"Откуда в этой венетке столько музыки? Она словно сплетена из солнечных лучей!" - изумлённо отметила про себя Руцина и поняла, что эту-то солнечность в Эфанде наверняка и приметил Рюрик, её-то и не хватало Руцине даже в те мгновения, когда Рюрик целиком принадлежал ей. Её страстность и тянула к ней князя, и отталкивала от неё. Между ними всегда шёл спор. И в этом споре побеждённой оказалась она, пламенная Руц! Уймись, Руцина, благодари Христа за то счастье, которое дал тебе твой Рюрик! Такого и у него уже не будет ни с одной женщиной. И она вновь и вновь обращалась сердцем к тому изречению, которое так успокаивало её: "Бог дал, но время шло, и Бог взял…" А роптать на Бога - великий грех… Всё происходит с нами только по воле Божьей. Но слезы обиды навёртывались ей на глаза, и что-то сжимало грудь. И вновь ей помогала молитва. Ведь уныние - великий грех, и христианка должна бороться с этой своей слабостью. И она была благодарна Дагару за его ненавязчивое внимание; за то, что он оказывался рядом тогда, когда ей это больше всего было нужно. Никогда и никто не сможет сравниться с её Рюриком, но её ещё любят, и она ещё чувствует себя любимой женщиной.

Да, нынешнее предзнаменование… Она вспомнила, как нежно прижал к себе Дагар маленькую Рюриковну, и сердце её наполнилось благодарностью к суровому меченосцу. Сказать ему, что вход в её одрину уже целый год не охраняется? Нет! Он должен об этом узнать сам! Но как?.. Не посылать же к нему девку-служанку! Господи, спаси и сохрани меня! О чём я? Ведь то, о чём я сейчас подумала, это грешно?! Но разве грешно быть любимой и любить? Оставь всё до завтра, Руцина! Будет новый день, со светом уйдут ночные страхи. Всё прояснится!..

А ещё через три дня дозорные принесли князю весть:

- Прибыли купцы от ильменских словен. Хотят видеть вождя. Рюрик распорядился:

- Оповестите вождя и главного жреца. Встречать гостей будем в моём доме после полудня…

Длинные столы в княжеской гридне обильно заставлены блюдами с едой. В высоких глиняных кувшинах, украшенных синими и белыми полосками и нехитрым орнаментом, настойки медовые и ягодные. Рароги в обычной своей одежде, только чёрные узкие повязки вокруг головы и чёрные сустуги говорят о смерти Олега и других воинов-дружинников.

После полудня распахнулись тяжёлые двери гридни, и старый Руги. Стоявший справа от двери, торжественно назвал первого гостя:

- Князь ильменских словен Вадим!

В гридню вошёл лет тридцати пяти, среднего роста, крупноголовый, бородатый витязь и, оглядев хозяев, поклонился им поясным поклоном. Одет он был в тёплую домотканую с длинными рукавами серую рубаху, подпоясанную узорным кушаком, украшенную возле шеи металлическими пластинками. Коричневые порты его были заправлены в высокие кожаные сапоги. По виду и не скажешь, что князь. Но уверенность, с какой держался он, и его повелительный взгляд выдавали в нём знатного воина.

Рюрик, Эфанда, Олаф, Бэрин, Ромул, Эбон и Дагар, встречавшие в гридне гостей, молча ответили ему поклоном. Гость подошёл ближе к Эфанде и ещё раз ей поклонился, сказав:

- Как солнце, прекрасна молодая жена князя рарогов! - Он перевёл взгляд на князя, стоящего рядом с княгиней, задержал его на чёрной головной повязке и сочувственно произнёс: - Чту память погибшего смертию храбрых брата князя рарогов Олега! Чту память погибших дружинников!

Хозяева опять склонили Головы, а старый слуга хриплым от волнения голосом объявил нового гостя:

- Посол ильменских словен купец Домослав. Домослав оказался высоким седоголовым человеком с умным, добрым лицом. Одет он был в коричневую корзну и такого же цвета порты, заправленные в сапоги. Он поклонился хозяевам, дал им разглядеть себя, а затем молча встал возле Вадима.

- Посол ильменских словен купец Полюда. Новый гость тоже был высок и седоголов, но гораздо уже в плечах, чем Домослав. Одет он был так же, как и другие словене.

Полюда поклонился хозяевам, задержал свой проницательный взгляд на князе рарогов, словно пытаясь решить что-то важное для себя, и вдруг улыбнулся Рюрику так светло и открыто, что в гридне сразу стало уютнее.

- Передаю рарогам-русичам низкий поклон от старейшины ильменских словен Гостомысла! - сказал Полюда, с затаённым интересом глянул на князя рарогов и тут же перевёл взгляд на верховного жреца племени. Бэрин поймал этот взгляд, но не дал послу втянуть себя в опасную игру - отвёл свой взор в сторону. Послы ещё раз поклонились. Хозяева ответили им также поясным поклоном. Разговор дальше пошёл на словенском языке, и повёл его самый знатный из русичей;

- На земле рарогов вас приветствуют: верховный жрец племени Бэрин, вождь племени Олаф, наши послы Ромульд и Эбон, военачальник Дагар… - А когда Рюрик назвал имя своей младшей жены, все радостно улыбнулись. Ответив сдержанной улыбкой гостям, Рюрик продолжил:

- Мы рады принять поклон от гордого Гостомысла. Он не в первый раз посылает к нам своих послов, вот только не знаем, что мы ответим им нынче…

Вадим, Домослав и Полюда поняли намёк князя рарогов на изгнание Геторикса, но промолчали.

Рюрик, убедившись, что гости всё поняли, но вызова не приняли, указал рукой на кадь и священный серебряный котелок.

- Прошу дорогих гостей совершить омовение. Первым подошёл к кади с водой Бэрин. Он омыл в ней руки, вытер их льняным полотенцем и торжественно направился к котелку, что неизменно стоял на серебряной треноге в правом почётном углу княжеской гридни. Гости последовали примеру жреца. Когда все оказали честь священному котелку как символу тепла, семейного очага и хлебосольства, Бэрин взмахнул длинными рукавами своей рубахи и торжественно молвил:

- Да согреют животворные лучи солнца встречу родственных племён! Гостям явно понравилось такое доброе начало.

- Прошу всех за стол, отведать пищу нашего народа, - сдержанно пригласил Рюрик и первым подошёл к столу.

"Сначала за столом едят и пьют, - вспомнил вдруг князь рарогов весёлый совет отца, - и только потом решают дела", - и невольно грустно улыбнулся.

И тут рикс поймал на себе снисходительный взгляд Вадима - князя ильменских словен. Рюрик не выдержал и ответил ему таким же взглядом. "Я понимаю, почему ты так задоришься: тобою недовольны ильменские бояре, подумал Рюрик и первым опустил глаза. - Как, впрочем, и мною - наши друиды… Наши доли одинаковы и в снисхождении упражняться не надо бы…"

Тем временем Руги и двое дворовых слуг молча обслуживали трапезников. За холодными закусками: отварным мясом, яйцами диких и домашних птиц, пшеничными лепёшками - последовали горячие блюда: жареное и тушёное мясо, речная и морская рыба. Каждый брал то, что ему по вкусу.

За едой разговор пошёл веселее. Бэрин первым решился спросить:

- Так что же хотят от нас ильменские словене? Вадим остановил взгляд на Домославе: говорить князю можно было только после старших по возрасту. Тот начал беседу, путая рарожскую и словенскую речь.

- У нас опять нет лада между племенами, - проговорил Домослав и перевёл свой озабоченный взгляд с Вадима на Рюрика. - Помнится, лет десять тому назад мы отпустили с миром Геторикса, который так и не смог унять наших бояревей, но порядок на краях земли нашей навёл, - говорил он с тем добродушием и искренностью, какие сразу вызывают у слушателей ответную симпатию. Вот и Рюрик поверил ему, но тут он глянул на Бэрина и насторожился: верховный жрец сидел как-то отрешённо от того, что происходило за столом. Это неприятно поразило Рюрика.

А Домослав между тем продолжал:

- Нынче вот замучился Гостомысл разбирать кровавые распри соплеменников, да и набеги норманнов и финнов участились.

- Что же Вадим бездействует? - спросил вдруг Бэрин и посмотрел на своего князя. - Вот наш Рюрик не дремлеть, хоть и имает трёх женовей.

Эфанда вспыхнула, но не произнесла ни слова. Её дело молча наблюдать за переговорами, ничего не забыть и не спутать. Её задача - не забыть те хитрые уловки, к которым прибегают в разговоре словене, чтобы от того не пострадали интересы её мужа.