4

После отъезда дружины на Волгу город шумел, как потревоженный улей. Ждали вестей от князя. Гадали, скоро ли он возвратится.

Алексей толкался на базаре.

Где-то на краю Владимирской земли поймали бунтарских купцов, бросили их в телегу и привезли в город. Допрашивали здесь, на торгу. Старый, с редкой мочальной бородкой булгарин-купец, потирая подбитый глаз, говорил, оправдываясь:

- Мы ничего не знаем. Если на вашу землю нападали, так не мы, а наши князья. От них и требуйте ответа.

Владимирский купец, торговавший восточными товарами, вышел из толпы.

- А зачем вы, отцы, задерживаете у себя гостей [98], едущих на Русь с товарами с Хорезма и Ирана, рассказываете им небылицы, что на Руси живут звери, не люди, что их ограбят… а сами скупаете по дешёвке товары и нам продаёте втридорога?

Озадаченные этим вопросом, булгарские купцы ничего не ответили.

- Что, булгары, купец не в бровь, а в глаз попал! - вмешался Алёшка. - Сам плут и ваши плутни знает.

- Ой, парень, намнём мы тебе бока! - погрозился купец. - Не в свои дела нос суёшь.

Алексей отошёл.

Горожане долго не могли решить, как поступить им с пленниками. Бояре предлагали бросить булгар в подвал и ожидать приезда князя; купцы - отпустить за большой выкуп; ремесленники-горожане скребли под шапками, не зная, что сказать.

Ефрем Моизич распорядился было отвести булгар к княгине, чтобы она сама решила, как с ними поступить. Но его чуть не освистали.

- Ты что, ошалел, боярин? Княгиня-то сама булгарка.

- Накажи щуку, чтобы она карасей не хватала, - выброси в реку…

- Надо бы, братцы, саму булгарку в подвал посадить до приезда князя…

Пётр Замятнич пробился верхом в самую середину толпы:

- Кто позволил плохое говорить про княгиню? Не вам решать эти дела! Вы думаете, что князя нет в городе, так и власть кончилась!.. Купцов отведите, а как поступить с ними - решит князь.

Горожане мрачно посмеивались:

- Разошлись владимирцы, решили, что у них, как у господина Великого Новгорода: что приговорит вече, так тому и быть. Глядь, не то вышло…

Во всей жизни Владимира чувствовалась какая-то тревожная настороженность. Люди не только ждали вестей с Волги - беспокоились о судьбе мужей, женихов, братьев, - но ждали чего-то другого, большего. В отсутствие Андрея начали поднимать головы бояре. Их слуги задирали горожан-ремесленников не только на торгу, но даже в церкви. Во время службы случилась драка. На глазах Алексея боярские слуги посекли мечом молодого седельника. Молодые подмастерья, друзья убитого, тут же в церкви зарезали боярского сына. После этого сорок дней в церкви нельзя было петь. Разобрали помост и вынесли землю, залитую кровью. Люди говорили, что ночные сторожа боялись ходить по посаду в одиночку. Появились тати-разбойники.

5

Князь с дружиной был ещё где-то далеко на Волге, а гонцы его уже принесли во Владимир вести о победе. Многих булгар посекли русские, захватили их стяги, а сам князь булгарский едва утёк с малой дружиной.

Князь возвращался из похода вместе с сыном своим Изяславом, братом Ярославом и муромским князем Юрием. Владимирцы торжественно встречали победителей. Толпа празднично одетых владимирцев вышла за городские стены.

Алексей тоже пошёл вместе со всеми. Он был далеко от городских ворот, надеясь первым увидеть Прокопия. Верстах в трёх от города, под кустом орешника у края дороги, Алексей заметил девушку с кузовком за плечами. Не спеша прошёл он несколько шагов. Увидел растрёпанные, словно вымытые в золоте волосы, тяжёлые серьги на розовых мочках ушей, сбившийся на спину платок. Алексей почувствовал' как защемило сердце. На шум шагов девушка повернулась, и он увидел, что ошибся.

«И что это я как блаженный! - думал он, проходя мимо. - Околдовала меня Арина, приворожила к себе приворотным зельем…»

6

Только первое время после свадьбы Андрей приходил на женину половину в тереме. Княгиня помнит, как они сидели вдвоём около пышущей жаром печи. Князь рассказывал о детских годах, проведённых на Суздальской земле… Не ценила тогда княгиня внимания мужа. Его рассказы выслушивала холодно, иногда задавала такие вопросы, которые говорили ему, что голова её занята другим. Не нравилось княгине на Руси; тянуло в родные Булгары, и не раз она намекала на это Андрею. Как-то после такой беседы князь тяжело вздохнул, поднялся и ушёл. После этого долгое время не заходил вовсе. Княгиня сердилась на невнимание мужа, но каждый раз при встрече держала себя надменно. Увидев, что князя гордостью не проймёшь, в долгие бессонные ночи выплакивала свою обиду. С годами князь встречался и разговаривал с ней всё реже и реже. Пошли дети, и свою неразделённую любовь гордая булгарская царевна отдала сыновьям. Она сама следила, как мамки и няньки их обряжали и кормили, следила за тем, чтобы никто их не обидел.

Когда дети подросли, её ждало новое горе: князь отобрал от неё сыновей и заставил их делить с ним трудности ратной жизни. Этого княгиня не могла простить мужу. Ей казалось, что сделал он это нарочно, чтобы уязвить её сердце.

Княгиня сидела перед постелью сына Изяслава, который был ранен в булгарском походе.

- Славушка, - поправила она ему подушку, - тебе очень плохо?

Сын лежал, закрыв глаза, не отвечая на её ласки.

Княгиня села на лавку. Скрипнула дверь, и в горницу вошла сенная девушка. Принесла кувшин брусничной воды.

- Матушка княгиня, там боярин Яким с зятем Петром Замятничем стоят. Хотят навестить князя.

Княгиня вытерла глаза платком:

- Пусть войдут.

Осторожно, на цыпочках, порог переступили Яким Кучкович и Пётр Замятнич. Обошли лавку, на которой лежал больной князь. Молча поклонились.

- Так-то вот, - кашлянул Яким в кулак. - Уж на что был крепок князюшка, а и его свалила хворость!

Княгиня мяла в руке кончик платка и молча глядела на сына.

- Тяжело матери видеть в хворости своё чадо, - продолжал Яким.

Княгиня не отвечала.

«Ещё неделя, ещё месяц… - думала она. - Поправится мой сыночек. Не вечно ему хворать…»

Она не слушала, что говорили эти ближние помощники её мужа. Княгиня считала, что они помогали Андрею во всех его делах, - значит, часть вины за её сына лежала и на них. Княгиня посмотрела на Изяслава: бледное, землистого цвета лицо, заострившийся нос, и губы - белые, бескровные… Княгиня на мгновение представила себе сына совсем маленьким мальчиком, когда он впервые сел на коня. Крупные слёзы покатились по щёкам матери, смывая белила и румяна.

- Княгиня-матушка! - начал успокаивать её Яким Кучкович. - Поправится князь, не убивай ты себя…

Княгиня посмотрела на Кучковича, провела пальцами по лбу, как бы желая восстановить что-то забытое. «Ах да… боярин Яким…» Теперь она вспомнила, как перед походом на Волгу Кучкович пришёл к ней в светёлку. Он говорил, что не следует князю отправляться в этот поход: «Для чего нам Волга и новые земли? Слава Богу, своей земли девать некуда». А потом зять его, Пётр Замятнич, - он не дал толпе ворваться в терем и бросить её в яму… Княгиня улыбнулась тонкими губами, но улыбка получилась какая-то жалкая, страдальческая. Она подала Замятничу руку чтобы он помог ей подняться.

- Простите меня, бояре! Вот боярин Яким правду молвил, что тяжко матери видеть своё дитя хворым. Но ведь вы это понимаете разумом, а не сердцем. Как дорого дитя - понять может только мать.

Лицо княгини было бледно, яркими пятнами краснели на щёках румяна. Она выглядела некрасивой, с неубранными из-под платка волосами, с лицом, распухшим от слёз и бессонных ночей. Только в глазах светилось что-то такое, что заставляло не обращать внимания на её некрасивость и на следы от слёз.