Это никто не будет слушать, для меня это просто психотерапия, когда я выскажу все, что меня достает, я сожгу кассету, я это уже говорила. Нашей дровяной печке сто пять лет, и у нее еврейская звезда на дверце, поэтому я отказалась менять дверцу, когда печник перекладывал печку. Мне не нужна новая дверца, я люблю старые вещи. Я поступаю глупо, дверца перекошена, мы тратим слишком много дров. Сказать или не сказать, что я знаю, что повторяюсь? Скажу, да, я знаю, что уже говорила про эту дверцу. У женщин с моря, и это я тоже уже говорила, маниакальная чувствительность к чужому мнению. Кассету никто никогда не будет слушать, тем не менее мне не плевать на то, что кто-то подумает, что я все время повторяюсь?! Тяжело жить под грузом желания всем нравиться и никого не разочаровывать в их ожиданиях. Знаю, от меня никто не ждет ничего, кроме денег, всем безразлично, проживу ли я свою жизнь болтливым попугаем или более молчаливой птицей. А бывают молчаливые птицы? Не люблю птиц.

Печник мне сказал: «Я вас еще тогда предупреждал, я вам сразу сказал, когда перекладывал печку, замените дверцу. Теперь поздно, просто заменить дверцу нельзя, придется перекладывать всю печь, а это очень дорого, нет смысла. Я ведь вам говорил, дверцу перекосило, и вы не купили решетку, это я вам тоже говорил. Люди не хотят слушать, когда им дело говоришь».

Не нужно бы мне говорить о том, что я сейчас собираюсь рассказать. Хорватка, которая трахается на стороне, в то время как дома у нее больной муж, это нехорошо, у бабы нет чувства ответственности. Между прочим, амеры не могут записать миллион исповедей. И о хорватках они будут судить по тому, что услышат, прослушав несколько десятков, ну максимум сотен кассет. Любое высказывание чрезвычайно важно. Несомненно одно: большинство хорваток не бляди, а у блядей не будет возможности наговаривать исповеди на американские кассеты. Поэтому мы, те, кто участвует в проекте, должны быть очень внимательны. Чтобы люди не подумали, что хорватки бляди, раз они не бляди. В Хорватии бляди — это зараженные СПИДом и гепатитом украинки. Это они вызывают страх и трепет, когда в газетах появляется очередная статья о них. После этого тысячи парней спешат на осмотр, успокаиваются или, наоборот, начинают волноваться еще больше, а потом умирают. В Хорватии с лекарствами плохо.

Я скажу, что я делаю в Италии. Зачем сын подсунул мне эту кассету? Хочет узнать меня получше? А может, подарить ему эту кассету на день рождения? Закаляй дух, золотце! Твоя мама вовсе не то, что ты думаешь, если ты думаешь то, что я думаю, что ты думаешь. Если ты думаешь другое, то ты уже закаленный парень. Интересно, рассказ о том, что я трахаюсь с сыном синьоры Эммы, смог бы нарушить внутреннее равновесие моего сына? Что такое внутреннее равновесие? Внешнее — это когда ты не хромой. В наши дни огромное большинство людей не хромает, тазобедренные суставы детям проверяют сразу после рождения, потенциально хромые носят между ног кучу пеленок, мамы делают с ними упражнения, а они кричат от боли… Поэтому анализируется только внутреннее… Внутреннее равновесие. У меня просто болезненная потребность выражаться правильно. О внутреннем равновесии говорят, потому что оно внутри. Люди любят бессмысленную болтовню. Уравновешен ли мой сын? Если он уравновешен, моя история не заставит его покачнуться. А если он качается, долго качается и всегда будет качаться, я не смогу остановить качели, схватившись за их веревку. А почему вообще сыновья чувствительны к тому, что их мать трахается с кем-то на стороне, если это правда, что они чувствительны к тому, что их мать трахается с кем-то на стороне. Это все только мои предположения, я сама про это не читала, но исследования показывают… Почему сыновей волнует мать-шлюха, если это правда, что она их волнует? Что наши сыновья чувствуют по отношению к нам, матерям? Наши сыновья мужчины, и для них идеальная жена — это девственница, которая отлично трахается, а идеальная мать — девственница, которая потрахалась один раз, чтобы их родить, а потом закрыла лавочку навсегда.

Я сплю с Антонио. Он сын синьоры Эммы. Наша связь началась совсем не так, как в английских сериалах, где хозяин лезет служанке между ног, валит ее на кровать, она широко раскрывает глаза в сторону кинооператора, хозяин расстегивает штаны. Зачем мне смотреть широко раскрытыми глазами, Антонио и ниже меня, и не такой подвижный, нет никаких шансов, что ему удалось бы своим тельцем прижать мое так, чтобы я только беспомощно дергалась, со страхом пялилась в потолок и ужасалась, что вот сейчас он грубо лишит меня девственности. Очки Антонио лежали на ночном столике рядом с моими. Давайте поговорим честно. В фильмах и романах хозяева нападают на несчастных служанок и насилуют их, воспользуемся этим добрым старым выражением, потом дают им денег и бросают. Когда они усмиряют мелькание их ног на экране и оставляют им на ночном столике деньги, служанки, глазами, полными слез, смотрят на эти деньги и не хотят их брать — что значат деньги по сравнению с утраченной девственностью? Фильмы о хозяевах и служанках буквально кишат девственницами. Или нужно сказать «переполнены девственницами»? Я работаю прислугой уже пятнадцать лет, и я никогда не слышала, что где-нибудь в Италии кому-то прислуживает какая-нибудь девственница. Если бы такая нашлась, это бы сразу стало известно. Мы с Антонио на его машине ездили в наш любимый крохотный ресторанчик в Истре. Там мы ели гуляш с ньокками или запеченное на углях мясо, уезжая, мы пальцем показывали на то, что должно было стать нашим следующим обедом: петуха, оседлавшего толстую коричневую курицу, или мелкого ягненка, который мотался под черными ногами своей черной мамы. В машине мы, насытившиеся, соприкасались очками. Я с большим трудом затащила его в постель.

Я была уверена, что каждый хозяин, оттрахав служанку, что-нибудь оставляет ей на ночном столике.

В Италии не платят наличными. Если ты хоть чуть-чуть корректен, а я корректна, то ты не можешь прямо сказать клиенту, которого ты убедил, что трахаешься с ним не как с клиентом: слушай, я хочу кэш, а не сумочку. Кто-то сказал мужчинам, что за настоящую любовь не платят деньгами, а парни так любят верить в настоящую любовь той, которая или лежит под ними, или стонет над ними. Мне лень упоминать две другие позы. Если мужчина думает, что ты блядь, он тебе не заплатит, потому что ты б лядина. Когда ему кажется, что ты безумно его любишь, он не платит потому, что его деньги могут оскорбить тебя. В отношениях между мужчиной и женщиной ключевая проблема состоит в том, как вытянуть из мужчины часть денег, которые он вообще-то отдает своей добропорядочной жене, матери двоих детей, существу, которое и не блядь, и, безусловно, его любит, и только с ним одним ебется, всегда из любви и никогда ради того, чтобы получить согласие на право из своей же зарплаты купить себе бусы из искусственных кораллов. Несчастные мужчины. Я часто спрашиваю себя: а любила ли я хоть когда-нибудь Йошко, и вообще, что такое любовь? Я терпеть не могу своего мужа, а должна бы его терпеть, ведь он герой и борец за свободу. Интересно, а от него кто-нибудь стал бы ждать, что он будет крепко любить меня, если я, взорвав ради независимости Хорватии пару стратегически важных мостов, останусь после этого дела без рук и без ног? Ладно, у Йошко целы и руки, и ноги, но есть и такие герои, от которых осталось только туловище. От их жен ждут, что они, несмотря ни на что, будут их любить. Может быть, женщины не участвуют в войнах потому, что мужчины никогда бы не стали трахать инвалидов войны, у которых из важных органов тела остались только пизды? Военные инвалиды?! Нет такого слова, которое обозначало бы женщину, у которой отсутствует несколько органов или извилин. Не существует военных инвалидок. Не существует и инвалидок мирного времени. Мужчины очень чувствительны и как военные инвалиды, и как возможные ебари военных инвалидок. Если бы женщины шли на войну, это был бы конец света. Кто бы потом трахал инвалидок?

Да у нас, женщин, собственно, и нет особых проблем с теми мужчинами, с которыми мы ложимся в постель. Мы любим их на самой короткой дистанции, потом или оставляем их, или зажмуриваем глаза, пока они не кончат, поднимаемся, чистим зубы, подмываемся. Сыновья — вот проблема. Мы сходим по ним с ума в той же мере, в какой они по нам не сходят. Об этой любви нет ни песен, ни сериалов, ни фильмов. Женщины, как правило, редко бывают авторами, а мужчины считают эту безумную любовь чем-то само собой разумеющимся, считают, что она настолько банальна, что о ней нет нужды ни петь, ни говорить, ни писать картины, ни сочинять музыку или книги. Странные они, наши сыновья. Существа, купающиеся в материнской любви. Одна моя подруга вслух называет своего сына Мамина Любовь. Маминой Любви сейчас десять лет, говорить о таком сыне как о Маминой Любви пока еще не кажется извращением. С маленьким сыном еще можно открыто сюсюкать. Я своего сына, когда говорю о нем, а говорю я о нем постоянно, всегда называю просто «мой сын». Для окружающих это звучит в меру холодно и нормально. Когда я говорю «мой сын», я косвенным образом сообщаю окружающим, что я родила его давно, что я больше не мама, что меня больше не волнует, как живет этот незнакомый мужчина, который нравится мне все меньше и меньше. Когда я говорю «мой сын», я хочу сказать: люди, люди, я говорю «мой сын, мой сын, мой сын…», с маленькой буквы «мой», с маленькой буквы «сын». А мой сын — это всегда Мой Сын. С большой буквы Мой, с большой буквы Сын. Это прячется в моем сердце, плавает в желудке, щекочет глаза.