— Эй, вернись с оружием!

Но было поздно: оба автомата перешли уже в руки Найденова, а механик, получив удар прикладом, без звука полетел за борт. Немецкий летчик видел это. Он схватился было за пистолет, но не успел и вынуть его из кобуры, как упал, оглушенный ударом по голове. А штурман даже не пытался сопротивляться. Он поднял руки и позволил Житкову овладеть своим парабеллумом. Поглядев на юношеское лицо штурмана, испуганно мигавшего белесыми глазами, Житков понял, что этот не опасен.

— Спуститесь в мой катер и помогите поднять сюда тюк, — сказал ему Житков. А Найденову крикнул: — Давай пленного!

Штурман старательно помогал поднять связанного Витему. Его водворили в задней части кабины. После этого штурман по приказанию Найденова проделал все, что было необходимо, для потопления катера.

Вернувшись в кабину, он с опаской поглядел на лежащего без чувств немецкого летчика.

— Попали между молотом и наковальней? — с усмешкой спросил Житков.

— О, наш обер-лейтенант — очень строгий офицер.

— Теперь это уже не столь важно.

— Может быть, позволите связать его, прежде чем он придет в себя? — заискивающе предложил штурман.

Вместо ответа Житков отворил нижний люк и столкнул летчика в воду.

Штурман нервно повел плечами.

— Это путешествие предстоит и вам, если будете себя плохо вести, — сказал Житков.

— Я сделаю все, что прикажете!

Житков обернулся к Найденову и сказал ему по-немецки, так, чтобы штурман мог слышать:

— Проверь, пожалуйста, правильность его ответов. — И снова немцу: — Куда вы должны были лететь отсюда, приняв меня на борт?

— Вас? — удивленно спросил немец.

— Того, кто вам известен под именем «капитана».

— Но… Вы же не капитан, — пробормотал немец.

— Я спрашиваю вас не о том, кто я, а о маршруте, какой вам был указан. Покажите по карте.

Глаза немца растерянно забегали.

— Карты… были у летчика.

— Вы хотите сказать, что карты утонули?..

— Именно так.

— А я хочу сказать другое: если вы еще раз соврете, то действительно отправитесь за обер-лейтенантом, а карты я найду и без вас. Действуйте попроворней! У нас нет лишнего времени.

— Чего вы от меня хотите?

— Чтобы вы тотчас достали карты.

— Пожалуйста… Вот, прошу вас. Которые листы вас интересуют?

— Отберите нужную карту.

— Я должен был проложить путь по указаниям пилота.

— Не валяйте дурака, штурман! Куда вы должны были лететь отсюда?

— Честное слово, это зависело от летчика.

— Ну, вот что: даю на размышление ровно одну минуту. Передо мной будет нужная карта или вам придется справиться о дальнейшем пути у летчика.

Немец с неохотой полез в висящий на борту самолета резиновый мешок и развернул перед Житковым карту.

— Курс? — лаконически спросил тот.

Немец провел карандашом прямую на северо-северо-запад.

— Координаты?

Немец поставил крестик.

— Правильно? — спросил Житков Найденова.

— Не совсем, — уверенно ответил Найденов.

— Вы опять путаете? — строго сказал Житков.

— Честное слово… — начал было немец, но, встретившись взглядом с Житковым, поспешно провел от прямой линию под углом и снова поставил крестик.

— Точно? — спросил его Житков.

— Абсолютно.

— Впрочем, если соврали, — вам же хуже. Не найдем лодку, — вернемся к земле без вашей помощи.

Немец заискивающе улыбнулся.

— А если я приведу вас прямо к назначенному месту?

— Слово офицера: вы будете жить в тепле, сытно есть и курить русские папиросы до самого конца войны.

— Это меня устраивает… Вы — русский?

— Нельзя сказать, что у вас быстрый ум.

— О, я с детства отличался большой положительностью.

— Не знал, что это так называется… Садитесь на свое место.

— Если позволите, я помогу вашему пилоту запустить моторы.

— Пожалуйста.

Немец выполнил указания Найденова. Моторы были запущены, и гидросамолет побежал по разводью к чистой воде.

Навстречу быстро катился вал снегопада. Повернуть было некуда; взлет был возможен лишь в одном направлении — наперерез надвигающейся черной стене.

Найденов вел машину наобум, не имея никакого представления о том, что впереди: свободная вода или стена тороса? Лишь когда набрали скорость, он осторожным движением штурвала оторвал машину от воды. Взлететь при таком крепком боковом ветре?.. Это могло кончиться плачевно.

Буфетчик «особого назначения»

Влажная мгла, лежавшая над морем и льдами, не давала возможности снизиться. Угрожало обледенение. Прошел час. Найденов знаком привлек внимание штурмана и велел определиться. Тот поставил точку так близко к крестику, обозначавшему конец пути, что Найденов даже нервно поежился: они были почти у места. К радости Найденова, здесь не было уже ни снегопада, ни льда. Море было чисто. Житков внимательно оглядывал его в надежде увидеть подлодку. Сделав несколько кругов, Найденов вопросительно поглядел на Житкова: «Сколько, мол, времени будет продолжаться эта карусель?» Житков недоуменно развел руками: лодки не было.

Найденов испытующе поглядел на бензиномер: хватит ли горючего на обратный полет к земле? Может быть, в целях экономии сесть на воду и ждать подлодку с выключенными моторами?

Он вышел на прямую для посадки, когда Житков увидел подлодку, идущую в позиционном положении. Было просто удивительно, что он не заметил корабля, проходя над ним секундой раньше. Всплыть за этот короткий промежуток времени лодка не могла. Житков толкнул в спину Найденова. Сделав разворот, летчик повел самолет на снижение, посадил и подрулил к лодке. Штурман перекинул чалку выбежавшим на палубу матросам. Те осторожно подтянули самолет. Житков спрыгнул на палубу лодки и сделал Найденову знак отруливать прочь. Найденов пристально поглядел на друга, приветственно махнул ему рукой в откинутое стекло фонаря и, дав ногу, двинул секторы газа. Заревели моторы, могучая струя воздуха и водяной пыли заставила броситься ничком всех, кто был на палубе лодки. Взбивая поплавками пену, самолет побежал прочь…

Житков поднялся, отряхнулся, глянул вслед удаляющемуся самолету. На его крыльях зловеще чернели кресты опознавательных знаков гитлеровской авиации.

Житков не спеша повернулся к рубке. На ней стоял немецкий офицер. Их взгляды встретились.

Оба молча спустились в командирскую каюту. Офицер представился:

— Капитан-лейтенант Лейтц. Когда прикажете сдать корабль?

— С этим до завтра. Считайте меня пока пассажиром. Мне нужен отдых, — оказал Житков, разглядывая своего будущего помощника. — Радируйте, что приняли меня на борт.

— Как прикажете поступать дальше?

— По инструкции, — коротко ответил Житков, не имевший представления об «особом задании» корабля.

— Разрешите пока оставаться на поверхности?

— Пока русские этому не мешают, дайте людям дышать воздухом, заряжайтесь, не расходуйте напрасно аккумуляторы. В дальнейшем от них придется взять все. А теперь — несколько часов сна.

— Может быть, сначала завтрак?

— Нет, нет, — прежде всего в постель. А уж затем — обед. Настоящий немецкий обед! Наконец-то! От этой несносной русской еды ходишь как с камнями в желудке.

— И рюмку мозеля?

— Разве буфетчик не предупрежден, что для меня должен быть вермут?

— Не знаю. Может быть… Я хотел сказать: если ему было приказано, он, конечно, сделал для вас запас вашего сорта… Когда разрешите представить вам офицеров?

— После обеда.

— Вы будете обедать у себя?

— Да.

— Разрешите пожелать приятного сна.

— Благодарю.

— Позволите идти?

— Прошу.

Дверь задвинулась. Житков остался один. Одиночество было ему необходимо, чтобы собраться с мыслями. Только очутившись на неприятельской лодке, в окружении врагов, он до конца оценил свое положение. Издали все это казалось проще. Столкнувшись же лицом к лицу с первым и пока единственным немцем — своим помощником, Житков впервые с полной ясностью ощутил, что должен следить за каждым своим словом, каждым жестом, даже за каждой мыслью, должен целиком уйти в ту жизнь, какую придется вести, — жизнь немца, фашиста, офицера. Ни малейшей фальши!