Когда они пересекли границу графства Эдесского, стояла морозная зима. Густой снег лежал на немногочисленных в этой гористой местности тропах. Графство Эдесское было предметом постоянных забот короля, ибо только на юго-востоке — да и то каким-то краешком — оно соединялось с его страной. Со всех остальных сторон его окружали чуждые народы, ведущие суровый образ жизни и обладавшие могучей волей: в Алеппо господствовал тюркский род Ортокидов, на востоке и севере страх внушали другие тюркские племена, а кроме того соперничавшие с ними греки, которые с незапамятных времен отстаивали свое право на принадлежавшие им поселения в Малой Азии. На западе жили армяне.

Здесь король задержался дольше всего. Для графа Эдесского пребывание короля означало повышение авторитета в глазах врагов, и поэтому он всячески старался затянуть королевский визит.

Когда же зацвели нарциссы и на горных вершинах растаял снег, наступил день прощания, и король с озабоченным лицом уехал из Эдессы. Граф предложил его проводить, но король наотрез отказался: для него было важнее, чтобы граф находился в состоянии боевой готовности, ведь с наступлением весны могли возобновиться военные действия.

Без задержек отряд спешил к югу. Король не пожелал останавливаться во второй раз ни в Антиохии, ни в Триполи и избрал не горный путь через Наблус, по которому они ехали прежде, а прибрежную дорогу, соединявшую портовые города: Бейрут, Сидон, Аккон, Атлит и Яффу. Портовый город Тир королевскому отряду пришлось обогнуть, так как и порт, и город все еще принадлежали султану Египетскому. Только начиная от Яффы они стали подниматься в горы. В закатных лучах апрельского солнца показался Священный Город, каким тамплиеры его уже видели, впервые приехав на Восток. Этот день стал третьей годовщиной их прибытия в Иерусалим.

Уже на следующее утро господин де Пайен задержал в доме шестерых рыцарей, несших охрану на путях паломников.

— Дорогие господа, — он смотрел на друзей, улыбаясь, — мне и в голову не могло прийти то, что у вас были переживания, отличающиеся от моих; на протяжении всей нашей поездки, в которой мы так много узнали о ситуации в этом королевстве, я не мог забыть о ходе в пещеру. Именно сегодня настала пора продолжить его исследования. Наш каменотес сообщит нам кое-что важное по этому поводу. Однако у меня есть к вам просьба, — он немного помолчал, затем сказал с настойчивой интонацией: — Давайте оставим все надежды на то, что мы ожидаем от этого потайного хода! Если нам посчастливится его расчистить, то мы это будем делать не с жаждой успеха, а ради испытания нашего смирения, нашего терпения и нашей выносливости! Давайте начнем работать с такими мыслями.

Он отпустил тех рыцарей-монахов, которые должны были охранять паломников и наводить порядок на их путях, и вместе с господином де Монбаром и господином де Сент-Омером пошел в Конюшни Соломона.

Они разделись, надели кожаные наколенники и подлокотники и между опорами спустились в шахту.

Пьер, остававшийся на дне шахты, бросал лопатой камни через отверстие, расчищая находившийся за ним ход. Корзина мгновенно наполнилась.

— Там, снаружи, нужно будет также сделать подпорки, — сказал он, не добавив, как обычно, «если вам будет угодно».

В колодезной шахте рыцари работали, как бы передавая друг другу эстафету: господин де Сент-Омер карабкался до половины высоты шахты с полной корзиной и передавал ее господину де Пайену. Тот лез с ней до самого верха шахты, где корзину брал господин де Монбар и высыпал ее содержимое у северной стены подземного зала. Тем временем Пьер наполнял новую корзину.

Примерно после часа работы Пьер очистил весь пещерный ход до самого дна, выложенного вертикально стоящими обожженными плоскими кирпичами. Господин де Пайен всмотрелся в него в свете своего факела: может быть, это было русло некогда протекавшего здесь потока? Если да, то откуда он тек? Господин де Пайен выпрямился. «Вода, — подумал он, — могла течь только с севера, ибо уклон идет оттуда». Но этот ход вел из шахты к востоку, по крайней мере насколько можно было разобрать при свете факелов. Он предложил:

— Давайте вынем еще один кусок почвы, чтобы посмотреть, есть ли там уклон.

После нескольких часов работы расчищенная поверхность стала настолько обширной, что они увидели уклон к востоку — хотя и небольшой.

— Тот, кто идет с водой, — пробормотал господин де Сент-Омер, но не закончил изречения безвестного строителя колодца, так как, устыдившись, вспомнил просьбу, высказанную господином де Пайеном.

День за днем в подземном ходе теперь работали трое тамплиеров. Они расчищали его, в то время как Пьер ставил опоры для стен и крыши. Работы были крайне затруднительны, пещера имела столь низкий свод, что стоять в ней можно было только согнувшись.

Обливаясь потом и кашляя, они продвигались вперед дюйм за дюймом. Проходили недели, и однажды — где-то в июне — внезапно показался конец туннеля, который выводил на поверхность земли. Факел потух, когда Пьер, держа его в руке, подошел к выходу из туннеля. Спотыкаясь на каждом шагу, ощупью, выбрались они на свет.

Господин де Мондидье, работавший в тот день внутри пещерного хода, сказал:

— Если бы этот туннель был проложен немного глубже, то он, несомненно, оканчивался бы в одной из мусульманских могил, расположенных под восточной стеной Храмовой площади над долиной Иосафат. Вероятно, этот канал, в котором нам так долго пришлось торчать, в прежние времена служил тайным путем для бегства, и слова строителя колодца имеют только один смысл: ввести в заблуждение того, кто откроет этот ход.

Господин д'Альдемар пожал плечами.

— Несомненно одно, — сказал он, — из наших поисков опять ничего не вышло, и господин де Пайен проведет еще много часов в молитве, прежде чем ему что-нибудь сообщит указующий перст.

Обессиливающее отчаяние

Патриарх Иерусалимский запланировал новую инспекционную поездку. Он намеревался посетить все города королевства и прежде всего проследить, как там обстоит дело с соблюдением прав. Ведь приверженцы римско-католической веры составляли на Ближнем Востоке меньшинство. Там были христиане, именующие себя греко-католиками, и те, кто называл себя сиро-католиками. Кроме них на христианских территориях проживало множество мусульман и некоторое, хотя и незначительное, количество иудеев. Поэтому ничего удивительного не было в том, что одни у других перенимали различные обряды, которые патриарх для своей Церкви допустить не мог. Помимо этого, он имел намерение в ходе этой поездки назначить епископами Сидона и Бейрута людей, считавшихся в Иерусалиме его друзьями. Еще он хотел встретиться с патриархом Антиохийским и обсудить с ним самые насущные проблемы Церкви на Ближнем Востоке. Поэтому он пригласил к себе господина де Пайена и сказал ему:

— Любезный господин, вероятно, до ваших ушей уже дошло, что я намерен использовать полномочия, соответствующие моей должности, ради инспекционной поездки. Я проеду страну вдоль и поперек, чтобы воздавать хвалу и возводить хулу подобающим образом, и воспользуюсь своим правом назначать пастырей для христианского народа. В этой поездке мне необходимо вооруженное прикрытие, и я подумал о своих рыцарях-монахах. Ведь вы теперь свободны. Как вы относитесь к идее сопровождать меня в поездке?

Господин де Пайен прикусил губу. Спустя мгновение он ответил:

— Позвольте мне, достопочтенный отец, высказать мнение, противоположное вашему: ведь вы считаете, что у нас нет обязанностей перед королем, но есть обязанности только перед вами. Как вам известно, на нас возложена двойная задача: с одной стороны, монашеский долг, скрепленный нашим обетом, с другой же стороны, светский долг перед нашим королем. Поскольку, однако, вы также занимаетесь защитой нашего королевства, было бы, вероятно, справедливым, если бы вы попросили короля предоставить нам отпуск. Может случиться и так, что наши руки, держащие мечи, в эту пору понадобятся для политических дел. Если король примет решение дать нам отпуск, тогда, разумеется, мы будем вас сопровождать.