За первые три года войны в ряды Красной армии из мест лишения свободы был направлен почти один миллион человек. А сто сорок две тысячи других заключенных подлежали эвакуации — наряду с женщинами, детьми, оборонными заводами и культурными ценностями. Сотрудникам НКВД пришлось заниматься эвакуацией 272 тюрем. Перевозка такого взрывоопасного контингента сопровождалась бунтами и сопротивлением. Рецидивисты бежали из-под конвоя и были расстреляны конвоем, бежали при бомбежках и погибали при бомбежках. Многие освобождались налетами банд.
В военное время Московский уголовный розыск (кстати, прозвище «мусор» возникло не от неуважения воров к сотрудникам правопорядка, а от дореволюционной аббревиатуры МУС — Московский уголовный сыск) раскрыл огромное количество преступлений. Об этом написаны книги и сняты фильмы.
— Тогда начальником уголовного розыска был полковник милиции Александр Урусов, а заместителем — полковник Тыльнер, — рассказывает генерал-майор Арапов. — Тыльнера я близко знал. Бесстрашный человек, умница. Он работал в угрозыске еще с 1920-х годов. Память феноменальная. Единственный работник такого высокого ранга, чудом выживший в 1937 году.
Во время войны полковник Тыльнер сам совершил чудо — спас от неминуемого расстрела охрану колонны грузовиков, которую обвинили в хищении оружия. Подвергнув себя опасности доноса, он настоял на дальнейшем расследовании и все-таки нашел настоящих преступников. А грабежи, а мародерство в голодной затемненной Москве…
В 1943 году Берия снова вывел милицию из подчинения НКВД, а годом позже Отдел по борьбе с бандитизмом (ОББ) был реорганизован в Управление борьбы с бандитизмом. Первым начальником МВД после войны стал генерал-полковник Сергей Круглов. Факты его биографии не совсем типичны: выпускник японского отделения Института востоковедения, кавалер не только отечественных орденов, но и американских и английских (Круглов участвовал в Потсдамской конференции). Он прекрасно понимал главную проблему МВД — превращение из охраны правопорядка в строительный придаток НКВД (только в марте 1953 года Совмин освободит МВД от «не свойственной ему производственной функции» и передаст исправительно-трудовые лагеря Министерству юстиции). Но тогда, в послевоенные годы, изменить что-то было невозможно.
Победа принесла не только освобождение и мир, но и нелегальное оружие, скрывающихся дезертиров, беспризорников-воров в поисках дела и бывших штрафников, готовых им в этом услужить. Летом 1945 года муровцам прибавилось работы: амнистия в честь Победы советского народа в Великой Отечественной войне выпустила из мест лишения свободы около трехсот тысяч заключенных. Эта эпоха дала ростки известным строкам В. Высоцкого:
После окончания войны в Москве, впрочем, как и в Ленинграде, открылось огромное количество пивных палаток и павильонов. Их посещали солдаты, сотрудники милиции, рабочие, представители криминального мира. Солдаты вспоминали дороги войны, милиционеры сочетали приятное с полезным — снимали напряжение после опасной работы, а заодно изымали нужные сведения от уголовной агентуры. Сами блатные и работали, и наблюдали.
Напротив самой Петровки, 38 (мог ли предположить князь Щербатов, что его усадьба станет самым известным в России адресом?), в ресторане сада «Эрмитаж», происходили встречи на более высоком уровне — и погоны поважнее, и уголовники посолиднее. А рядовые сотрудники МУРа посещали этот ресторан по другой причине: там прилично готовили и хороший обед был по карману, так что многие милиционеры предпочитали кухню сада «Эрмитаж» милицейской столовой.
Воровской кодекс запрещает сотрудничать с органами правопорядка. Однако блатной мир не мог не входить в контакт с сыщиками, многих из которых они знали в лицо и по именам. Тому много примеров. Известна фраза уголовников о Владимире Чванове, пришедшем в МУР с фронта в 1942 году: «У нас своя работа, у него своя, и он делает ее по-человечески». Однажды Чвановудаже удалось убедить вора вернуть украденные карточки взамен того, что не будет заводить на него дело. «Честным» опером слыл в криминальной среде и Игорь Скорин, пришедший в уголовный розыск в жестоком тридцать седьмом. Обладавший медалями «За отвагу», он был также награжден орденом Красной Звезды и знаком «Заслуженный работник НКВД». Именно к нему в 1952 году придет освободившийся из Петрозаводского лагеря рецидивист с просьбой разыскать убийц своей сестры. Скорин предоставил ему правовую защиту. Впоследствии бывший домушник помог оперативникам обнаружить банду, о которой эта книга. Владимир Чванов тоже вспоминал, как, намаявшись после отсидки, очередной вор обращался к нему за помощью: «Помоги! Жить негде, на работу не берут, баба бросила».
Разными путями приходили работать в московскую милицию в 1940-е годы. Владимир Чванов пришел по комсомольской путевке, его взял к себе Георгий Тыльнер. Игорь Скорин стал муровцем после двух курсов Сельскохозяйственного института и до перевода в Москву боролся с бандитизмом в Иркутске и Латвии. А оперуполномоченный Григоренко когда-то работал цирковым акробатом.
Одним из оперуполномоченных Октябрьского района был Григорий Пушкин, правнук великого поэта. Впервые я узнала о нем от моего отца, Анатолия Мамонова, пушкиниста и переводчика. Он познакомился с Григорием Григорьевичем в 1987 году на Пушкинских днях в Пскове. Григорий Пушкин начинал оперативником еще в 1940 году. Потом фронт, разведка. После войны он вернулся в Московский уголовный розыск, а впоследствии работал в издательстве «Правда», что недалеко от Бутырской тюрьмы.
В 1946 году оперуполномоченный Григорий Пушкин был одним из тех, кто «шел по следу» одной малограмотной записки, в которой делались угрозы от имени кодлы «Черная кошка». Все завершилось быстро и безобидно — «кодлой» оказалась группа пятнадцатилетних школьников
с Пушкинской улицы. Незадачливых воров вычислили после первой же квартирной кражи, однако слухи вырвались из-под контроля. Удачное название, подброшенная записка, рисунок кошачьей морды — все это произвело сильный эффект в той атмосфере таинственности, которой в ту эпоху были окружены как сами преступления, так и уголовный розыск, который ими занимался. Отсутствие какой-либо информации о работе МУРа привело к тому, что рисунок черной кошки стал почти сверхъестественным символом в глазах людей. Многие воры воспользовались этим для наведения ужаса. Эту бандитскую хитрость ухватил герой Высоцкого — «…если «Черная кошка», то лапками вверх и не чирикай!». В конце 1940-х это название присвоила одна банда из Семипалатинска, а потом и другая — из Одессы. Однажды залетная воровская шайка с Украины ограбила квартиру в Москве и тоже оставила записку: ««Черная кошка» из Харькова». Известный писатель и сценарист Эдуард Хруцкий не раз рассказывал, как подростком собственноручно рисовал черную кошку на дверях ненавистного соседа — торгаша и снабженца. Органам правопорядка стало на руку свалить все раскрытые и нераскрытые преступления на «Черную кошку»: если раскрыто — хорошо, если нет — значит, это «Черная кошка». И тем не менее, когда в 1979 году вышел фильм «Место встречи изменить нельзя», по послевоенному поколению прошел холодок. Вспомнился страх, который вызывали эти два слова. Это был реальный страх нереальной банды.