– Эй! Вставай! Хватит водить нас за нос, ты уже почти здорова... Иди поешь с нами, вон какая тощая, того и гляди, ветер унесет...Хе, хе, хе...

Эти слова уж точно были обращены ко мне, притворяться дальше не было никакого смысла, я сползла с высокой кровати, на которой лежала последние несколько дней. В комнате было мало света, он проникал через маленькое оконце в стене и еще одно, чуть меньше, проделанное в верхней части двери. Теперь я могла видеть тех, кого только что слышала. Они оба были стариками, но, не знаю, по каким приметам, в них угадывались мать и сын. Она была высокая и худая, седые волосы стянуты в узел, без причуд, просто, чтобы не мешали. Глаза ее в полумраке казались огромными и слишком живыми на малоподвижном лице. Он, как я уже сказала, тоже был не молод, но чувствовалось, что его возраст отличается от возраста старухи на пару десятилетий, это именно чувствовалось, так как объяснить это по каким-то конкретным приметам было невозможно.

Сейчас, когда с того незабываемого дня прошло много лет, кажется, что моя вынужденная жизнь в лесном логове этих странных разбойников, как они сами себя называли, мне просто однажды приснилась. Но то, чему меня научила старая Бретта, осталось со мной.

– Как зовут тебя? – женщина пристально посмотрела на меня, словно думала, что я могу ее обмануть.

– Анна, – тихо ответила я, и тут же повторила свое имя погромче.

– Да слышу я хорошо, Бог милостив. Анна, значит? Сколько лет тебе?

– Шестнадцать...

– Вот как? А я-то думала не больше двенадцати, уж больно ты мала, откуда ты?

– Не знаю... Я в монастыре жила.

– Подкидыш?

– Да, – голос мой дрогнул, и к глазам почему-то подступили слезы.

– Ладно, садись поешь, а там решим, что будет...

Так началась моя жизнь в лесном жилище старой Бретты. Возможно, меня бы многое могло удивить здесь, но что я знала о жизни других людей? Главное, что я была жива, мне было спокойно, обо мне заботились, а я, в свою очередь, старалась помочь, чем могла. В лесу мне нравилось даже больше, чем в монастыре. Я еще не могла понять, почему, но свобода доставляла мне то удовольствие, которого я раньше не знала, да и не могла знать. Да простит меня мой набожный читатель, но я стала все реже обращаться к молитве.

Бретта взялась за мое обучение. Она знала тайны трав, умела лечить недуги тела, а иногда и души.

Я узнала историю ее жизни. Когда-то она была такой же, как большинство женщин, живущих в небольших крестьянских поселениях наподобие того, которое еще недавно было рядом с монастырем св. Анны. Но от своей матери она получила знания, которые та, в свою очередь, получила от своей. Это был опыт нескольких поколений, никакого колдовства и никакого чуда, просто знания некоторых целительных свойств растений: трав, цветов, деревьев. Бретта рано вышла замуж. Семья, в которую она попала, была большая, но жили дружно. Никто не обижал Бретту в семье мужа, а она старалась быть хорошей женой. Но пришла беда в их дом.

Злые люди есть везде. А творить зло в невежественной и дикой толпе достаточно легко. Бретта была беременна уже семь месяцев, когда ее назвали ведьмой. Просто, как о сборе ежегодного урожая, спокойным голосом без слез и без лишних красок рассказывала мне она, как разъяренная толпа вчерашних соседей заколотила досками окна и двери их дома, как вспыхнул огонь и поглотил навеки всю ее прошлую жизнь. Самой Бретты не было в этот момент дома. Никому не пришло в голову, что ранним утром женщина в таком положении может собирать травы. Так она и оказалась здесь в лесу. На долгие годы. Желание жить победило страх. Знания помогли выжить. Она научилась обходиться тем, что давал лес. Сначала соорудила себе шалаш, затем землянку, которую теперь использовала в качестве кладовки, а потом, когда родила сына и справилась с послеродовой хворью, стала строить в лесной глуши свой первый дом. Все необходимое добывала в деревне, это было опасно, но здесь ей на помощь не раз приходили суеверные страхи крестьян. Если случалось по неосторожности наткнуться на кого-нибудь, то ее просто принимали за призрак ведьмы. А от приведения спасались бегством.

Когда подрос сын, жить стало легче.

Думаю, что старая Бретта могла бы рассказать много больше, да не захотела.

Прошло два года, я подросла и пополнела. Одежда, которую раздобыл для меня в деревне Лео, теперь уже не болталась на мне. Выглядела я не заморышем, а, скорее, лесной дикаркой. Бретта и Лео были единственными людьми, которых я видела в течение этого времени. В лесу я чувствовала себя свободно. Знала каждую травинку. Меня больше не заботило мое прошлое. Здесь не имело значения ни мое происхождение, ни мое благонравие. Жизнь была проста и понятна. Днем мы ходили в лес, собирали травы, которые помогали нам не страдать от болезней и сохранять силы, а еще грибы, орехи да ягоды, чтобы разнообразить свое питание. Чтобы добыть мясо, молоко, яйца или, когда повезет, хлеб, Лео совершал нечастые набеги на соседние деревни. Да, мы добывали себе пищу и разные вещи, необходимые в нашем простом хозяйстве, воровством. Но стремление жить по заповедям было тогда для нас слишком опасной роскошью. Праведные костры уносили жизни и менее странных людей.

Однако мое лесное благополучие было недолгим. Однажды Лео ушел в деревню и не вернулся. Что с ним случилось, я не знаю и теперь. Мы прождали его несколько дней. Я рвалась его искать, но Бретта запретила мне даже думать об этом.

Мне показалось, что утрату сына она пережила слишком спокойно, но я ошибалась. Тоска ее не проявлялась внешне, но извела сердце. Бретта слегла. Я старалась ей помочь, используя все полученные от нее же знания, но нет лекарства от скорби такой силы. Смерть стояла на пороге, а меня охватил страх. Как я останусь совсем одна в мире, который был ко мне так немилостив с самого моего рождения? Наш последний разговор я не забуду никогда, хотя пройдут годы, прежде чем я сумею понять смысл слов, сказанных мне старой Бреттой незадолго до ее смерти.

– Послушай меня, Анна, – я вдруг подумала, что не часто слышала в этих стенах имя, данное мне в монастыре. – Когда я умру, я не хочу, чтобы ты меня хоронила по их обычаям, да это тебе и не под силу. Ты поможешь мне перебраться в старую землянку, там и встречу свою свободу, – победная улыбка на миг осветила ее потемневшее от горя и болезни лицо. – Когда же все свершится, обложишь мое тело хворостом и подожжешь. Земля не даст распространиться огню, а моя душа, наконец, освободиться от своей гнусной оболочки, не вздумай плакать обо мне, девочка, смерть несет мне счастье, да и ты, если не ослушаешься старую Бретту, вернешь себе, по крайней мере, счастье земное.

Не стану я описывать, как смерть отнимала у меня единственного близкого человека. Эти воспоминания навсегда упокоятся на дне моей души.

Я вышла из леса и вдруг почувствовала жгучее желание вернуться обратно. Там, в уютной зеленой чаще, было все так знакомо и так понятно, а что впереди? Что я знаю о жизни людей, к которым толкает меня сейчас безжалостная судьба? Но я дала слово умирающей Бретте, и выбора у меня не было.

Замок я нашла легко. День был солнечный, и это мрачное строение казалось черной тучей на фоне голубого безоблачного неба и пронзительно зеленой растительности, которая закрывала нижнюю часть стен, а в некоторых местах доползала и до узких окон верхних этажей.

Я остановилась в полном недоумении, так как абсолютно не понимала, как мне подойти к воротам. Все вокруг заросло высокой травой и кустарником.

Есть ли кто-нибудь в этих стенах? Даже ветерок, который шелестел и тихо посвистывал там, в лесу, здесь не решался расшевелить эту странную тишину и неподвижность. Мне стало страшно. Я не решилась продираться сквозь одичавшие растения, а стала медленно обходить замок в надежде отыскать хоть какую-нибудь тропинку. Вскоре я действительно увидела, если не настоящую дорожку, то, по крайней мере, место, где можно бы легче пробраться поближе к одной из стен этого явно заброшенного, но некогда весьма величественного замка. Трава здесь была так же высока, но казалась чуть примятой, а кустов и вовсе не было. Через несколько минут я оказалась у тяжелых деревянных ворот. Они были приоткрыты, и это обстоятельство меня уже не удивило.