Мы уже дошли до Александровского сада, на другой стороне которого стоял Зимний дворец, когда услышали звук трубы — сигнал боевой готовности кавалерии. Не поняв, что означают звуки трубы, и не видя происходящего впереди, люди остановились. Перед ними на правой стороне улицы стоял полицейский отряд, но, не углядев в поведении полицейских каких-либо признаков враждебности, демонстранты снова медленно двинулись вперед. И вот тут-то со стороны Генерального штаба вылетел отряд кавалерии и раздались первые залпы. В этот момент открыл огонь и воинский отряд, стоявший, по-видимому, по другую сторону площади, напротив Адмиралтейства. Первый залп был произведен в воздух, второй же — в толпу, и несколько человек упали наземь. Охваченные паникой, люди стали разбегаться во всех направлениях. Вслед им летели пули, и тогда мы, прохожие, побежали со всех ног вместе с толпой. Не могу передать состояние ужаса, охватившего нас в тот момент. Было совершенно очевидно, что власти совершили чудовищную ошибку, что они абсолютно неправильно поняли умонастроения толпы. Какими бы ни были замыслы организаторов шествия, рабочие шли ко дворцу без злых намерений. Они ото всей души верили, что, когда они придут на Дворцовую площадь и станут там на колени, к ним выйдет царь или, по крайней мере, появится на балконе. Однако их встретил не царь, а пули. То была историческая ошибка, за которую высокую цену заплатили и монархия, и Россия.

Первые оценки свидетельствовали о том, что число жертв исчислялось по меньшей мере двумястами или тремястами убитых и раненых. Были немедленно вызваны кареты «скорой помощи», куда с помощью тех, кто не пострадал, укладывали раненых — мужчин, женщин, детей. Охваченная замешательством, толпа в конце концов растворилась в прилегающих улицах. Самого Гапона спасли доброжелатели: сбрив ему бороду и переодев в цивильное платье, они вывезли его из города. Из своего укрытия он обратился к рабочим, осыпая проклятиями монархию и царя.

События Кровавого воскресенья произвели коренной переворот в мышлении рабочих масс, на которые до этого времени пропаганда действовала весьма слабо. Генерал Трепов и те, кто позволил ему совершить этот безумный акт, разорвали духовные узы, которые связывали царя и Простых рабочих.

Вскоре после этого коллегия адвокатов создала специальный комитет с целью оказания помощи жертвам трагедии. Для ознакомления с положением в рабочих кварталах и уточнения последствий трагических событий требовались люди. Я с энтузиазмом принял участие в этом деле. В мои обязанности входило посещение рабочих семей во всех районах города. Именно тогда я впервые столкнулся с проблемой огромных различий в условиях жизни рабочих семей, поскольку одни проживали в сравнительно благоустроенных квартирах, а другие ютились в жалких трущобах. Жены погибших рабочих, потрясенные и растерянные, не могли понять причин происшедшего. Ведь их мужья, говорили они, отправились к дворцу с самыми лучшими намерениями. Все, чего они только хотели, это вручить царю петицию, а их встретили пулями. В сердцах этих женщин не было ни гнева, ни жажды мщения; они просто чувствовали, что произошло что-то, что изменит отныне всю их жизнь.

Как и следовало ожидать, события Кровавого воскресенья пролили воду на мельницу «левых» пропагандистов. Моя работа юрисконсульта среди рабочих и посещения рабочих семей после 9 января убедили меня в том, что в основе их пропаганды лежали ложные предпосылки, а само понятие «сознательный рабочий» отражало не реальность, а всего лишь их благие пожелания.

На меня события Кровавого воскресенья произвели огромное впечатление. В то время, когда страна находилась в состоянии войны, когда русская армия терпела поражения, отборные части императорской гвардии слепо подчинились абсурдному и чудовищному приказу стрелять в рабочих! Для меня состояние армии и ее моральные качества имели первостепенное значение. Я всегда придерживался того мнения, что народ и армию должны связывать неразрывные и здоровые узы.

Вернувшись домой и немного придя в себя, я написал письмо, обращенное к гвардейским офицерам. Не помню точно слов, но обуревавшие меня чувства я изложил достаточно определенно. Я напомнил им, что в то время как армия сражается за Россию, они дома на глазах всей Европы расстреляли беззащитных рабочих, нанеся тем самым непоправимый ущерб престижу страны за рубежом. У меня было несколько знакомых среди гвардейских офицеров, в том числе брат жены, служивший в составе первой артиллерийской бригады. Им я и направил копии своего письма с собственноручной подписью. Неприятностей не последовало. Ведь те, кому я направил свое послание, были людьми чести и никто из них не предал меня, сообщив о моем письме в полицию. Но воспоминания о событиях на Невском проспекте в то воскресное утро были столь мучительны, что с того дня я навсегда порвал всякие отношения со всеми моими друзьями и знакомыми из бюрократических кругов.

18 февраля 1905 года — весьма знаменательный день. Именно в этот день по случайному совпадению были одновременно опубликованы три в высшей степени важных документа. Насколько я знаю, никто никогда не смог объяснить с достаточной долей достоверности, почему все три были опубликованы одновременно. Первый документ — манифест Николая II, обращенный с призывом ко всем «истинно русским людям» объединиться вокруг трона и дать отпор попыткам подорвать древние основы самодержавия, без которого невозможно существование самой России. Второй документ — рескрипт новому министру внутренних дел Булыгину[11] разработать «совещательный» статус Думы. Третий — Указ, предписывающий Сенату принимать к рассмотрению прошения, врученные или направленные ему представителями различных слоев населения.

Эти императорские Указы всех озадачили, однако наибольшее внимание привлекло предписание о подготовке совещательного статуса Думы. Существенное значение имел и Указ о прошениях, в той его части, где любому гражданину давалось право на организацию митинга, составление петиций и обращение с ними. Однако именно этот Указ приобрел со временем совсем иное толкование. Ведь после роспуска в июле 1906 года I Думы были подвергнуты разнообразным репрессиям те, кто стал инициатором таких петиций или собирал подписи под ними.

Но лишь немногие осознали в те дни, что самым важным документом с точки зрения властей был манифест[12] призвавший «истинно русских людей» объединиться вокруг трона. Именно он вдохнул жизнь в крайне правое движение, которое долгое время влачило жалкое существойание и спустя восемь месяцев оформилось в виде «Союза русского народа».

Принятие Треповым на себя практически диктаторских полномочий вкупе с тремя правительственными декретами от 18 февраля — осуществление одновременных мер, которые внешне имели целью удовлетворить требования народа, а по сути были направлены на подавление его воли, — все это свидетельствовало о том, что правительство быстро теряло контроль над положением. После ухода с политической арены Витте не осталось никого, кто был бы способен компетентно управлять страной.

В течение нескольких месяцев, пока шла разработка закона о новой, «совещательной» Думе, самым острым для всех слоев общества стал вопрос о том, принимать или не принимать участия в предстоящих выборах. Естественно, что с особой страстностью обсуждалась эта проблема членами «Союза освобождения», организации, которая оказывала в то время решающее влияние на формирование общественного мнения.

Собрания, на которых вырабатывались разного рода наказы, породили бесчисленное множество новых союзов. Практически вся страна «обсоюзилась». Появились союзы университетской профессуры, союзы учителей, союзы юристов, врачей и инженеров, архитекторов, актеров, работников почты, железных дорог и многие другие. Важную роль играл созданный одним из первых Союз железнодорожных служащих. Его члены придерживались строгой дисциплины и обладали великим «esprit de corps» (корпоративным духом). Союз внес огромный вклад в революцию 17 октября 1905 года.[13] Высокой дисциплиной и развитым чувством локтя отличался также Союз работников почт и телеграфа. Эти два союза много сделали для установления контактов между группами населения, действовавших до тех пор крайне разрозненно и разобщенно.