Еще задолго до выпуска прокламации ко мне из Кракова прибыл в Ченстохов инструктор боевой организации Юзеф Рыба, кл. «Бонифаций». Он говорил о том, что его послал Станислав-Марцин с предложением принять участие в одной крупной операции. Я очень удивился этому и заявил в ответ, что ввиду решения центра партии относительно меня, обращение ко мне Станислава для меня очень странно, и я скорее вижу в этом злое намерение, чтобы таким путем заманить {426} меня в удобно скрытое место для убийства. Если бы это было и не так, то я дальше поставщиком денег Пилсудскому не буду. Бонифаций на это ответил, что он в этом не разбирается, что это может быть даже и так, как сказал я, и с тем он уехал.

Интеллигенция, работавшая в это время по районам в партии ПСП рев. фракции, продолжала распускать обо мне разную злостную клевету, о чем было мною уже указано выше. Ввиду этого революционный дух стал у меня падать и в то же время порождается злоба и желание мести центру партии ПСП рев. фракции и всем остальным ее работникам, кто только занимался обо мне клеветой.

В это время приехал ко мне из-за границы инструктор боевой организации Бертольд Брайтенбах, кл. «Витольд», предупредить меня. Просила предостеречь меня также сестра инструктора боевой организации Александра Очковского - Мария Очковская в Кракове, которая узнала от своего брата и других боевиков, что центром партии решено меня убить и что с этой целью в Ченстоховский и Домбровский районы высланы боевики. То же утверждали и партийцы в Домбровском бассейне, что с этой целью ведется разведка, где я проживаю, к кому хожу и т. д. Ввиду этого я решил при содействии Марии Пецух из Ченстохова обратиться письменно к приставу 2-го полицейского участка Татарову. В этом письме я предлагал встретиться со мной в Кракове, так как я боялся ареста или убийства полицией. Татаров ответил, что может видеться со мною только в Ченстохове. Однако, так как я ему не доверял, а он мне, то из этого ничего не вышло. Я написал ему письмо, чтобы он снесся с начальником варшавской охраны. Вскоре я получил от него письмо, чтобы я сам ехал в Варшаву к начальнику охраны. Далее говорилось, что после приезда в Варшаву могу по любому аппарату позвонить в охрану и вызвать «Владислава». Однако, ехать в Варшаву я боялся и не поехал. Через некоторое время ко мне пришла Мария Пецух и сказала, что ее к себе вызывал Татаров, что к нему кто-то приехал из охраны и хочет меня видеть. Он просил ее передать мне, чтобы я не боялся встретиться с ним. Я встретиться побоялся и просил Марию Пецух передать ему, {427} что она меня не видела, так как меня, вероятно, нет в Ченстохове. После этого я уехал в Домбровский бассейн, где проживал некоторое время в деревне Нивка у одного крестьянина. Бертольд Брайтенбах в то время находился в Ченстохове и незадолго до своего отъезда оттуда за границу с боевиком Станиславом Беднаркевичем и еще кем-то убили по подозрению в шпионаже Антона Пецуха, мужа Марии Пецух, брат которой Станислав Клемчак или Климчак служил стражником и за свои жестокости намечен был по приговору партии к убийству. Брат убитого Пецуха, Ян Пецух, также служил агентом в лодзинской охране. Некоторое время спустя Бертольд Брайтенбах, по кличке «Витольд», прибыл в Домбровский бассейн из Ченстохова. С контрабандистом Цвиклинским из деревни Поромбка отправился на границу, чтобы уехать в Краков. Солдат, стоявший на пограничном посту в лесу, был знаком с Цвиклинским и они, подойдя к нему, стали на самой границе разговаривать. В этот момент они увидели, что случайно из кордона, где проживают солдаты, вышел солдат. Последний увидел разговаривающими Цвиклинского, Брайтенбаха и солдата на посту. Последний, чтобы не было на него подозрения в пропуске людей на своем посту, произвел из винтовки вверх выстрел. Стоило Брайтенбаху сделать несколько шагов, и он был бы на австрийской стороне. Однако, он на выстрел солдата открыл стрельбу из браунинга и ранил последнего. Тогда и тот выстрелами из винтовки прострелил Брайтенбаху ногу. Последний, лежа на границе, все время стрелял по прибежавшим из кордона солдатам, и выстрелами последних был убит.

Смерть Брайтенбаха, одного из наиболее близких мне товарищей по боевой организации, ужасно на меня подействовала, тем более что он приехал из-за границы с целью предостеречь меня от грозящей опасности. Это еще более убило во мне энергию и революционный дух и озлобило против центра партии настолько, что я уже не скрывал этого в письме на имя Марии Очковской в Кракове.

Вскоре после смерти Бертольда Брайтенбаха я написал письмо приставу Татарову, которое послал ему через Марию Пецух, и просил передать начальнику варшавской охраны. В {428} письме этом я написал о партии и о подготовке центра нападения на казначейство в Киевской губ. Однако, места нападения я не указывал, так как и сам не знал его. Сообщая это, я хотел лишь отомстить центру партии и его сторонникам, кои распускали обо мне разную клевету и подстрекали против меня. Мысль о встрече с кем-либо из охраны казалась мне страшной. Я вспоминал о всех террористических актах, выполненных мною, о которых жандармерия имела в руках неопровержимые факты о моем в них участии. Я никогда не поверил бы, что мне все это могут простить. Кроме этого я знал и то, что у меня будут спрашивать обо всем известном мне по партии, и будут требовать выдачи им рабочих, принадлежащих к партии, а этого сделать я не хотел. В конце концов решил по поднятому мною вопросу с охраной покончить, т. е. отказаться от дальнейших попыток к сближению с охраной и уехать совсем за границу. Так как денег у меня на выезд было мало, я пошел в деревню к своему старшему брату Яну. Брат был очень религиозным и презирал социализм. Против меня был озлоблен. Он удивился моей просьбе и сказал, как же это так у вас в партии нет денег. На это я ответил, что иногда все бывает и случается. Это было незадолго до моего ареста. Брат не отказал мне и дал пятьдесят рублей. Я поблагодарил его, распрощался и ушел обратно в Ченстохов.

Под впечатлением постановления центра партии убить меня и всего того, что произошло на этой почве вокруг меня и чего я из-за всего этого сам коснулся, во мне исчез весь революционный дух, исчезла с ним и энергия, и я стал никто. Чтобы уехать за границу, я из Ченстохова направился в Домбровский бассейн и там с контрабандистами должен был пробраться через границу в Австрию. Придя в колонию Феликс, а также в деревню Поромбка, которые были вблизи границы, я узнал, что из-за происшествия с убийством Бертольда Брайтенбаха и ранения им солдата, переход границы очень затруднителен. Узнав все это, я решил вернуться в Ченстохов и пройти границу около Герб. По Варшавско-Венской ж. д. я доехал до ст. Порай, т. е. не доезжая до Ченстохова одиннадцати верст. Оттуда направился в город пешком, так как не хотел прибыть в Ченстохов на станцию, где {429} могли бы меня узнать и арестовать. Со ст. Порай я пошел в обход через деревню Миров. Там меня остановил стражник ченстоховской конной полиции с браунингом в руке и спросил меня, кто я и откуда иду. Я ответил ему, что иду из деревни на вечернюю смену. Не дав дотронуться мне руками до кармана, он с браунингом в правой руке левой обыскал меня и отобрал у меня браунинг и записки. Стражник доставил меня арестованным к начальнику ченстоховской земской полиции Лебедеву. Стражнику, арестовавшему меня, я назвался другой фамилией. Когда мы пришли в канцелярию начальника полиции, дежурный, вахмистр полиции Бондаренко, который ранее был акцизным чиновником и знал меня с малых лет, а также и другой вахмистр полиции Жуликов, знавший меня с детства, сразу же выяснили мою фамилию и сразу же по телефону передали начальнику Лебедеву, что я арестован. Тот немедленно прибежал со словами: «Наконец, мы тебя словили. Долго, брат, за тобой гонялись. Да все боялись тебя, а теперь поговорим с тобою». Дальше он заявил, что я уже не в партии, так как у них имеется партийная газета «Работник», в которой напечатано, что инструктор боевой организации по кличке «Эмиль» за свои анархические убеждения исключен из партии. Дальше он сказал, что теперь меня самого хотят убить, причем, к моему удивлению, произнес: «За что вы убиваете этих городовых - баранов, которые служат ради куска хлеба, вот кого бы убивали - нас. Мы знаем, что делаем, а что городовых, вы убьете одного, а у меня уже сорок прошений лежит с просьбой на службу». После этого он велел двум стражникам встать при мне с винтовками, а сам передал по телефону начальнику жандармского управления, начальнику уезда, тов. прокурора и следователю о моем аресте. Это было уже вечером.