Отбирая снаряжение, необходимое на ближайшее будущее, я подумал, что практически ничего из того, что мы узнали в Антарктиде, неприменимо в сражении с Арктикой. Эти регионы схожи в той же степени, что и сыр с мелом.
На базе Скотта было около двадцати ездовых собак. Каждое лето тренер-каюр следил за тем, чтобы их хорошо содержали и использовали регулярно по назначению. Это была единственная собачья упряжка по эту сторону континента, и у них не было иммунитета от болезней, носителем которых мог оказаться Бози, несмотря на его долгое пребывание на юге. Поэтому тренер, которого все звали «Догго» (Собакко), недвусмысленно дал понять Джинни, что Бози нужно держать как можно дальше от его подопечных.
Подношения наших друзей на Южном полюсе позволили организовать «вечер» с новозеландцами. Мы намеревались пробыть на базе Скотта с месяц в ожидании «Бенджи Би». Хозяева позволили нам питаться вместе с ними и спать на территории базы. Мы разделяли с ними обязанности по базе и отдали им оставшиеся у нас пищевые рационы, хотя не все они были в хорошем состоянии. Симон присоединился к трем инструкторам, в задачу которых входило обучение американцев с базы Мак-Мердо методам выживания.
Работа Жиля и Джерри в Антарктиде была официально отмечена в Британии: Джерри наградили «Знаком Ревущего мыса», а Жиля — «Почетным мечом гильдии пилотов». Они были единственными профессионалами среди нас по опыту и умению. Они работали в Антарктике и раньше многие годы с самыми разными правительственными организациями. Жиль был человеком критического склада, что очень важно для полярного летчика. Позднее его спросили, что он думает по поводу любительской «природы» «Трансглобальной».
Мне кажется, что на ранней стадии, когда мы еще не уехали из Лондона, я действительно сомневался в том, что они добьются успеха. Думаю, что большое значение имеет то обстоятельство, что члены их «наземной» команды не являются профессионалами ни в одном деле. Я имею в виду то, что они сами научились всему: например, Чарли стал готовить, из Олли вышел механик, а из Джинни — хороший радиооператор. Рэн — неплохой лидер, возможно, даже великий, но ему пришлось выучиться навигации. Огромным достоинством этой четверки является то, что все они проявили настойчивость перед лицом тяжелых испытаний, и другие их личные качества не играют тут роли.
Надеюсь, что Жиль понимал также, что наша сила, несмотря на недостаток практического опыта, заключалась в коллективизме. Убери любого из нас — и оставшиеся трое сразу стали бы менее дееспособным организмом. К великому сожалению, мы узнали теперь, что Олли покидает нас. Он не хотел разрушить свой брак и понимал, что нельзя быть одновременно с нами и с Ребеккой.
Однако в Англии кое-кто высказывал предположения, что Ребекка только предлог, что у Олла какие-то другие, более глубокие причины отказаться от продолжения путешествия. Говорили даже, что он якобы боится встречи с Ледовитым океаном. Однако я уверен в том, что, даже если бы это было и так, он никогда не вышел бы из экспедиции по этой причине. Меня самого обуревали подсознательные страхи перед Арктикой, но это не могло заставить нас отказаться от наших намерений после того, как мы пересекли Антарктиду.
Были и другие догадки — мол, между нами и Олли пролегла глубокая трещина раздора, вероятнее всего именно со мной. Подобные слухи, раз уж они распространились, имеют тенденцию крепнуть с годами, поэтому мне хотелось остановить их, процитировав собственные слова Олли, сказанные им в одном интервью в то время. Американцы из киногруппы спросили его:
«Правда ли, что настроение каждого члена команды в отдельности улучшалось по мере того, как экспедиция продвигалась вперед?»
Олли: «Не думаю, чтобы мы стали счастливее, но уж, конечно, не наоборот. Рэн и Джинни стараются держаться друг друга. В 1976–7977 годах было время, когда мне и Чарли пришлось привыкать к ним… С тех пор мы сотрудничали на основе безоговорочного доверия. Нет, мы не стали счастливее, мы просто всегда были счастливы».
Собеседник:
«Вы и Чарли обладаете ярко выраженным чувством юмора. А как с Рэном? У него есть чувство юмора?»
Олли:
«Мы с Чарли оба шутники и, как мне кажется, тем самым отражаем более светлые аспекты экспедиции. У Рэна больше забот. Я думаю, его чувство из другого теста. Думаю, что он такой руководитель, о каком можно только мечтать в экспедиции. Он планирует все до мельчайших деталей, с ним очень легко работать, но, если хотите знать, у нас нет той атмосферы, когда лидер противопоставлен остальным. Мы словно одна семья. Я и в самом деле не пошел бы ни с кем другим».
Собеседник:
«И теперь вы все же уходите?»
Олли:
«Думаю, что двоим будет лучше. На двоих нужно меньше снаряжения, и двое выполняют любую работу значительно быстрее троих».
Тем не менее от Исполнительного комитета пришла радиограмма, в которой говорилось, что делегация в составе председателя Эдмунда Ирвинга, сэра Вивиана Фукса и Майка Уингейта Грея собирается вылететь в Новую Зеландию, чтобы убедиться в том, что вопрос о замене Олли тщательно обдуман. Они были решительно настроены против того, чтобы Арктику пересекали только двое.
19 января «Бенджамин Боуринг» вышел на связь с Джинни. Судно находилось в семи милях от нас в тяжелом паковом льду. Симон вскарабкался на Обсервейшн-Хилл с камерой в руках, а мы вчетвером отправились мимо деревянных строений базы на мыс Хат. Было нетрудно вообразить те чувства, которые испытывали пионеры тех далеких дней, когда высокие мачты их кораблей появлялись на этом же горизонте. Они неделями держали наблюдателей на Обсервейшн-Хилл, чтобы те просматривали северные границы залива Мак-Мердо. Когда наше суднышко входило в бухту, я гадал — все ли наши друзья остались на борту после года изнурительной чартерной работы в Южном океане.
Наконец «Бенджи Би» проскользнул между ледяными полями под хижиной Скотта, и мелодия «Земля надежды и славы» полилась из громкоговорителей судна. Две части экспедиции сливались вместе после годовой разлуки. Далеко не у всех глаза остались сухими, а вскоре сухими были далеко не все глотки. На борту был Брин Кемпбелл из «Обсервер», а также новая киногруппа. Мы совершили с ними несколько вылазок к подножию Эребуса прежде, чем навсегда покинули Антарктиду.
«Бенджи Би» стоял на якоре неподалеку от мыса Эванс — там, где когда-то была главная стоянка капитана Скотта. Мы сошли на берег и осмотрели хижину, из которой капитан Скотт и его четыре избранных спутника совершили свое последнее путешествие. Это место тщательно сохранялось новозеландцами, приходившими сюда с базы Скотта, поэтому оно выглядело точно так же, как и семьдесят лет назад: на крюках висела сбруя для пони, в лаборатории — бутылки викторианской эпохи для химических реактивов, пол в прихожей весь в пятнах ворвани. На гранитном холме над хижиной устроилась колония пингвинов, они хлопали крылышками и расхаживали с важным видом в своих фраках. Мне кажется, что в тот миг мы ощущали родство со своими усопшими соотечественниками — те давно завершили свои земные дела, мы же были только на полпути.
На «Бенджи Би» мы узнали, что месяца полтора назад, в этих самых водах, при сжатии пакового льда раздавило 2500-тонное германское научно-исследовательское судно «Готланд- II», имевшее, как и мы, ледовое подкрепление корпуса. К счастью, его палубным грузом были пять вертолетов, и все пилоты были на месте. Всех людей, бывших на судне, перевезли по воздуху на ближайший остров, а потом — на береговую базу. Наш шкипер Лес Девис, который принял судно у адмирала Отто Штайнера, отметил такую фразу из сообщения Ллойда: «Судно отвечало всем требованиям ледового плавания, а весь командный состав имел опыт работы в условиях Антарктики». Лес знал, что паковый лед в Арктике вдвое опаснее, чем в здешних водах, так как в Северном полушарии лед толще и прочнее, а отдельные плавающие поля гораздо крупнее. Так что время настоящих испытаний для нашего судна еще не настало.