Точно так же и в «Учениках в Саисе» вставная сказка должна представлять некоторую повелительную идею для всего повествовательного целого; повесть как бы кружит вокруг истории о Гиацинте, перемешивая свои цвета, чтобы добиться однородного впечатления, заранее ей заданного. Поэтому история о Гиацинте в известной степени есть сокращенная редакция всего, что предполагалось автором в этой недописанной повести.
Ученик ищет внутренних путей познания. Сказка о Гиацинте поучает, что знание и любовь равны, что сущность бытия и предмет любви совпадают. От дальнего нужно обратиться к ближайшему, к самому себе, к своей любви и к своим чувствованиям.
В фрагментах о «Вере и любви», Новалис пишет:
«Что мы любим, то мы находим везде, всюду наблюдаем с ним сходное, и чем сильнее любовь, тем шире и многообразнее этот мир сходного. Моя возлюбленная — это мир в сокращении, и вселенная — это распространение моей возлюбленной. Другу наук все они преподносят цветы и напоминания о его возлюбленной».
«Любовь» есть у Новалиса философская метафора, многосторонняя, синкретическая, не поддающаяся логическому прояснению. Он охотно пользуется эротическим словарем, который не следует понимать буквально: эротический символ — давняя традиция литературы мистиков.
Акт познания есть акт любви, то есть вчувствования, приурочения своих душевных состояний к познаваемому предмету. История девы в Саисе, погруженной в сон, девы, чье покрывало подымет знающий, эта история выражает идею вчувствования в ее специальных оттенках. На тему об учениках у Новалиса есть двустишие: кто поднял покрывало богини в Саисе, тот увидел чудо чудес — самого себя, говорится в этом двустишии.
Борьба с индивидуализмом, с оторванностью человеческого Я от реального мира, привела Новалиса к философии тождества.
Отрицая буржуазную цивилизацию, всю опосредствованность человеческих отношений к природе, созданных промышленностью, техникой, наукой, Новалис укрепляется на противоположных позициях: человек прямою связью входит в природу, вся его позднейшая история, подорвавшая эту прямую связь, есть ложь и заблуждение. Странники в повести Новалиса, вышедшие на поиски «пранарода», отзываются о более поздних временах, о сегодняшнем человечестве как о жалких остатках былой исторической жизни, одичавшей и выродившейся. Философия Новалиса отказывается учесть цивилизацию, столетия человеческой активности; для этой философии истина содержится в человеке, который развивается нерасчлененно, элементарно, с природой заодно. Философия тождества, полного уподобления человека природе, изымает из оборота всякую специфичность общественной истории человечества. Впоследствии апологеты буржуазии воспроизвели это учение феодального романтизма, для которого история общества есть лишь деталь философии природы; капитализм к тому времени достаточно устоялся, его можно было выдавать за «природу».
Но в конце XVIII века, когда капитализм только входил в силу, романтики, ориентируясь на «природу», тем самым хотели сказать, что новшеств капитализма они не принимают и отказываются от исторического прогресса, чьим крайним выражением капитализм в ту пору был.
Философия тождества, уравнивая субъект и объект познания, делает безразличным, с кого или с чего познание будет начато. Критерий истины в этих условиях утрачивается. Предмет познания и тот, кто познает, настолько от века согласованы друг с другом, что расхождение между ними невозможно. Во всяком душевном состоянии заключается «истина». Система тождества заверяет, что всякое субъективное чувство будет принято объектом, и вся практика познания заключается у Новалиса во вчувствовании, в субъективном осмыслении мира, в «оживлении» его (Belebung философских фрагментов).
«Ученик в Саисе» поэтому уверен в своем особом познавательном пути; он направляется «к самому себе», «в самого себя», и здесь им в новом смысле будет найдено все, чем владела внешняя наука Учителя.
Таковы центральные лирические и философские тезисы повести: любовь как сущность и равенство между личною настроенностью и сущностью вещей.
Интеллектуальные моменты познания у Новалиса отрицаются. Интеллект именно и создает рознь между человеком и природой. В акте интуиции «любви», чувственному ощущению отводится едва ли не основная роль. В своей повести Новалис призывает к «смешению» с натуральными телами через физическое чувство (durch das Medium der Empfindung), определяет природу как чудесное сообщество, куда наше тело вводит нас. К пониманию природы он считает расположенными ремесленников, крестьян, рудокопов, корабельщиков, потому что природа для них — предмет чувственного обыкновения, непосредственных сношений. Свое учение Новалис именует в повести «истинным натурализмом»; в своих философских фрагментах он говорит о реалистическом смысле подлинной философии, об «истинном эмпиризме» ее.
Интеллектуальная обработка чувственных данных устраняется. «Обобщает» их, собирает воедино некая эмоция, настроенность человеческого сознания. В «Учениках в Саисе» заявляется, что мысль есть только сон ощущения, умершее чувствование, бывшая жизнь. Философские фрагменты Новалиса содержат программную заметку:
«Настроения, неопределенные чувствования…»
Аналитическая мысль вновь разъединяет запас опыта, собранный ощущениями. Поэтому у Новалиса для нее нет места. Он ищет только самой смутной, самой приблизительной ориентации в бытии, непосредственного воззрения на его «целостность».
В «Учениках в Саисе» Новалис описывает материю знаменательно: материя — это влага, как учил древний философ Фалес, чьи взгляды упомянуты в начале второй главы; поэты, эти посвященные в природу, по Новалису, должны «ухаживать» за мировою влагой; люди призваны чтить реки и источники своих селений. Следовательно, образ материи дается неразличенным. Ни о каком аналитическом освоении объекта вопрос не ставится. Прикосновение (Berührung) собственно исчерпывает познавательный акт. Познание равносильно культу.
«Вчувствование», «оживление» заключается в том, что субъективная эмоция проникает в физические данные предмета, как бы пропускает их сквозь себя, оцвечивается ими. На помощь своей теории «оживления» Новалис привлекает пантеизм Спинозы, учение о «сладострастном знании», по его словам (философские фрагменты). В тех же фрагментах сказано:
«Высокая философия изучает брак духа с природой».
Отсюда вся эротическая символика в этой повести, отнюдь не эротической. Сказка о Гиацинте, миф о стыдливой египетской богине — все это система символов, охватывающих повесть, придающих ей общую форму — эротического сказания на теоретико-познавательные темы.
«Наши органы чувств суть возвышенные животные». «Органы познания суть органы-производители, это половые части природы»
Эротическая метафора имеет в виду особую тесноту, интимность тождества между познаваемым и познающим: эмоция внедряется в чувственные данные, тождество имеет осязаемый характер, и чувственный момент в этом познании достаточно оттенен.
В фрагментах Новалиса сказано:
«Лучшее, что есть в науках, это их философский ингредиент, как в органических телах — жизнь. Изымите из наук их философскую часть, что же останется? Земля, воздух, вода».
«Природа — окаменевший, очарованный город».
Истинное познание есть познание «динамическое» (термин Новалиса), вселяющее жизнь в предметный мир и снимающее его разрозненность на отдельные элементы.
Но мы теперь знаем, что такое это «оживление» у Новалиса, какими путями собирается он вернуть жизнь и смысл упадочному космосу буржуазной практики и буржуазной науки. Его собственная философская и художественная система гораздо беднее и безнадежнее того, чем располагала и что обещала современная ему буржуазная культура. «Система» Новалиса возникла из критики складывающихся буржуазных отношений — критики основательной и дальновидной, так как противник был уязвим и в самый момент своего возвышения, и тогда уже можно было предвидеть, в чем начало его будущего упадка и гибели. Но сам Новалис ничего положительного не мог противопоставить буржуазной цивилизации.