Девушка оборвала песню так же резко, как и начала:
— Это он мне написал! Мне!
Она топнула ногой. Глаза ее разгорелись. Круглые груди подпрыгивали в такт быстрым взмахам руки.
— Сядь! — повелительно произнесла Этайа. И сила, которая была в голосе аргенеты, заставила конгаэлу угаснуть. Обмякнув, она безвольно опустилась на стул.
— Оставь свою магию для мужчин! — сказала Этайа. — Мне оскорбителен твой крик. Ты поняла?
Девушка кивнула. Потухший взгляд ее блуждал по стенам комнаты. Этайа взяла кувшин с соком и выплеснула его в лицо гостьи. От неожиданности девушка вскрикнула, вскочила. Густой сок, холодный, желто-зеленый, тек по ее груди и животу, по складкам красной повязки, туго охватившей бедра, по стройным ногам. Он лужицей скапливался у ее ноги, на голубом паутинном шелке, не пропускающем влагу.
— Полегчало? — спросила Этайа.
— Да, госпожа.
— Я скажу тебе. Да, мы ищем Санти. Я знаю, что он, может быть, еще жив. Если так, мы найдем его. — Лицо девушки посветлело. — Но не для тебя. — Ровные белые зубки впились в губу. До крови. — Согласна ли ты и теперь помогать нам?
Девушка кивнула, не поднимая глаз.
— Молодец! — похвалила Этайа. И отстегнула вуаль.
Щелчок застежки заставил конгаэлу посмотреть на нее.
— Боги! — прошептала она. — Как ты прекрасна!
Этайа ласково улыбнулась:
— У меня есть то, чего нет у тебя, но ведь и у тебя есть то, чего у меня нет, девочка.
— Это слишком сложно для меня, — тихо сказала конгаэла.
— Ты — танцовщица… И не только танцовщица, верно?
— Да, госпожа. — Девушка смутилась.
— И у тебя есть друзья… Важные друзья.
— Да, госпожа.
— Они многое рассказывают тебе…
— Да, госпожа.
— Я хочу услышать о Наместнике!
Конгаэла смотрела на точеный подбородок Этайи.
— Наместник… не в числе моих друзей.
— Знаю. Но у него есть доверенные. Я думаю, он причастен… Понимаешь?
— Да, госпожа.
— Ты узнаешь?
— Попробую, госпожа.
— Я дам тебе денег?
— Не нужно. Денег у меня хватает.
— Не для себя. Для тех, кому есть что сказать.
— Нет, госпожа. Платить опасней.
Этайа с новым интересом посмотрела на девушку:
— А ты права. Не зови меня госпожой. Когда мы вдвоем, мое имя — Тай. А твое?
— Мара.
— Храни себя, Мара! Нет, постой! — Женщина протянула ей полотенце. — Вытрись. И будь осторожна, девочка!
— Храни себя, Тай!
Лекарь воткнул золотую иглу в колено спящего Тага. Две такие же иглы уже подрагивали в правой кисти сановника. Лекарь был сухой крепкий старик невысокого роста с непроницаемым темным лицом. Вращая иглу между большим и указательным пальцами, он ввел ее на необходимую глубину и оглянулся.
Нил вошел в гостиную, неся на руках Торона. Походка его потеряла кошачью мягкость, но все же могучее тело борца не слишком обременяло гиганта. Воин опустил свою ношу на тростниковый мат. Лекарь мельком взглянул на превратившееся в кровавую кашу лицо Торона.
— Нет, это не мое, — сказал он и вновь повернулся к чиновнику.
Подошедший Саннон коснулся плеча лекаря.
— Ты должен сделать все, что возможно, — сказал Начальник Гавани. — Я не хочу, чтоб болтали о том, что я не проявил милосердия в собственном доме!
Лекарь пожал плечами (ты — господин) и присел около тела борца. Достав маленькое круглое зеркальце, он поднес его к окровавленной щели в сплошной ране, которой стало лицо Торона. Серебряная поверхность осталась незамутненной. Взяв руку более толстую, чем бедро самого лекаря, старый конгай пощупал пульс.
— Мертв, — сказал он уверенно. И вновь занялся сановником.
Нил, расставив ноги, стоял над телом Торона. Лицо его ничего не выражало, но аргенет, хорошо знавший его, по неуловимым признакам понял: великан думает, и думает напряженно. Вот он опустился на колени рядом с борцом, провел рукой по круглой, как днище лодки, покрытой шрамами груди… И вдруг резко ударил по грудине основанием ладони. Звук был такой, как если бы он ударил в дно пустой деревянной бочки.
Лекарь с любопытством посмотрел на воина. Нил положил ладонь левой руки на левую сторону груди борца и нанес еще три быстрых удара, не таких сильных, как первый, но достаточных, чтобы угомонить среднего мужчину. Какое-то время Нил держал обе руки на груди борца, потом переместился поближе к голове и погрузил пальцы в месиво, которое прежде было лицом. Лекарь оставил своего пациента и, присев на корточки рядом с воином, с крайним интересом наблюдал за его действиями.
Нил закончил свои манипуляции и вытер окровавленные пальцы о набедренную повязку борца. Положив ладони на ребра Торона, он с силой нажал.
Пузырящаяся пена выплеснулась изо рта борца. Еще толчок — еще один алый фонтанчик. После пятого раза в бронхах лежащего раздался хрип и судорога прошла по телу Торона. Трижды повторив ту же операцию, Нил отодвинулся от тела.
— Твоя очередь, — сказал он лекарю.
Тот с уважением посмотрел на воина.
— Слышал я, что врачеватели Тиниана делают подобное, — сказал он. — Но сам не видел никогда. Не сочтешь ли за труд показать мне…
— Прости, целитель. Это скрытое знание. И не врачевателей Тиниана, а воинов Севера. Клятва связывает меня.
— Понимаю, — согласился лекарь. — А что можешь ты поведать, не нарушив обета?
— То, что ты плохо ценишь настоящих бойцов, целитель. Этого парня мало треснуть головой о камни. Он живуч, как котоар, иначе давно бы уж развлекал своей глупостью Нижний Мир. Да, он никогда не будет дышать носом. Но он и так им не дышал. Челюсть сломана в двух местах, но этот череп прочней скорлупы ореха тикки. Корми его кашей, не давай болтать — и через три месяца он опять будет безобразничать с портовыми девками.
— Мудрость твоя покорила меня, — улыбнулся лекарь. — Прими мое уважение.
— И мое, Нил, сын Биорена, — сказал Начальник Гавани. — Не будь ты так вспыльчив, я уступил бы тебе свой чин.
— Я верен своему сениору.
— Скажу тебе, Саннон, — вмешался аргенет, — что прежде чем стать моим хранителем, Нил был Хранителем Границы Магра в Норне. Раздери меня магрут, если я понимаю, зачем он сделал то, что сделал!
Начальник Гавани удивленно взглянул на воина.
— Мессир, — сказал он, поклонившись, — я думал, ты простой ситтур.
— Думай так и сейчас, ошибки не будет! — сказал гигант. — А тебе, сениор, я отвечу: мой путь — твой путь. В Тангр. Прошу тебя, отважный Саннон, забыть то, что ты слышал. Ты и лекарь узнали то, что надо бы оставить в тайне! — Он укоризненно посмотрел на Эака. — Надеюсь, ты не откажешь мне. А лекаря и просить не нужно: тайна — его профессия.
Врачеватель кивнул.
— Настало время нам вернуться в гостиницу, — сказал Эак. — Благодарим тебя, отважный Саннон!
— Предлагаю вам переселиться в мой дом, — сказал Начальник Гавани. — Он не менее удобен, чем «Добрый приют», и более… безопасен.
— Благодарю тебя. Мы останемся в гостинице.
— Как угодно светлорожденному. Хранят вас боги.
— Хранят и тебя! — ответили Эак и Нил.
Жара, столь обычная в Ангмаре в этот сезон, начала спадать. Мощенные камнем улицы и улочки заполнились людьми. Смуглые мужчины и женщины в разноцветных косынках и набедренных повязках спешили сохранить время между окончанием полдневной жары и короткими южными сумерками — сохранить для своего нелегкого труда.
Глядевший на конгаев со спины урра аргенет ни разу не заметил недоброго взгляда. Напротив, люди улыбались друг другу. И ему, чужаку, тоже улыбались. Даже хищные конгские урры, не упускавшие возможности ляскнуть зубами на наездника, кротко протискивались сквозь толпу там, где улица становилась тесной. Казалось, благодушие овладевало Ангмаром, когда лучи Таира переставали сжигать голые спины.