— Надеюсь, ваша светлость довольны моим усердием и стараниями? Поверьте, всё, чего я хочу, — это заслужить вашу благосклонность!

— Замолчи, болтун! — сказал дровосек. — Я хочу спать. Запрещаю тебе говорить до завтрашнего утра.

Мистигрис хотел пожелать ему спокойной ночи и сказать на прощанье что-нибудь любезное, но, к своему великому изумлению, не мог выговорить ни слова. Не зная, как скоротать время до завтрашнего утра, он отправился в одну из зеркальных кают и улегся спать.

«Всё надоедает, даже счастье», — говорит пословица.

Можете себе представить, как надоело Мистигрису плыть неизвестно куда и неизвестно зачем да ещё всё время молчать! Он только и думал о том, как бы заставить Зербино высадиться на сушу.

Однако действовать надо было осторожно. А то, чего доброго, этот мужик вспомнит, кто он такой, и опять возьмётся за топор. Попробуй-ка тогда стать министром у дровосека!

Едва только Мистигрис снова обрёл дар речи, он пошёл разыскивать Зербино.

Дровосек и принцесса сидели на корме и о чём-то беседовали. Мистигрис остановился, прислушался, и волосы стали у него дыбом.

— Мой друг, — говорила Алели, — подумайте, как были бы мы счастливы, если бы поселились где-нибудь тут, на берегу, вдали от всех, в маленькой лесной хижине…

— Да… — задумчиво сказал Зербино. — Завести корову, кур… Это было бы неплохо.

Мистигрис почувствовал, что почва уходит у него из-под ног, и он решительно выступил вперёд.

— Ах, синьор!.. — закричал он. — Посмотрите же! Посмотрите скорее!.. Как это прекрасно!

— Что такое? — спросила принцесса. — Где? Я ничего не вижу.

— А я и того меньше, — сказал Зербино, хлопая глазами.

— Как? Вы не видите этого сверкающего на солнце мраморного дворца? — удивился Мистигрис. — Не видите эту широкую лестницу, спускающуюся к самому морю среди апельсиновых деревьев и роз?

— Дворец? — испугалась Алели. — Я не хочу во дворец! Опять скучные придворные дамы, назойливые лакеи, опять притворство, сплетни, лесть!.. Нет, нет, я не хочу! Уедем отсюда поскорее!

— Это верно, — согласился Зербино. — Чего мы не видели во дворце!

— Такого дворца, синьор, вы не видели никогда! — закричал Мистигрис не своим голосом. — Он не похож ни на один дворец на свете. В нём нет ни придворных, ни лакеев. Там прислуживают невидимки. Там у столов и кресел есть руки, а у стен — уши!

— А языки у них есть? — спросил Зербино.

— Нет… то есть да, — сказал Мистигрис. — Они говорят, когда их спрашивают, и молчат, когда их не спрашивают.

— Значит, они умнее тебя, — сказал дровосек. — Что ж, пожалуй, я бы хотел иметь такой дворец. Только где же он? Я его не вижу.

— Он перед вами, ваша светлость! — сказал с торжеством Мистигрис.

И в самом деле, корабль уже подошёл к берегу, на котором высился сияющий золотом и мрамором дворец, самый светлый и весёлый, какой только можно было себе представить.

Зербино, принцесса Алели и Мистигрис сошли с корабля и стали подниматься по широкой белой лестнице, среди магнолий и роз.

Мистигрис шёл впереди, отдуваясь на каждой ступеньке.

Подойдя к решётчатым дворцовым воротам, он хотел позвонить, но звонка нигде не оказалось.

— Эй, кто там!.. — закричал Мистигрис и стал стучать и трясти решётку изо всех сил.

— Что тебе надо, чужеземец? — металлическим голосом спросила решётка.

— Я хотел бы видеть владельца этого дворца, сказал Мистигрис с некоторой робостью. (Дело в том, что ему еще никогда не приходилось разговаривать с кованым железом).

— Этот дворец принадлежит синьору Зербино, — ответили ворота. — Когда он подойдёт, мы откроемся. Не стучите понапрасну и не трясите нас.

В эту минуту к воротам подошёл Зербино под руку с прекрасной Алели.

Ворота почтительно распахнулись и пропустили их обоих, а заодно и Мистигриса, который семенил сзади.

Они вышли на террасу и невольно остановились, глядя на бесконечное небо, сверкающее в лучах утреннего солнца.

— Как хорошо! — сказала Алели. — Не хочется уходить отсюда.

— Да, славно, — ответил Зербино, опускаясь на каменные плиты. — Давайте-ка посидим здесь немного.

Но Мистигрис был вовсе не охотник сидеть на каменном полу.

— Разве тут нет кресел? — спросил он.

— Мы здесь, мы здесь! — закричали дружно чьи-то бархатные голоса, и три мягких кресла вбежали на террасу со всех четырёх ног — так быстро, как только позволяли их коротенькие выгнутые ножки.

Мистигрис плотно уселся в одно из кресел.

— А не хотите ли вы теперь позавтракать, синьор Зербино? — спросил он.

— Хочу, — сказал Зербино. — Только где же у них тут стол? Вы не видите?

— Здесь, здесь! — ответил густой, низкий голос, и великолепный стол красного дерева степенно и неторопливо подошёл и стал перед ними.

— Это восхитительно! — сказала принцесса. — Но где же кушанья?

— Мы здесь, мы здесь, мы здесь! — закричали наперебой голоса — звонкие, как серебро, и чистые, как хрусталь.

И целый полк блюд, тарелок и тарелочек, ножей, вилок, графинов, стаканов, солонок и соусников в один миг выстроился на столе.

Такого завтрака не подавали даже во дворце у короля Мушамиеля.

— Ну, ваша светлость, — сказал Мистигрис, — довольны ли вы теперь вашим покорным слугой? Не могу скрывать от вас, что всё это — дело моих рук.

— Ты лжёшь! — прогремел у него над головой чей-то голос.

Мистигрис обернулся, но нигде никого не было. Это заговорила колонна, поддерживающая свод галереи.

— Надо быть каменным, как столб, чтобы не оценить чистоты моих намерений, — сказал Мистигрис, с упрёком глядя на колонну. — Никто не может заподозрить меня в неискренности. Я всегда говорил и говорю правду…

— Ты лжёшь! — загремело со всех сторон.

«Что за гнусное место! — подумал Мистигрис. — Если даже стены говорят тут правду, то в этих стенах никогда нельзя будет устроить королевский дворец. И, стало быть, я никогда не буду тут министром двора. Нет, всё это надо переделать!..»

— Синьор Зербино, — начал он опять, — вместо того, чтобы жить в полном одиночестве и беседовать только со стульями, лестницами и воротами, не лучше ли вам милостиво править каким-нибудь добрым народом, который платил бы вам небольшие подати, содержал маленькую армию и окружал вас любовью и преданностью?

— Одним словом, сделаться королём? — спросил Зербино. — Это чего же ради?

— Мой друг, не слушайте его! — сказала Алели. — Останемся здесь вдвоём. Нам будет так хорошо!

— Втроём, — поправил Мистигрис. — Для меня такое счастье быть подле вас! Больше я ничего не желаю!

— Ты лжёшь! — опять загудело наверху.

— Да что же это?.. Синьор, никто не смеет сомневаться в моей преданности!

— Лжёшь! Лжёшь!.. — загудело во всех углах.

— Синьор Зербино, не слушайте их! — закричал Мистигрис в тревоге. — Я вас уважаю. Я вас обожаю! Клянусь вам…

— Лжёшь! — закричали на все голоса стены, колонны и ступеньки.

— Лжёшь! — зазвенели тарелки и стаканы.

— Лжёшь! — заскрипели стол и кресла и даже затопали ногами.

— Ну, если ты всё время лжёшь, — сказал Зербино, — так убирайся на луну. Недаром же люди врут, что там страна врунов.

Едва он произнёс эти неосторожные слова, как Мистигрис взлетел на воздух, поплыл, словно мыльный пузырь, и пропал за облаками.

Вернулся ли он когда-нибудь на землю? Неизвестно. Некоторые историки утверждают, что он опять появился при каком-то королевском дворе и даже занимает пост министра, но под другим именем. Достоверно только одно: он никогда не показывается там, где говорят правду.

Зербино и принцесса Алели остались одни. Взявшись за руки, они пошли осматривать свои владения.

Всё кругом было прекрасно. Справа и слева дворец окружала роща с говорливыми ручейками. Зелёные дубы, тёмно-красные буки, лиственницы в тонких, нежных иглах и широколиственные платаны бросали на землю узорную тень.