Несомненно, оба этих свидетельства — и Смита, и Гладилина — основаны на рассказах Галича, который, как мы уже говорили, сам получал информацию из вторых рук, а значит, верить этой датировке (и месту действия) не обязательно. Тем более что, как следует из материалов, хранящихся в РГАЛИ, уже в октябре 1971 года в Союз писателей поступили материалы из свердловского МВД, посвященные приезду Галича в этот город (см. следующую главу). Да и актер Театра на Таганке Борис Хмельницкий в середине 90-х годов рассказывал дочери Галича Алене, что было две свадьбы: одна — в августе 1971-го, а другая — осенью. И что песни Галича крутили именно на домашней вечеринке, куда внезапно нагрянул Полянский[1062].

В воспоминаниях писателя Григория Свирского упоминается еще один персонаж, причастный к разбираемым событиям: «Наступила очередь и Галича, бедствия которого достигли апогея, когда однажды в семье члена Политбюро Полянского, известного мракобеса, включили магнитофон и секретарь МК партии Ягодкин, приглашенный в гости, проявил бдительность и указал на “вредоносность”»[1063].

Откуда Свирский мог почерпнуть такую информацию? Скорее всего, непосредственно от Галича, с которым он близко общался в начале 1970-х. А секретарем по идеологии Московского горкома КПСС в конце 1960-х и в 1970-е годы действительно был Владимир Ягодкин, об идеологической «свирепости» которого существует немало свидетельств — известно, например, что он был инициатором исключения из партии Окуджавы, у которого в «Посеве» вышел сборник произведений.

В мае 1973 года, живя на одной из дач Большого театра в Серебряном бору, Галич написал песню «Письмо в XVII век». Свои многочисленные комментарии к ней он начинал с рассказа о пейзаже, который открывался с его дачи, расположенной неподалеку от Москва-реки. На противоположном берегу с правой стороны виднелась красивая церковь — Лыковская Троица, в которой когда-то венчался Петр I, а слева находилась дача члена Политбюро Дмитрия Полянского. На известных нам фонограммах 1973–1974 годов этот человек назван по имени лишь дважды. В основном же, в предотъездных записях присутствует его безымянное упоминание, продиктованное, вероятно, опасениями Галича навредить тем, кто записывал его на магнитофон, хотя не исключено, что он опасался каких-то крайних последствий и для себя лично… Приведем фрагмент комментария, прозвучавшего на домашнем концерте у Михаила Крыжановского в 1973 году: «А налево стоит государственная дача номер пять, где живет человек, с которым, в общем, моя судьба до некоторой степени связана разнообразной критикой. Хотя мы друг друга, естественно, не знаем, но вот так получилось».

Между тем филолог Елена Невзглядова, познакомившаяся с Галичем в июле 1973 года во время своего приезда из Ленинграда в Москву, утверждает обратное: «…помню рассказ о том, как он побывал на правительственной даче у Полянского, которому о нем доложили и который пожелал познакомиться с его творчеством. Визит с обедом на государственной даче № 5 описан в песне “Письмо в XVII век”: “Ты мне пальцем не грози” — эта реплика в песне обращена к конкретному чиновнику, пришедшему в негодование от услышанной крамолы»[1064].

Также и Алена Архангельская утверждает, что «Дмитрию Степановичу Полянскому очень не понравились песни Александра Аркадьевича, о чем он соизволил сказать напрямую автору, но автор не послушал и стал писать дальше»[1065]. В телепередаче «Дачники. Серебряный бор» (ТВС, 13.12.2002) она сообщила другие подробности: «Мне отец рассказывал, что он его приглашал к себе на дачу поговорить. Поговорить и указать на неправильность пути. Он хотел как бы дать ценные указания. Но отец не любил ценных указаний. Он понимал, о чем будет разговор (о том, что его песни — это сатира, которая не нужна советскому человеку), и на эту встречу не пошел, чем и обострил ситуацию».

В беседе с автором этих строк Алена Архангельская уточнила, что, как ей рассказывал отец, Полянский позвонил Галичу домой и пригласил на беседу, но тот отказался, сказав, что болеет, после чего Полянский и написал письмо в Союз писателей с требованием исключить Галича. О существовании этого письма Алена узнала в 1988 году, когда Валерий Гинзбург и его падчерица Нина Крейтнер инициировали судебный иск по поводу признания именно их, а не Алены, наследниками Галича. Тогда Алена пришла в Союз писателей, где хранилась давняя анкета, заполненная Галичем 27 октября 1957 года, в которой он подтверждал свое отцовство в отношении дочери: «Женат. Жена — Ангелина Николаевна Прохорова, 36 лет; дочь Александра, 14 лет»[1066].

Тогда же у Алены состоялся разговор с первым секретарем Союза писателей Владимиром Савельевым, и когда она поинтересовалась насчет причины исключения Галича, он сказал, что был сигнал от Дмитрия Полянского, и посоветовал за более подробной информацией обратиться к юристу Союза писателей Нине Боровской, которая уже во второй половине 1950-х работала заведующей отделом учета творческих кадров Союза писателей. И та подтвердила, что был звонок от Полянского и было письмо, но, когда Алена попросила показать это письмо, Боровская сказала, что оно пока находится в архиве и еще не подшито в дело. Соответственно, она не может его показать. Между тем в «Персональном деле Галича», хранящемся в РГАЛИ и посвященном его исключению из Союза писателей, письмо Полянского по-прежнему отсутствует. По мнению Алены, руководство СП до сих пор не передало туда очень многие документы…

И есть еще одно свидетельство Алены, которое относится к осени 1998 года, когда она проводила вечер памяти отца в Доме Нащокина (в то время там часто устраивались выставки художников-шестидесятников). К ней подошли двое: взрослый мужчина лет под пятьдесят и его сын — парнишка примерно шестнадцати лет, похожий на норвежца. Мужчина сказал, что работал вместе с Полянским в советском посольстве в Норвегии, и добавил: «Мы передаем Вам от Полянского, которого знаем очень хорошо, что Дмитрий Степанович очень сожалеет, что написал это письмо и Галичу пришлось уехать. Он сейчас многое пересмотрел в своей жизни». Стоявший рядом парнишка подтвердил: «Вы знаете, он правда сожалел, что сделал это»[1067] (В 1982 году Полянского, по иронии судьбы, назначили советским послом в Норвегию, где после своей эмиграции некоторое время прожил Галич, и на этом посту Полянский оставался вплоть до 1987 года, когда был отправлен на пенсию. Скончался в 2001 году.)

Если до эмиграции Галич на своих домашних концертах называл фамилию Полянского крайне редко, то на Западе, в комментариях к песне «Письмо в XVII век», он уже делал это постоянно. Например, в Мюнхене на радио «Свобода» он предварил исполнение «Письма» такими словами: «…Направо — знаменитая Лыковская Троица, где венчался Петр I, очень красивая церковь, она стоит на холме, а налево — закрытая деревьями дача, на которой живет член Политбюро — пока еще — Полянский…»

«Пока еще» — поскольку в 1976 году Дмитрий Полянский был выведен из состава Политбюро и в апреле назначен послом СССР в Японию. Следовательно, фонограмма сделана уже после этого назначения. Еще один комментарий зафиксирован в последнем прижизненном сборнике стихов «Когда я вернусь» (1977): «Справа стояла церковь — Лыковская Троица, — превращенная в дровяной склад, а слева расстилались угодья государственной дачи номер пять. Там жил еще член Политбюро в ту пору, Д. Полянский. Именно его вельможному гневу я был обязан, как выразились бы старинные канцеляристы, “лишением всех прав состояния”. Вертеть головой то направо, то налево — было чрезвычайно интересно».