Секретарь Ставропольского крайкома ВКП(б)
М. Суслов»[461].
Думается, комментарии излишни. Но «изящество слога» Суслова, несомненно, достигло здесь небывалых для него высот. Если бы Михаилу Андреевичу посчастливилось жить где-нибудь в восемнадцатом столетии, его талант красноречия, владение ритмом (в письме явно ощутимо влияние античных гекзаметров и былинных стихов) позволили бы ему войти в число пусть не самых значительных, но зато самых активных и плодовитых приближенных ко двору одописцев. Впрочем, вполне вероятно, в составлении письма участвовал и В. В. Воронцов — секретарь местного крайкома по пропаганде и агитации. Этой удачной совместной работе и сотрудничеству была уготована еще долгая жизнь.
Как водится, Сталин не оставил без внимания письмо. И 27 апреля поступил ответ: «Ставрополь. Секретарю Ставропольского крайкома ВКП(б) товарищу Суслову. Передайте колхозникам и колхозницам, рабочим и работницам, инженерно-техническим работникам, служащим, учителям, врачам, женам военнослужащих, комсомольцам, пионерам и школьникам Ставропольского края, собравшим 40 100 ООО рублей и облигациями госзаймов 6 300 000 рублей на строительство танковой колонны „Ставропольский колхозник“, бронепоезда „Комсомолец Ставрополья“ и авиазвена „Пионер“, сдавшим зерно и масличные культуры в фонд Красной Армии и пославшим подарки и теплые вещи фронтовикам, мой братский привет и благодарность Красной Армии.
И. Сталин»[462].
В январе 1943-го городу, «с честью носившему» имя красного маршала, из-за катастрофического военного провала этого «полководца» на фронтах Великой Отечественной было возвращено исконное название — Ставрополь. Что не означало, однако, возвращения бережного отношения к традициям. Это подтверждает и акт вандализма, совершенный тогда же по приказанию Суслова. Речь идет о взрыве (ничем не обоснованном) Казанского кафедрального собора в Ставрополе. Жители города решили возвести эту церковь в память избавления от страшной эпидемии чумы 1810 года, унесшей многие жизни. В 1843 году состоялась торжественная закладка храма. Через сто лет Казанский собор был варварски уничтожен. И хотя фронт к весне откатился от Ставрополья довольно далеко, Суслов объяснил свое решение военной необходимостью — высокая колокольня собора послужила бы слишком хорошим ориентиром для наводки вражеских орудий.
Во время войны и оккупации всего лишь несколько сотен проживающих в Ставрополье карачаевцев поддержали гитлеровскую администрацию. В областном центре Микоян-Шахаре был сформирован так называемый Карачаевский национальный комитет, сотрудничавший с оккупантами. Но большинство жителей Карачая не оказывали содействия этой организации, а напротив, поддерживали партизан. Тем не менее в ноябре 1943 года почти 80-тысячное карачаевское население было поголовно депортировано в Среднюю Азию и Казахстан — на «спецпоселение». Карачаевская автономная область была юридически и фактически ликвидирована, Микоян-Шахар переименован в Клухори. 14 долгих лет продолжалось изгнание. И лишь в 1957 году справедливость была восстановлена, правда, только отчасти. Оставшиеся в живых, перенесшие унижение, голод, смерть близких карачаевцы вернулись на родную землю. Тогда же, в 57-м, Клухори стал называться Карачаевском, вновь была образована автономия в составе РСФСР.
Разумеется, решение о выселении мусульманских народностей с Северного Кавказа и из Поволжья было «обдумано» и принято в Москве Государственным Комитетом Обороны, Сталиным; закладывался будущий фундамент послевоенной политики репрессий. Однако верно и доказано то, что Ставропольский крайком партии полностью поддержал это решение и помог провести его в жизнь. Более того, по имеющимся сведениям, первый секретарь крайкома М. А. Суслов сыграл не последнюю и весьма зловещую роль в развернувшемся насилии. Сыграл не только по долгу службы, но и по личной инициативе.
Сразу же после освобождения, зимой 1942/43 года, ничто, казалось, еще не предвещало беды. Газетная хроника того времени пестрела известиями об успешном возрождении колхозов в Карачае, весной — о полевых работах, а позднее — о развернувшейся уборке. В марте 1943 года была опубликована и следующая информация (поданная как рапорт М. А. Суслову): «Трудящиеся Малого Карачая, освобожденные Красной Армией от немецко-фашистского ига, начали, по призыву колхозников аула Элькуш, сбор средств на строительство эскадрильи боевых самолетов „Колхозник Карачая“. Воодушевленные замечательными победами советских войск на фронтах Отечественной войны, трудящиеся района за короткий срок собрали 500 тысяч рублей. Председатель колхоза имени Сталина тов. Аджиев внес из личных сбережений 11 500 рублей, а председатель колхоза аула Учкекен Магомет Салпагаров — 10000 рублей»[463].
Корреспонденты подробно описывали и «специальное совещание стариков» (старейшин), съехавшихся практически из всех аулов Карачая. С удовлетворением отмечалось, что из 726 присутствовавших стариков слово взяли 92 человека. О чем они говорили? Разговор шел о пережитой фашистской оккупации и об острых насущных заботах. «Немецко-фашистские захватчики обманули карачаевский народ, — заявил в своем выступлении старик из аула Учкекен Абук Хубиев, — Гитлер прислал нам из Берлина Коран, но скажу прямо, что немцы никогда не были мусульманами, а мусульмане не были немцами. Им не мусульмане нужны, а богатство наше нужно, но мы его не отдадим. Если потребует наша Родина, то я, несмотря на свою старость, пойду вместе с сыновьями бить немцев», — заключил старик. Было составлено и коллективное письмо Сталину: «Горе и позор принес Гитлер на наши седые головы. Пять месяцев гитлеровские солдаты и гестаповцы убивали, грабили, издевались над нашим свободолюбивым народом. Позади остались месяцы рабства, сыны Карачая вновь влились в дружную семью народов Советского Союза, взращенную тобой, наш любимый друг и вождь»[464].
Эти старики, как и весь карачаевский народ, были уже обречены. «Любимый друг и вождь» уготовил им страшную участь. Его непреклонность и безжалостность к «врагам» были хорошо известны. Уже в декабре 1943 года названия городов и аулов Карачая попросту исчезли со страниц газет, хозяйственных отчетов и докладов. Слово «карачаевцы» также было забыто, народ как бы ушел в небытие, перестав существовать официально. Так было на бумаге, но не в жизни.
Естественно, никакой информации о насильственном выселении не публиковалось. Все происходило тайно, без огласки. В развернувшейся «подготовительной» работе М. А. Суслов оказывал посильную поддержку ведомству Л. П. Берии в сборе фальшивых обвинений и свидетельств «преступлений» карачаевцев против советской власти. Была организована и пропагандистская кампания в поддержку вершимого насилия и произвола. При участии Суслова была создана легенда о «массовом предательстве», о якобы действовавших в горах Карачая 65 бандах. И кровавые преступления «фашистских пособников» были изобличены и впоследствии обнародованы. Бандами карачаевцев якобы была расстреляна большая группа отступавших красноармейцев. Но самым безжалостным и горьким для карачаевцев стало обвинение в гибели ребятишек из детдома. До последнего времени у селения Нижняя Теберда находился памятник этим загубленным детским душам. И виновными, судя по надписи, кроме фашистов, были и «местные националисты». Уже в конце 80-х прокуратурой края предпринималось официальное расследование. Вывод: все вышеперечисленные и бытовавшие со времени Суслова обвинения облыжны и не соответствуют действительности. Среди добытых фактов и доказательств совершенных «преступлений» свое место заняли и нарочито мифологизированные рассказы и просто слухи. Вот одна из бытовавших в те годы легенд. В 1942 году карачаевцы в знак благодарности и дружбы преподнесли Адольфу Гитлеру подарок — богато инкрустированные седло, уздечку и белого коня. Это, конечно, тоже было фальшивкой.