Петрусёк

Буратян

Глава 1. Дикий трип и полено

Такого зверского похмела у Джузы еще никогда небыло. Он попытался встать, но ощутив смачный удар по голове, решил оставить свое бренное тело в покое на проеденном молью и крысами топчане. Даже, донимавшие его постоянно, вши не заставили его более шевелиться. Вдобавок донимали галлюцинации. В его помутненном рассудке всплывали такие неведомые картины, о которых не мог подумать даже экс рейвер свою распущенную юность после очередного тусняка в кислотном трипе…

За ночь потолок его стрёмной хаты на «окраине», доставшейся в наследство от полоумной бабули, закончившей свое земное воплощение в дурке, покрылся инеем. С перепою ввалившись в дом после троярной попойки с бомжами, он был не в силах закрыть дверь. В комнате был конкретный минус. Да и печь топить ему было не то что бы влом, а просто нечем. Последний сарай он разобрал еще в лютые крещенские колотуны и остаток зимы усиленно выдирал доски с соседских заборов, за что был неоднократно зверски отдубашен.

К обеду, так и не отделавшись от головной боли, он, доведенный холодом, встал с топчана и направился на улицу в поисках опохмела и какой-нибудь хрени на дрова. Кое как починившись половиной бутылки «жигуля», найденной на остановке, он побрел в поисках топлива. Взгляд его упал на пару смачных поленьев, оттаявших из под снега, у дороги. Его частенько спасали такие находки. Спил придорожных тополей дал тепло и уют десяткам бродяг и пропойце Джузе в том числе.

Притаранив их к себе на хату, чел достал с подпола старый топор. Топор был одной из немногих вещей, которые Джуза не успел пропить, выменяв на флян трояра или кноса. Первое полено разлетелось под натиском алконавта. С печки была убрана чугунная плита, костер согревает быстрее печи. Пара минут и Пропитая морда Джузы уже нависла над пылающим огнем. Решив расколотить и второе полено, он взялся за топор. Удар… и тесную, закопченную хату огласил вопль. Джуза перепугался, бросил топор и выбежал во двор. Пару минут он мялся, не решаясь войти. Наконец, успокоившись, он глянул в окно. Хата была пуста. Вернувшись, он вынул топор из полена и, замахнувшись, ударил по нему что было сил. Ответом ему был столб мата гнусавым противным голосом: «ты чоказел, внатуре, припух?»

Белка для Джузы была не впервой. И такой галлюциноз уже случался. Но тут он впал в реальную истерику. Вштырило его конкретно. Скорее всего, пару пинков вчерашней пятки были лишними. Но воспринял он это все происходящее всерьез. Не желая больше связываться с нецензурно выражающимся поленом, он решил посоветоваться со своим старинным собутыльником Карлсоном и, взяв полено подмышку, пошагал по людным улицам. Прохожие шарахались от бичары, разговаривающего на ходу с поленом.

Глава 2. Бывший интеллигент

В ужасного вида деревянной двухэтажке жил бывший музыкант Карлсон. Когда страна пошла по гениталиям, он не врос в новую систему и оказался за бортом, постепенно спиваясь. Но часть человеческого в нем еще осталась и его тесная холупа была более-менее прибрана. Бухать Карлсон, не то что бы не любил, бухал, конечно, но более уважал он другую марцефаль. Был он убежденным растаманом. Нет. Не обкурком-ушлепанцем с заднего двора школы, нет. Он был идейным. Шмалил только план, другого торча не признавал, говоря, что все лучшее это от природы и без химии. Молоко, там, каша ему тоже безмерно доставляли.

Проснулся он от стука в окно.

— Карлсон! Карлсон! Это! Я говорящее полено принес!!!

Бывший интеллигент был привычен к таким поворотам событий — не впервой Джуза прибегал к нему с квадратными глазами и заявлял, что видел НЛО. Но тут все было серьезнее. Растаман открыл дверь и в нее влетел заполошенный алконавт, тут же завопив: «Я не пил совсем! Нашел! А оно меня нахрен послало! Костер!». Поставив полено на пол, он пнул его ногой и заорал: «Говори!». Вопреки ожиданиям травокура, холупа наполнилась отборным матом вперемешку с блатным базаром: «Вы чо, дрочилы, совсем потерялись? Ща как выдам вам, петуханы, по шапкам по-пацански!». Ситуация накалялась. Поток мата не прекращался, полено в деталях описывало маргиналам их изнасилование.

— Слушай, Джузеппе, мож меня от твоего перегара так торкнуло?

— Какой перегар!

— Короче, беру я эту дрянь себе, покубатурю, а ты сваливай, а то внатуре сейчас зашкварит.

Закрыв за корешем дверь, Карлсон взобрался на табуретку и достал с антресолей приныканный кропалик. Закурил. Сизый дым наполнил кухню.

Из состояния осознавания канабисной вечности он вышел с твердой уверенностью в необходимости сделать из этого полена человека. Ибо человек так не разговаривает.

Шесть часов работы не прошли даром. Формами чурка полностью напоминала карлика с длинным с горбинкой носом. Закончив работу, Растаман вновь запалил забычкованную папироску и выдул на куклу офигенного ядерного паравоза. И кукла ожила.

Глава 3. Путевка в жизнь

Разобравшись кто есть кто, старый растаман начал думать на счет имени для новоиспеченного сына.

— Буратино уже был, да и нос не тот… Хотя… С горбинкой… Либо Буратян, либо Буратевич.

— Буратяном буду! По жизни устроюсь!

— Ну так тому и быть. Я тут покимарю, пойди осмотрись, прогуляйся.

Растаман Карлсон уснул, а Буратян направился в центр, прихватив из прихожей алюминиевую флягу изпод воды… Ничего более ценного он не нашел, хотя в кладовке он нашел массивный сейф, который так и не удалось открыть.

Время было позднее. Уже смеркалось, когда ноги привели Буратяна, уже успевшего продать в металлолом папкину емкость для воды, в центр. Его ослепили огни города. Всюду стояли клёвые тёлки, их снимали чуваки на лексусах и прадиках. Он понял к чему надо стремиться.

И тут он услышал музыку. Она раздавалась из здания с зеркальными стенами. На них было изображение мужика в шляпе с бородкой.

— Это, дружище, а это чо за баня? — обратился он к прохожему.

— Это ночник. Карабасный Папа.

— А чо там такое?

— Ну, это клубешник Карабаса Барабасова, сутенера местного. У него там куколки его это. Стриптиз пляшут.

Услышав слово стриптиз, Буратян вмиг захотел распрощаться с вырученным баблом. Зашел в клуб, купил билет и прошел в зал. Там было весело. Все плясали, обжимались и предавались развратным телодвижениям. Пара чуваков в углу курили что то очень интересное. Гвоздем программы были развратного вида девки, танцующие на сцене голыми. Изрядно набравшись, Буратян залез на сцену и стал плясать с ними. Толпа возликовала, девки тоже. Решив пойти дальше, сын растамана стянул с себя шмотки и запрыгал в такт музону, размахивая гениталиями из стороны в сторону. Наблюдающий за действом Карабас щелкнул пальцами и ватага держиморд залетела на сцену и загребла Буратяна, потащив его в кабинет к шефу.

— Кто такой?

— С какой целью интересуешься, котяра?

— Дерзок. Кто такой?

— Да я тут это ровный пацанчик.

— Первый раз такого мудака вижу.

— Да я это. Недавно откинулся. У папаши на хате трусь.

Барабасову не нравилось разговаривать с быкующим молодняком, но бабла с этого идиота снять было просто делом чести — представление сорвано, заведению нанесен ущерб, престиж подорван…

— Бабки есть? — и щелкнул пальцами. К Буратяну двинулись держиморды с явным намерением покалечить.

Очко у деревянного было не железное. Уж чего-чего, а выхватывать любят только мазохисты, а Буратян им не был — «Это, внатуре, не бейте, я это знаю! У папаши сейф такой большой в кладовке с серпом и молотом! Не открывается правда! Ключ надо! Не бейте!»

Карабас опешил — «сейф с гербом! Аааааа! Это у этого лабуха опустившегося бабло упрятано! Это этому гитарасту партсекретарь сейф с золотом партии слил! А этот дурак и не знает всяко… Тааак. Держать этого нет смысла. Он сам найдет как открыть, а башли мне достанутся».