Они обменялись дружеским взглядом, в котором проскальзывало сожаление.
— Бай-бай, Маргарет, — прошептал он, выйдя в дверь.
Она слушала, как затихают его шаги, потом вставила «плэйерс» в мундштук и посмотрела в сад, где лорд Ритфорд хихикал, пока Джеймс накладывал ему в чашку чая сахар.
9
Как и вся столица, дом номер 36 на Орфевр почти опустел. Поднимаясь по лестнице здания уголовной полиции, старший комиссар Ален Ле Гофф, начальник бригады по борьбе с организованной преступностью, встретил нескольких инспекторов. По мере того как он поднимался, он яснее слышал удары молотком и скрип пилы. Дело в том, что в старом здании шел ремонт! Давно начатые работы приносили массу неудобств, много шума и запах краски.
На верхнем этаже Ле Гофф открыл дверь своего кабинета, бросил на стол газету и привычным жестом закурил первую за день голубую «голуаз». Потом, посмотрев через форточку на крыши Парижа, освещенные летним солнцем, прошел через кабинет своего помощника, который был в отпуске, и вошел к Сериски — офицеру, временно исполняющему обязанности помощника. При его появлении Сериски и два сотрудника из отдела документации вскочили и произнесли: «Доброе утро, патрон». Ле Гофф сделал им знак садиться.
— Ничего новенького? — небрежно спросил он. — О Пьеро Заике и его шайке по-прежнему ничего?
Сериски отложил рапорт, который изучал.
— Нет. За те восемь дней, что мы за ними следили, они не делали ничего. Правда, имели многочисленные контакты. У меня предчувствие, что они хотят шарахнуть в конце месяца зарплату завода в Вильжюифе. Тридцать первого будет двойная сумма, из-за отпускных за август.
— А в остальном?
Офицер поморщился.
— Текущие дела. Всякая чепуха. Поганая работенка.
Он намекал на налеты, с которыми возился, заменяя ушедших в отпуск.
— Однако… — добавил он, — это может быть интересно. Речь идет о Жюрассьене.
В глазах Ле Гоффа мелькнула и быстро погасла молния.
Офицер, нагнувшись, читал рапорт, переводя написанное на разговорный язык. Затем резко поднял голову.
— Когда я узнал о пребывании здесь Жюстена Пурселя, именуемого Жюрассьеном, известного налетчика, я посадил ему на хвост группу. Нам необходимо знать, насколько опасен этот человек. Так вот, мы пасли его день и ночь по новой системе.
— Вы считаете, что он что-то готовит? — быстро спросил Ле Гофф, глядя на печатавшего на машинке офицера.
— Здесь — нет, — ответил Сериски, — но где-то в другом месте — возможно. Мы перехватили телефонный разговор между отелем, где остановился Жюрассьен, и баром на улице Жермен Пилон.
— С кем?
— С Туссеном Корсиканцем.
— Который связан с Лондоном?
— Именно. Речь шла как раз о Лондоне, насколько мы поняли. Туссен предлагал Жюрассьену какую-то невероятную операцию. Бесподобную. Мечту любого налетчика. Миллионы.
Беззаботность начальника бригады по борьбе с организованной преступностью окончательно исчезла. Он забеспокоился, вспомнив головокружительное ограбление в Англии.
— В Англии? В таком случае, надо сообщить Ярду.
В поросших рыжеватыми волосами руках Сериски зашуршали бумаги.
— На этот счет у нас нет никаких сведений. Корсиканец не уточнял.
— Продолжать подслушивание!
— Мы его и не прекращали, — уверил офицер. — Может быть, скоро что-нибудь узнаем. Они договорились встретиться в три часа, в номере Жюрассьена. Отель «Пергола», улица Бьевр.
— Надо постараться занять соседний номер! — бросил Ле Гофф.
Сериски изобразил успокаивающую улыбку. Увидев ее, Ле Гофф заметил:
— Насколько я понимаю, все уже сделано?
— Мне удалось занять соседний номер, — объяснил Сериски. — К счастью, он был свободен. Парни из гостиничного отдела сообщили мне номер комнаты Жюрассьена, а я сделал остальное.
— Вы обдумали, как установить подслушивающую аппаратуру?
По радостному огоньку в обычно строгих глазах Сериски Ле Гофф понял, что задал вопрос риторический.
— Ровно в десять к Жюрассьену явятся сантехники проверять батарею отопления. Дирекция в курсе.
— Хорошо, — одобрил Ле Гофф, бросил окурок в форточку и повернулся к собеседнику.
— В отеле будем подслушивать вы и я. Может, стряхнем отпускную лень.
Затем, вновь взглянув на залитые солнечным светом крыши Парижа, добавил:
— Когда я думаю, что коллеги из уголовки, нравов и наркотиков купаются в море, а мы…
За его спиной раздались сдержанные смешки. Парни в бригаде не были глупцами и хорошо знали своего шефа. Ради задержания опасного преступника, ради интересного дела, Ален ле Гофф готов был пожертвовать ежегодной поездкой в свою любимую Бретань. Профессия у него в крови, о делах он думал днем и ночью. Он был одним из самых упрямых охотников за преступниками.
— В любом случае, даже если бы не оказалось рядом свободного номера, мы могли бы их услышать, — сообщил Сериски, вернувшийся к своим бумагам. — Нам тут принесли самый новый микропередатчик. И самый дорогой.
Ле Гофф снова повернулся к подчиненному.
— Значит, подбрасывают нам новинки?
— Ха, ну да! — признал помощник. — Микрофон размером не больше спичечного коробка можно спрятать куда угодно, даже в мебель. А передает он на расстояние, в среднем, пятьсот метров.
— А стоит?
— Шестьсот тысяч старыми, — сообщил Сериски. — Снабженцы позаботились, чтобы я дал расписку. Щедры, но не расточительны.
— Ваши «сантехники» заинтересованы в том, чтобы не потерять его, — заметил Ле Гофф, взяв со стола трость с выкидным лезвием. — Ваша, Сериски?
— Да, патрон. Хочу сравняться с Майской Мухой.
— Желаю вам этого, — ответил Ле Гофф, положив трость на место.
Потом, прежде чем уйти, заметил:
— Будем надеяться, что Жюрассьен не доставит нам столько же забот, сколько Майская Муха.
— Будем надеяться, — вздохнул Сериски, мечтательно разглядывая трость.
Он даже не заметил, что его начальник ушел. В мечтах он уже видел себя на берегу реки, по щиколотку в траве, высокой и влажной, с трубкой в зубах, а в ручье охлаждается бутылка мюскаде.
Номер был вполне комфортабельным, стены оклеены зелеными обоями, мебель из светлого дерева, оборудованная по последнему слову ванная комната. На низком столике рядом со стаканами с пивом и телефоном стоял приемник. Усевшись в кресле, Ле Гофф и его помощники ждали с тем безграничным мрачным терпением, которое характерно для охотников за преступниками. Телефон зазвонил, когда Ле Гофф доставал «голуаз». Он остановился и посмотрел на Сериски. Тот был краток.
— О’кей, — сказал помощник и положил трубку.
Отвечая на немой вопрос начальника, он объяснил:
— Из машины. Туссен оставил свой автомобиль недалеко от гостиницы. Будет здесь через несколько минут.
Его палец указывал на стену, из-за которой не доносилось никаких звуков. Ле Гофф кивнул в знак согласия и зажег спичку. Они вновь замолчали. В их молчании чувствовалась напряженность. Им нечего было сказать друг другу. Люди их профессии говорят мало, они действуют. Через некоторое время в приемнике послышались шумы: звонок в дверь, шаги, звук открывающейся двери. Затем голоса.
— …ет, Туссен. Мы не виделись целую вечность.
— С Клерво, кажется, — заметил другой, с поющим акцентом, тогда как в голосе первого слышались нотки деревенского говора. — Четыре года.
— Точно, — сказал первый, как поняли полицейские, Жюрассьен.
Они не могли спутать акценты. Если слушая корсиканца представлялись аперитив, игра в шары, солнце, то голос Жюрассьена вызывал ассоциации с суровым климатом, мощью гор, тяжестью шагов на снегу и неутомимостью.
— Я решил, что лучше прийти сюда и все тебе объяснить, — сказал корсиканец. — Невероятное дело. Обалденное!
Ле Гофф осторожно подстроил приемник, потому что к звуку примешивался посторонний шум. Голоса зазвучали четче. Как будто бандиты сидели рядом с полицейскими за кружкой пива.
— Я тебя слушаю, — произнес Жюрассьен.