Строкач, тасовавший на столе фотографии, указательным пальцем подтолкнул их к Сутину. Тот, даже не взглянув, тоскливо уставился в лицо майора.

– Ну, и что вы хотите этим сказать, Павел Михайлович? О том, что это заведующий первой аптекой, вы знаете и без меня. Вас интересует его моральный облик или имущественное положение?

– И то и другое. И любое третье, которое всплывет. А самое главное его отношения с Мерецковым.

Сутин молча недвусмысленно ткнул себя большим пальцем правой руки в вену на локтевом сгибе левой и горестно покачал головой, потом продолжил, голосом выделяя первые слова в каждой фразе:

– Я наркотиками не торгую. _М_н_е_ никто торговать и не даст. _М_н_е этот аптекарь без надобности.

Строкач зашевелил губами у самого уха инвалида.

– Наркотики к Мерецкову шли через Бобровского? Быстро, быстро!

Сутин утвердительно кивнул, забормотал скороговоркой:

– Через Бобровского прошло столько дури – мафии и не снилось! И деньги должны были остаться. Очень много, хотя его доля не так уж и велика. Мерецков никому не оставлял много, с кем бы ни работал. Не деньгами, а страхом людей держал.

Отстранившись от уха Строкача, добавил погромче, косясь уже не на дверь, а на фотографии, которые все еще держал в руке.

– Нет, есть люди, против которых не пойдешь в одиночку. Не знаю, кто бы и решился, разве что какие-нибудь наглухо отпетые.

– Вроде сектантов из катакомб? – не удержался Строкач, хотя поначалу решил не перебивать.

– Из катакомб? Да, те точно ничего не боятся. Но они с нашими не общаются, уходят от разговоров. А в катакомбы ни один здравомыслящий человек не сунется… В общем, людей на фотографиях я видал. Пять лет колгочусь в районе, всех в райотделе в лицо знаю, а этих парней встречал и в нерабочее время. Мне одного раза хватает, чтобы человека запомнить. Прямо скажу – озадачили они меня. Вы ведь знаете, что я имею, ну, скажем, некоторое отношение к вокзальной шантрапе…

Строкач успокаивающим жестом показал, что Сутин может говорить вполне откровенно. С самого начала было очевидно – майор пришел не по душу "главного нищего", однако, получив подтверждение, Сутин снова оживился.

– Я, конечно, не слежу за каждым попрошайкой, но в конечном счете большинство чуть-чуть отстегивает в общак. Сам я только передаточная инстанция, теперь еще и немощная. Мелочишка, конечно, бывает, прилипнет к рукам, и на том спасибо. Ну, а есть такие, что не платят, этим Бог судья. За всеми не угонишься, руки коротки. Э, да что там… Когда все это случилось, и я немного очухался, то научился радоваться самым простым вещам, даже таким, которые раньше только раздражали. Так, когда мы заехали на станцию техобслуживания, мне все эти запахи масла, бензина, металла лучше французской парфюмерии. Я ведь раньше и сам любил в машине покопаться…

– И что же на станции? – поторопил Строкач.

– Встретил я тогда этих двоих, – он щелчком отделил фотографии Демина и Агеева. – Они там масло меняли, что ли. Чего там чинить? Машина новая, хоть год не заглядывай. Они пошли с мастерами договариваться, и мои парни тоже – что-то с двигателем у "Форда".

– Ба! Неужто и твоим парням надо договариваться?

– Шутите, Павел Михайлович. Нет, конечно, некоторым уважением я там пользуюсь, но, пожалуй, мой рейтинг пониже вашего. Знаете, на "вазовском" центре даже из своих очередь, но ни разу мне не удавалось вперед милиции забежать. Да чего я болтаю – у вас же у самого "жигули".

– Информация у вас поставлена, Валерий Кузьмич.

– Да, есть маленько. В общем, выкатили меня парни из автобуса, ушли договариваться. Я специально сказал, чтобы не гнали – не похожу, так покатаюсь среди людей. Как раз возвращаются эти ваши – молодые, здоровые, на меня ноль внимания, и плевать им на то, что я их вижу насквозь Вот тут-то я и ошибся. Пригляделся – а у них на заднем сиденье в "жигулях" один типчик сидел – и обомлел. Этот Виктор у меня на вокзале на ступеньках пятаки косил. Такой себе крепенький мужичок, умело под дурака канал, и мастер был ногу выворачивать – прямо натуральный калека. Появился он неизвестно откуда месяца за два до того. Мне донесли, что поначалу он отказывался платить, я и подумал – может, и вправду дурак. Но тут я его увидел совсем другим – солидный, вальяжный, разъевшийся. Локоть в окно выставил, американской сигареткой попыхивает… А на руке – не поверите золотые часы с браслетом.

– Может быть, вы ошиблись?

– Я же сказал – на лица у меня абсолютная память. К тому же у него и приметная наколка на пальце, у этого Виктора.

– Какая?

– Как у всякого быдла: косой крест на безымянном пальце левой руки.

– У вас действительно память что надо, Валерий Кузьмич.

– Короче, когда парни вернулись к машине, заметили, что я на этого обозревшего попрошайку посматриваю. Близко я на коляске не подъезжал, но все же стоял и не так далеко, чтобы лиц не разглядеть. Один даже поморщился, но Виктор этот рукой махнул, засмеялся, и они успокоились. Он-таки, видно, имел на них влияние.

– Говоришь, Виктор? А возраст, приметы, откуда приехал?..

– Фамилию у нас не спрашивают. Я попробую что-нибудь узнать, но это сомнительно. Родом откуда-то из Сибири или с Урала, если не врет. Рост средний, возраст неопределенный – можно дать и сорок, и пятьдесят. Он же грязный явился – ни черта не разобрать. Где сейчас, не имею представления, а тогда жил где-то на окраине, по направлению к Матвеевке.

Это направление давно занимало Строкача. В пяти километрах от вокзала – уже за городской чертой – были обнаружены "жигули" Агеева. Там же находились и выходы из катакомб. Однако и в противоположном конце города, неподалеку от станции техобслуживания, располагались аналогичные колодцы и штольни, часть из которых давным-давно обрушилась, но некоторые были еще проходимы.

В последние месяцы Строкач не избежал контактов с автосервисом – его "жигули" старели и все чаще требовали ремонта, который обошелся бы ему куда дороже, если бы пронырливые слесаря не пронюхали о месте его работы. Каким образом – майор так и не установил, однако на его вопросы, пусть и совершенно невинные, доблестные воины автосервиса отвечали с показной готовностью.

Слесарь Чубук был громоздок и неуклюж, а роба его до такой степени промаслена, что превратилась в какой-то лоснящийся панцирь В чистом его никто не видел, поскольку то, во что он переодевался после смены, выглядело немногим лучше. Куда Чубук девал заработанное, не знал никто, а зашибал он побольше остальных – недаром к нему еще много лет назад прилипла кличка "Вымогатель". Если какой-то детали нельзя было найти нигде, то это вовсе не значило, что ее нет у Чубука. Оценивающе взглянув на клиента, слесарь заламывал такую цену, что многие только изумленно вертели головой. Однако – платили, куда денешься. Принимая купюры, Чубук смущенно улыбался: "Инфляция!"

Однажды он разъяснил Строкачу, что делит всех клиентов на выгодных и необходимых. По тому, как Чубук восторженно приветствовал майора, встретив его у проходной, можно было судить, к какой категории он его относит. Ему и раньше случалось бросать полуразобранный сверкающий "мерседес" и под возмущенные вопли хозяина отправиться менять на "жигулях" Строкача какую-нибудь пустяковую прокладочку.

Так и в этот раз – он бросился к майору едва ли не с распростертыми объятиями, хотя это был всего лишь ритуальный жест. Чубук был, вопреки обыкновению, в приличном костюме, однако на лбу у него красовался жирный мазок графитной смазки, а под глазом – небольшой кровоподтек.

– Павел Михайлович, какими судьбами!

Строкач не стал делать вид, что его интересуют дефицитные мелочи. Чубук, помимо основных занятий, был неистощимым кладезем всевозможной информации и сплетен, обладал приметливым глазом и бездонной памятью.

– Помню их, а как же! Клиенты как клиенты. Из милиции? А что мне эта вневедомственная охрана? В остальном – нормальные парни. Они часто вдвоем заезжали. Саша пижон, конечно, – то резину английскую ему достань, то руль итальянский… Повезло ему с машиной: черный салон, длинное крыло, пятиступенчатая коробка, двигатель на полтора литра… это пусть он кому-нибудь рассказывает, что в общей очереди такую машину получил.