Изменить стиль страницы

Максим не ответил на вопрос, а сразу сказал:

— Подари мне его.

— Что? Максик, да ты с ума сошел! Во-первых, он не закончен, а во-вторых… да…

— Я понял, я понял, Свет… Давай, ты скажи, сколько он стоит. Я куплю. Серьезно. Мне плевать. Пусть он даже не закончен. Портрет нужен мне, понимаешь? Скажи, сколько он стоит.

— Макс! Ты сумасшедший! Портрет не закончен…

— Понятно, дураку полработы не показывают.

Света засмеялась:

— Ну, примерно так. Не нужно денег. Если тебе так приспичило — я отдам его. Но когда закончу. Хорошо?

— Плохо… Я уезжаю сегодня. Очень хотелось бы взять его с собой. Понимаешь?

— Нет. Не понимаю. Ты же вернешься. Я его доделаю, и ты заберешь. Насколько ты едешь?

— Навсегда.

— А-а-а… Ну… Так… Нет, ты знаешь, давай я все-таки сварю себе кофе…

Света ушла на кухню. А Максим сел напротив мольберта и посмотрел на портрет долгим, грустным взглядом. И даже погладил его. Здоровой рукой.

Света вернулась с кофе. И для себя, и для Максима.

— Так, а теперь давай еще раз. Только спокойно и по порядку. Ты уезжаешь навсегда?

— Да.

— А Кармелита знает об этом?

— Нет.

— Очень красиво. Почему это вдруг ты решил уехать, все бросить, ничего ей не сказав? А?

— Потому что я русский, а она цыганка. И она не пойдет против своих традиций. А то ты не знаешь…

— Нет, Максим, я ничего не знаю. Давай сейчас позвоним Кармелите и все узнаем.

— Света! Кармелите звонить не надо. Оставь телефон! Послушай меня. Мне очень тяжело далось это решение. И я не хочу, чтобы Кармелита узнала об этом, пока я в городе. Понимаешь?

— Боже мой… Что же вы с собой творите-то?..

— Так что насчет портрета?

— Забирай.

— Спасибо.

— Макс?

— Да.

— Куда ты собираешься ехать?

— Не знаю, Свет. Россия большая. А я маленький. Найдется мне где-нибудь местечко.

* * *

Ну вот и все. Баро попросил ее оставить этот дом. Не в первый раз. Рубина собралась очень быстро. Решила уйти тихонько, ни с кем не прощаясь. Слава ж богу, не на тот свет уходит — еще увидится со всеми. Да по дороге Груша встретилась.

— Рубиночка, значит, все-таки в табор уходишь?

— Да, загостилась я у вас, — постаралась улыбнуться Рубина. Но улыбка получилась грустной.

— Плохо нам без тебя будет. Привыкли мы к тебе, — на глазах у Груши появились слезы.

— Что ты, доченька… Перестань. А то вообще в гости ко мне приезжай. Табор не так далеко. Да и я буду заходить, Баро не запретил мне встречаться с внучкой.

— Обидно получилось. Это он все из-за того, что Кармелита ушла из дому без разрешения. А ты ее выгораживала.

Рубина напряглась:

— Почему ты так решила?

— Я подслушала, случайно. Услышала твой разговор с Баро.

Рубина недовольно покачала головой. Неприятно, что тот баронский выговор слышали посторонние.

— Забудь. И никому не говори об этом разговоре. А мне действительно лучше быть в таборе.

— Кармелита знает, почему ты уходишь?

— Нет, она на конюшню убежала к своей Звездочке. Потом, наверно, верхом покатается. А как вернется — узнает. Скажи ей так… В общем… пусть думает, что это мое решение. Ну ладно, давай прощаться. Долгие проводы — лишние слезы.

Не стала Рубина пользоваться машиной Зарецкого (хоть он и предлагал). Гордость не позволила. И попутки тормозить не стала. Захотелось пройтись. Чай не такая старая, не развалина — дойдет.

По дороге о жизни уже прожитой, да еще не выжитой, думала. Прошлые годы вспоминала. И любовь свою сильную, и грехи свои тяжкие.

Пару раз всплакнула.

Когда шла через лес, чуть не заблудилась. Но бросила деду Лесовику несколько конфеток, которыми ее внучка угостила, — тот и вывел ее на тропинку к табору.

А в таборе настроение у всех было приподнятое. Цыганам для счастья много не нужно. Дай надежду на что-то хорошее — и достаточно.

Сначала все очень расстроились из-за дождя. Получается, уже второе выступление сорвалось. Но потом Миро рассказал о заброшенном театре, который ему Кармелита показала. И все туда съездили, посмотрели. И в одиночку, и группами. По-хозяйски осматривали. Проверяли акустику — пробовали петь. Ремонт, конечно, дороговато обойдется, но ведь так хочется…

Что тут скажешь! Нет такого бродячего актера, который бы не мечтал выступать в театре. В настоящем, чтоб со сценой, с занавесом, с оркестровой ложей. Бейбут так загорелся этой идеей, что не мог спокойно ни есть, ни спать, ни жить. Свозил в театр Зарецкого. Место тому понравилось. И идея театральная пришлась по вкусу. Правда, с довеском — он предпочитал говорить не «театр», а «развлекательный центр». Но закончил разговор многообещающе: «Бейбут, мысль хорошая. Я сяду и хорошенько все просчитаю. А потом посмотрим, в какую сторону все это вырулит».

В общем, к приходу Рубины табор уже гулял, отмечая хорошую новость.

Только Люцита грустила. Из-за Миро. И Миро грустил. Из-за Кармелиты.

* * *

Как только Максим ушел, Света бросилась к телефону и набрала номер Кармелиты. Совесть ее при этом была чиста. Да, Максим, конечно, просил не звонить. Но ведь она-то ничего не обещала.

«Кармелиточка, миленькая, возьми трубку… Возьми!..»

Но Кармелита все молчала.

И вот наконец-то отозвалась. Разгоряченная, энергичная…

— Алло, Светка, привет! Я со Звездочкой на прогулке была. Телефон дома забыла. Ты давно звонишь?

— Да. Слушай, ты знаешь, что Максим решил уехать? Навсегда?

Кармелита погрустнела:

— Да, знаю, мне об этом его друг сказал. Я оттого и отправилась на природу, уж очень мне плохо было…

— Нет, подруга, нет, он еще не уехал! Он в городе. Максим только что был у меня.

— Как — у тебя?

— Да, если ты не хочешь его потерять, беги сейчас же к нему! Ты ему очень нужна. Он тебя любит! Только ты его можешь остановить. Пожалуйста, беги к нему.

— Я ничего не понимаю! Почему же он сам ничего не сказал? И зачем он к тебе ходил?

— Брось тормозить. Максим выпрашивал у меня твой портрет!

— А где он сейчас?!

— Портрет? — не без гордости переспросила Света. — У Максима!

— Да нет, Максим где?!

— Я думаю, еще в гостинице!

Кармелита бросила трубку.

Так, нужно срочно бежать к Максиму!

* * *

Бутылочка виски была сувенирной, а значит, очень маленькой. Закончилась быстро, после нее стало только хуже. Антон понял, что есть только один человек, который сейчас может помочь ему, даст выговориться, выслушает.

Света!

Какой там у нее номер?

Вот, гудки. Хорошо… Голос мягкий, нежный, заботливый:

— Привет, Антон…

— Света. Светланочка… Только ты можешь помочь. Мне нужно поговорить…

Света рассмеялась. Но не обидно — по-доброму:

— Ладно, ладно, жду. У меня сегодня день такой. Скорая помощь Светланы Форс принимает на дому…

— Ага, — продолжил Антон. — Форма доставки — самоприезд!

— Света, — бодро начал Антон, расположившись в мастерской. — Я — подлец! Мне ужасно стыдно!

— Антон, ну просто какое-то дежа вю. Ты мне уже говорил это. Что ты опять натворил? Это ты, наверно, из-за Максима? Думаешь, он уезжает из-за тебя?

— Как? Он уезжает?!

— Да. Максим уезжает. Навсегда. Ты разве не знал? Вы же друзья…

— Какой я ему друг? Это все из-за меня.

— Антон, не замыкай все на себя. В мире есть еще и другие люди. Максим уезжает из-за Кармелиты.

— Да ладно, из-за Кармелиты… Из-за меня. Его мой отец уволил!

— Ах вот оно что!.. То-то Максим говорил, что он безработный. Но я думала, что он сам уволился, потому что решил уехать. А что произошло?

— Я смалодушничал. Предал его.

— Ну, попробуй поговорить с ним. Извинись. Скажи, что не нужно вот так вот — все рвать, бросать, уезжать. Все как-то образуется.

— Это бесполезно. Макс сейчас очень зол на моего отца и на меня.

— А почему на тебя?