22 февраля 1912 года

Ветер улёгся около 9 часов вечера, мы тут же стали собираться и в 10 часов были готовы выйти; хотели одолеть весь путь за два перехода. Бедным собакам очень тяжело идти; распределились так: мистер Эванс на санях Дмитрия, а на других я с доктором. Прошли примерно половину пути и сейчас поставили лагерь — и собакам и нам нужен отдых. Сделали 16 миль; мы с доктором чередовались: один сидел на санях, второй бежал рядом и подгонял собак. Иногда проваливались в снег по колено, но выбирались и шли дальше. Ноги у меня сейчас — самая сильная часть тела, но я устал и буду рад наконец дойти до дома. Кончаю, мне надо поспать, скоро уже в путь, но поверхность становится лучше после того, как мы миновали остров Уайт и ясно различаем впереди землю. Скала Касл и милый старина Эребус с султаном дыма над ним выглядят так величественно! Вокруг ясно, тихо, спокойно. Какая резкая перемена по сравнению с тем, что нас окружало несколько дней назад и как нам виделось будущее. Дмитрий и доктор сделали для нас всё, что только в человеческих силах.

22 февраля 1912 года

Дали собакам отдохнуть и двинулись дальше; в час дня пришли на мыс Хат, здесь можем спокойно переждать несколько дней. Дмитрий и Крин идут на мыс Эванс: корабля нигде не видно. Раздобыли тюленьего мяса и льда, чтобы сварить еду. Мистер Эванс чувствует себя лучше, сейчас спит. Теперь мы ждём почту. Смешно, но всё время мы чего-нибудь да ждём; даже сейчас, когда мы в полной безопасности.

[На этом дневник Лэшли кончается.]

Крин рассказал мне, как он шёл.

Вышел он утром в воскресенье, в 10 часов утра, «поверхность была хорошая, даже, можно сказать, очень хорошая», и он сделал около 16 миль до остановки. Погода ясная.

У него было с собой три галеты и две плитки шоколада, он минут пять передохнул, сидя на снегу, съел две галеты и шоколад, а одну галету положил обратно в карман, про запас. Он не замёрз и спать не хотел.

Продолжая путь, он часов через пять миновал Безопасный лагерь, оставшийся справа от него, и в понедельник, по его мнению примерно в полпервого дня, усталый, замёрзший, достиг края Барьера. Погода портилась. Позади было ясно, но над мысом Блафф и островом Уайт всё заволокло, хотя мыс Армитедж и скала Касл ещё просматривались. Он спустился на морской лёд, несколько раз, поскользнувшись, падал на спину.

Погода между тем становилась всё хуже и хуже. На краю Барьера дуло несильно, здесь же бушевал свирепый ветер, с метелью и позёмкой. Он направился к Гэпу, но не сразу его нашёл. Боясь потратить на поиски последние силы, он решил обогнуть мыс Армитедж, но вскоре почувствовал, что финнеско промокают (у него не было с собой кошек), и вернулся к тому месту, где полагалось быть Гэпу. Вскарабкался на берег слева от Гэпа и пошёл по склону холма Обсервейшн, чтобы избежать скользкого льда. С его вершины ещё можно было различить, правда смутно, очертания мыса Хат, но ни саней, ни собак он не разглядел. Крин сел с подветренной стороны холма и съел последнюю галету, заедая её льдом — «очень пить хотелось», — соскользнул со склона, и тут ему показалось, что внизу под ним открытая вода — он шёл без очков, и глаза устали от напряжения. Но, приблизившись, понял, что это припай — гладкий, словно отполированный, морской лёд, и по нему-то, придерживаясь всё время кромки, дошёл до хижины. Уже совсем вблизи от неё он увидел на морском льду сани и собак. Теперь ветер дул вовсю, пуржило. В доме его встретили доктор и Дмитрий.

Посмотрим, что происходило на мысе Эванс после возвращения первой вспомогательной партии.

До сих пор все наши походы кончались удачно; более того, обычно они доставляли нам радость. Скотт должен был достигнуть полюса, скорее всего, без особого труда — после расставания с нами ему было достаточно делать в среднем семь миль в день, а провианта он имел полный рацион на всех.

Мы же, направляясь домой, на участке до склада Одной тонны делали в среднем 14,2 мили, и ничто не давало оснований предполагать, что другие две партии идут медленнее или голодают — провиант у них имелся не только в достатке, но в изобилии. Поэтому мы с чувством удовлетворения разгуливали по мысу или, сидя на каком-нибудь нагретом солнцем камушке, наблюдали, как пингвины плещутся в полынье, образовавшейся между нами и островом Инаксессибл. Дерущиеся поморники оглашали окрестности криками, слышался свист их крыльев, когда они сверху пикируют на смельчака, приблизившегося к их гнёздам. На морском льду, пропитавшемся водой и грозившем вот-вот растаять, лежало несколько тюленей; издаваемые ими булькающие, свистящие, воркующие звуки казались нежной музыкой по сравнению с резкими «а-а-к», «а-а-к», вылетавшими из глоток пингвинов Адели; приливно-отливная трещина непрестанно вздыхала и скрежетала, после безмолвия на Барьере этот шум действовал успокаивающе.

Однажды вдали показалась «Терра-Нова», но морский [sic] лёд не подпускал её к берегу. Только 4 февраля мы сумели с ней связаться и получить почту, а также газеты с сообщениями о том, что произошло в мире за прошлый год. Мы узнали, что судно забрало партию Кемпбелла с мыса Адэр и высадило её около Убежища Эванс. К разгрузке мы смогли приступить только 9 февраля, а закончили её 14-го; от берега до корабля было мили три морского льда, приходилось делать более чем по двадцать миль в день — неразумно тяжёлая нагрузка для людей, которые только что вернулись из трудного санного похода и, может статься, вскоре снова впрягутся в сани.

Но тут лёд начал ломаться, и 15-го корабль ушёл, чтобы снять геологическую партию с западного берега залива Мак-Мёрдо. Он, однако, встретился с непреодолимыми препятствиями, его пребывание у этих берегов представляло собой непрерывную борьбу с паковыми льдами при всё усиливающихся ветрах. 13 января прочный ледяной покров простирался до южной оконечности полуострова Бёрд. Десять дней спустя он распространялся на 30 миль от гавани Гранит. И позднее этим летом корабль предпринимал отчаянные попытки пробиться к Убежищу Эванс и вывезти Кемпбелла с его людьми, пока район их пребывания вновь не окружил со всех сторон прочный лёд, при соприкосновении с которым останавливался гребной винт корабля[244].

По первоначальному замыслу экспедиция была рассчитана на два года с момента выхода из Англии. Но ещё прежде чем корабль, высадив нас в январе 1911 года у мыса Эванс, ушёл, говорили о возможности продлить наше пребывание в

Антарктике ещё на год и с «Терра-Новой» отправили дополнительные заказы на провизию и транспортные средства.

Поэтому сейчас корабль доставил не только сани и провиант для санных походов, но и четырнадцать собак с Камчатки и семь мулов с полным снаряжением и запасом кормов.

Собаки были крупные, откормленные, но в упряжке хорошо себя вели только две — красивый белый пёс по кличке Сноуи и Буллит. Это Отсу пришла в голову мысль, что от мулов на Барьере может быть больше толку, чем от пони. Под его влиянием Скотт написал сэру Дугласу Хэгу, главнокомандующему британскими силами в Индии, что, если летом 1911–1912 годов ему не удастся достигнуть полюса, он