Конгаэса улыбнулась Нилу.
— Приветствую тебя, прекрасная Конга! — вежливо сказал воин. — Господина моего нет. Не знаю, смогу ли я, его скромный слуга…
— Сможешь! — перебила женщина. Голос ее, низкий бархатистый, был как мурлыканье кошки. Большой и опасной кошки.
Женщина сбросила с плеча накидку и опустилась в кресло справа от Нила.
— Меня не интересует твой господин! — сказала она надменно. — Я знаю, что он сейчас цедит розовое хорское в доме Саннона и слушает его байки. И оба делают вид, что любят друг друга, как братья. А наш Начальник Гавани, он, конечно, смел, но… — женщина поглядела на Нила, — при этом хитер, как котоар, и вкрадчив, как…
— …ты! — сказал Нил, осклабясь и бесцеремонно разглядывая конгаэсу. И, поймав этот жадный тяжелый взгляд, женщина раздвинула алые губы и облизнула их быстрым язычком. Ее лицо, точеное, без малейшего изъяна, плавно сужалось к подбородку. Миндалевидные зеленые глаза ответили Нилу столь же откровенным взглядом.
— Мессира, — проворчал Нил, кладя руку на подлокотник ее кресла, — назови свое имя, чтобы мне не пришлось звать тебя госпожой!
— Я — такая же госпожа, как ты — слуга, торион! — Женщина коснулась руки воина. Камни драгоценных колец, унизывающие длинные тонкие пальцы, переливались в свете алебастрового светильника.
Нил резко придвинул кресло так, что оно оказалось напротив его собственного.
— А не боишься ты, женщина, что муж твой узнает? — спросил воин насмешливо.
— Этот фрокк? — воскликнула женщина. — Да он валяется, как дохлый слизень после того, как ты его отделал! Его и эту злобную тварь — Торона. — Глаза ее сузились. — Пусть узнает! — Женщина широко расставила колени и взялась руками за подлокотники: — Пусть посмеет вякнуть! Это со своими мудолизами он — торо! Я-то знаю, каков он! Сухтыр! Хриссова отрыжка! — Она вскочила с кресла и схватила Нила за уши. — Ты долго будешь болтать, торион?
Нил положил ладони на бедра конгаэсы, сжал их и поднял женщину в воздух. Та инстинктивно вцепилась ему в предплечья.
— Мне… больно! — выдохнула она.
— Потерпишь! — властно сказал воин, поднимаясь. Теперь подошвы кожаных плетеных сандалий женщины оказались в двух минах от пола.
Бицепсы Нила вздулись огромными буграми, но на лице не было ни малейшего следа напряжения — та же неподвижная маска и насмешливый взгляд из-под массивных надбровий.
— Так как же звать тебя?
— Тэлла… Отпусти!
— Хой! — крикнул Нил, подбрасывая ее в воздух и ловя на подставленную ладонь. — Я рад, Тэлла, что ты пришла! — Он покачал ее, сидящую на толстой руке, как на ветке дерева. — Я рад, но будешь ли ты рада — не знаю! — И он захохотал.
— Долго ты будешь так держать меня? — конгаэса одной рукой цеплялась за предплечье Нила, другой развязывала блузку.
— Ир! — воскликнул воин, подбрасывая ее (она вскрикнула испуганно и восторженно) и снова ловя. — У тебя такая крепкая попка!
— Не только попка! — Тэлла наконец освободилась от блузки и приподняла руками груди. Рискованная операция, если учесть, что она все еще балансировала на ладони Нила.
— Хой! — выкрикнул гигант и швырнул ее сквозь тростниковый занавес в соседнюю комнату.
Тэлла завизжала, охнула, упав на мягкое широкое ложе, служившее постелью Эака. Нил прыгнул вслед за ней, повалил на живот, задирая юбку, с треском разрывая ткань набедренной повязки.
— Нет! Нет! Не надо! Не спеши! — вопила женщина.
Но гигант не обращал на ее крики ровно никакого внимания. Триста мегов мускулистой плоти вдавили ее в ложе. Не в силах ни вскрикнуть, ни вздохнуть, она только полузадушенно всхлипывала. Когда он поднялся с нее, женщина со стоном перекатилась на спину и минту лежала так, раскинув руки и ноги и жадно ловя ртом воздух, пропитанный запахом ее собственного пота и влаги.
— Ты — сам Тор! — прошептала она, когда ей в конце концов удалось отдышаться.
Нил нависал над женщиной: огромное изваяние, белеющее в полумраке. Маска-лицо приблизилось к ней, и широкий рот накрыл перемазанные красной сладкой помадой губы. Жесткие ладони опустились на мягкие горячие груди, стиснули их. У Тэллы перехватило дыхание. Она извивалась и дрыгала ногами. Но гигант выпил весь воздух из ее легких и целую минту не позволял вдохнуть. А когда она, почти в беспамятстве, потеряв ощущение времени, тела, всего — только дышать, дышать! — поняла, что рот ее свободен, то даже не сразу ощутила, что Нил вновь овладел ею, и ее ноги уже обвили его, а сознание тонет в теплой волне, идущей от низа живота.
И снова она глотает ночной воздух, обессиленная, но не опустошенная, наоборот, чувствующая в себе силу. Будто семя, которое она приняла, жжет ее изнутри.
А Нил уже держит ее в объятиях, несет куда-то — и они вместе погружаются в теплую, смывающую пот воду. И Тэлла лежит на груди воина, а лицо Нила улыбается ей под пленкой воды. «Как долго он лежит там и не задыхается!» — думает она.
А вот Тэлла плавает над ним, а его губы касаются гладкого живота — ниже, ниже… Нил снова улыбается под водой — у женщин Конга на теле совсем нет волос — это ново для него. Так же как для Тэллы — его заросшая светлой шерстью грудь, жесткая поросль над чугунными мышцами брюшного пресса. И ее губы скользят по животу Нила, а он держит женщину за бедра, не пуская. Но она тянется, тянется… И вот то, к чему она стремится, само поднимается к ней.
Шумные волны с плеском ударяются о стенки ванной, когда Нил, огромный, могучий зверь, выбрасывается из воды, падает на нее, Тэллу, ускользающую… Разве от него ускользнешь?
Вот они, сухие, с чистой хрустящей кожей, лежат на мягкой прохладной ткани, а рассвет уже пробивается сквозь паутинную кисею оконных арок.
Рука Тэллы гладит выпуклую грудь воина.
— Еще, моя смуглая асунра? — спрашивает Нил.
— Довольно, мой Тор! — говорит она. — Я устала.
— Врешь! — смеется воин, ловит ее руку и прижимает к своим чреслам.
И Тэлла понимает: прав он. Нисколько она не устала, а втрое сильней, чем была до этой ночи. И знает Тэлла: это его сила. И знает, что родит сына, который никогда не увидит отца.
Разве такого удержишь рядом? Счастье — он сейчас здесь. Горе — ей так скоро надо уходить. Но у них еще две хоры…
— У нас еще море времени! — говорит она. — Целых две хоры!
А он снова смеется.
— Две хоры? Две хоры — всего один шаг! — И снова берет ее в себя. Нет, это она берет его. И две хоры, верно, только один шаг. Кто бы мог поверить?
А жадный Таир уже пьет ночную влагу. И Тэлла поднимается… И падает, потому что ноги ее — как та вода, что сейчас паром поднимается с глянцевых листьев. А Нил смеется, и относит ее в бассейн, и опускает в прохладную воду. А потом вынимает, раскладывает на мохнатых полотенцах, мнет, щиплет, гладит — и силы возвращаются.
Нил, уже одетый, помогает ей надеть праздничную одежду, подносит круглое зеркало. И Тэлла радостно улыбается, видя, что ночь, против обыкновения, не выпила краски ее лица. Что довольно лишь тронуть тушью ресницы — и ничто не сделает ее красивей. А справа она видит Нила и понимает — только слепой мог считать его уродом.
— Ты прекрасен, мой Тор! — шепчет Тэлла, притягивает голову воина к себе, целует глаза, губы, нос, щеку… — Ты прекрасен! Ты знаешь это?
— Знаю! — говорит Нил.
И Тэлла оказывается высоко над его головой, под самым потолком. «Я счастлива!» — думает она. А стены комнаты вращаются, бегут вокруг. Только запрокинутое лицо Нила неподвижно. И Тэлла смотрит на него сверху. Сверху! Нил опускает ее в кресло, обувает сандалии, ласково прикасаясь к маленьким ступням.
Они спускаются вниз, к ее носилкам. А ленивые носильщики дрыхнут в тени сантаны, забыв, кто они. И на их спящих физиономиях — довольные улыбки: прошлым вечером им принесли ужин, какого они не ели ни разу за всю свою короткую жизнь, и вдоволь темного вина. Тэлла не сердится на них, когда они встают, разбуженные Нилом. Почему раньше они казались ей такими сильными? Просто карлики рядом с ее возлюбленным! Носильщики трут опухшие веки.