Бренвен и Уилл долго не разговаривали; их сердца были слишком полны для того, чтобы произносить какие-то слова. В конце концов они направились к одному из двух диванов, которые стояли сбоку от камина, и, переплетя руки, сели рядом, вместе переживая случившееся чудо.

Наконец Уилл заговорил почти так же, как тот, прежний, скромный молодой человек:

— Ты знаешь, как в этих мелодрамах какой-нибудь парень попадает в тюрьму или теряется в пустыне или что-нибудь в этом роде, а потом говорит девушке: «Мне помогла выжить только мысль о тебе»? Или говорит: «Я все время вспоминал твое лицо, и только это спасло меня от безумия»? Ну, именно это и произошло, Бренвен. Я знал, что я должен остаться в живых, чтобы увидеть тебя еще раз.

Слезы снова чуть было не полились из глаз Бренвен, но она, заморгав, затолкала их назад. Она пробормотала:

— Я всегда была уверена в том, что ты жив. Я продолжала надеяться, что ты каким-то образом доберешься сюда. Сюда, ко мне. — Она слегка отодвинулась, чтобы посмотреть в его дорогое лицо. — Ты хочешь поговорить об этом? Или, может быть, лучше пока не касаться этого ужаса. Я не против. Мне достаточно того, что ты здесь и что ты жив и здоров.

Уилл задал ей свой встречный вопрос:

— Я правильно услышал то, что ты сказала раньше? Ты правда сказала, что ты будешь со мной столько, сколько я захочу, или это мне снова приснилось?

— Тебе это не приснилось. У меня было много, очень много времени подумать, оглянуться назад через все эти годы и тем самым знаменитым задним умом понять те ошибки, которые я допустила. Я пообещала себе, что, если я смогу получить еще один шанс, я останусь с тобой до тех пор, пока ты этого сам будешь хотеть.

Длинными, тонкими, слегка дрожащими пальцами Уилл провел по ее лицу от середины лба к виску, к изящному изгибу уха и подбородку. Затем он нерешительно сказал:

— Я не мог поверить в то, что у тебя никого не было все эти годы. Муж Эллен сказал мне, что ты уехала в Сан-Франциско. Я боялся спросить, не уехала ли ты туда, чтобы выйти там замуж. Я не слышал большей части из того, что он сказал после этого — я продолжал думать, что ты, должно быть, встретила кого-нибудь там, и представлял, как вы встретились. Или ты влюбилась в кого-то здесь, и его перевели, и ты поехала за ним…

— Нет. — Бренвен поймала руку Уилла и продела свои пальцы сквозь его. — Это работа. Очень хорошая работа, и ничего больше. Я не знала ни души, когда приехала туда, и с тех пор я держусь особняком. Я нашла место, которое мне очень нравится, на побережье к северу от Сан-Франциско и сняла там домик. Я езжу туда одна, так часто, как только мне представляется подобная возможность. Это чудесное место — оно тебе очень понравится.

— Там прохладно? Мне кажется, я слышал, что в той части страны большую часть года прохладно.

— Да, там почти всегда прохладно и редко бывает по-настоящему холодно. И постоянно туман, который приносит прохладу и освежает кожу.

— Это звучит просто божественно. Там, где я был, я иногда думал, что больше никогда не почувствую свежий ветер и, если все-таки выберусь оттуда, до конца своей жизни не отойду больше чем на шаг от кондиционера.

Бренвен наслаждалась, слушая шутливый тон Уилла. Она предпочитала вспоминать его именно таким, с легким характером, всегда готовым посмеяться над самим собой, а не напряженным, обвиняющим себя во всем человеком, который провел трудную ночь у нее в квартире перед тем, как вернуться в Иран. Она сжала его руку и подождала, что еще он скажет.

— Я отрастил бороду и носил тюрбан, как сикх, потому что сикхи высокие. Знаешь, чтобы изменить свою внешность. Больше никогда не буду носить бороду. — Он поднял их переплетенные пальцы к губам и поцеловал ее костяшки. — Давай я расскажу тебе обо всем остальном, когда мы все будем вместе. Эллен и… э-э…

— Джим.

— Спасибо. Эллен и Джим — трудно поверить в то, что Эллен вышла замуж, правда? Она вышла замуж, а не ты. Мне трудно поверить во многое. В любом случае Эллен и Джим тоже захотят послушать, а я не хочу вспоминать об этом слишком часто. Бренвен, ты знаешь о… о…

— Твоей жене и сыне? Да, Уилл, знаю. Мне очень жаль.

— И мне тоже, — прошептал он. Уилл отобрал у нее свою руку и несколько ошеломленный встал. — Мне кажется, я бы наверное… э-э… отдохнул немного. Э-э… перед обедом. Я даже не уверен в том, который сейчас час. Я продал свои часы миллион лет назад.

— Пойдем. — Бренвен встала рядом с ним, взяла его за руку и стала успокаивать его. — Мы купим тебе завтра новые часы. Я поеду с тобой в магазин или Джим, если ты хочешь. А сейчас пойдем наверх, и я покажу тебе твою комнату. У тебя масса времени, чтобы поспать перед обедом.

— Я не могу поверить в то, что я здесь, — сказал Уилл, покачивая головой, когда они поднимались по лестнице.

После обеда они вчетвером сидели в маленькой гостиной, в комнате, которой Эллен редко пользовалась до того, как вышла замуж за Джима. Сейчас это было его царство, мужественное, заполненное кожей, книгами и фотографиями, более уютное место, чем большая гостиная с ее огромными стеклянными панелями. Джим начал было разжигать огонь в маленьком камине, но Уилл остановил его.

— Вы не будете возражать, если мы посидим без огня? Я знаю, уже… что сейчас, октябрь? Но я… э-э…

— Он предпочитает холод, — вмешалась Бренвен. — Ему очень долго было слишком жарко. И да, сейчас октябрь.

— Да, мне было слишком жарко, — согласился Уилл. — Как ты узнала об этом?

— Ты сказал мне об этом сегодня днем перед тем, как лег спать.

— О да. — Уилл потер рукой лоб и провел ею вверх, к сверкающей на затылке лысине.

Он казался не таким, каким был сразу после своего прибытия. В течение всего обеда он выражался немного неясно, часто забывая слова, а в его глазах снова появилось это направленное внутрь выражение.

Он просто устал, — подумала Бренвен, — конечно, он устал.

Эллен, на которой было длинное мягкое платье из золотистого кашемира, свернулась рядом со своим мужем на кожаном диванчике. Бренвен в пурпурной шерстяной юбке и светло-зеленом пуловере обеспокоенно сидела в глубоком кожаном кресле. Уилл, который сидел точно в таком же кресле, снова потер рукой лоб и прокашлялся.

— Мне бы хотелось рассказать вам, что произошло, — начал он.

— Ты уверен, что ты действительно хочешь этого? — нейтральным голосом сказал Джим. — Тебе придется повторять свою историю снова и снова в течение нескольких следующих дней. Нам не хотелось бы оказывать на тебя давление. Мы хотели бы, чтобы ты считал этот дом местом, где можешь просто отдохнуть.

— Я хочу, чтобы Бренвен узнала об этом, — сказал Уилл, глядя прямо на нее, — и я подумал, что я просто… э-э… расскажу вам троим одновременно.

Эллен и Джим оба наклонили голову, чтобы показать, что они понимают его чувства, и Уилл начал свой рассказ.

— Мы не получили предупреждения, на которое я надеялся, перед восстанием. Я в течение нескольких недель пытался убедить Алету уехать из Тегерана вместе со мной и взять с собой Пола, но она не хотела сдвинуться с места. Я был расстроен этим и разнервничался, но продолжал тем не менее осуществлять свои планы, будучи уверен, что вовсе не опережаю события. В то утро все, казалось, произошло в один момент. Шум, крики, люди ворвались в дом и стали бегать по всем комнатам. У них были ружья, винтовки. Они застрелили Алету и Пола и некоторых слуг, которые пытались помешать им. Их застрелили прямо в спальне. Я находился в другой части дома, готовя деньги, паспорта и тому подобное. Я не знаю, почему они не прибежали ко мне, но они этого не сделали. Одна из служанок, женщина, ворвалась ко мне и сказала, что моя жена и сын мертвы. Она все тащила меня за руку, повторяя, что я должен выбраться из дома до того, как они вернутся, и что она отведет меня туда, где нет опасности. Но я не мог уйти, не увидев свою жену и мальчика…

Рассказ Уилла прервался, а его пальцы впились в ручку кресла. Его лицо было изможденным, но на нем не было никаких эмоций. В течение всего этого рассказа голос тоже оставался равнодушным.