеба с запасом, чтобы он ел от пуза и не остался голодным. Вот и всё! А то, что он не доел чего-то – ну, это уж его проблемы. А я – ни какой-нибудь жулик, или вор-карманник, я – хороший, заботливый, предусмотрительный и предупредительный. Все клиенты меня благодарят. Ещё ни один не ушёл недовольный.

– А зачем тебе так много денег?

– Просто приятно. В чулок не складываю – зачем? Хата у меня в Киеве есть, с матерью живу, я у неё один. Машину не хочу – всё равно в этот же день разобью. Просто приятно: не считать копейки, не дрожать над ними. Люблю сорить деньгами, тратить на всякую чепуху.

– На какую, например?

– А чёрт его знает! Я и не замечаю, как они испаряются, эти деньги. Но мне нравится не думать о них. Приятно чувствовать себя свободным человеком. Вот моя мать всю жизнь считала копейки. Они школьная учительница, и дед с бабушкой тоже. Династия, так сказать. Я, кстати, тоже хотел быть учителем. Мечтал просвещать молодое поколение… стишки писал… Поступил на филфак – без проблем! А первую сессию завалил и загремел в армию.

– А почему завалил-то?

– А чёрт его знает! Просто прогулял полгода, ничего не делал, с ребятами и девчонками по кафешкам шлялись, или целыми днями мог слушать битлов… сам начал сочинять какие-то песенки, но ничего стоящего… А про универ в это время даже не думал. Думал: что, я литературу не сдам? А там оказались такие горы, которые надо было за эти полгода прочесть! Просто вавилонские! Ты даже не представляешь!