— Кто они?

— Люди, которые убили Нэнси.

— И кто же они? — У меня было ощущение, что я допрашиваю кувшин патоки.

— Не знаю, — пробормотал он, отвернувшись.

— Но вы можете предположить, — пытала его я. — Расскажите мне о страховании, которым ведает ваш отец по поручению «Ксерксеса». Что могло интересовать Нэнси в этих бумагах?

— Как вы добыли их? — прошептал он. — Я позвонил сегодня утром матери. Я знал, что она будет беспокоиться, а она сказала, что приходили вы. Мой… мой отец… большой Арт нашел карточку, которую вы оставили, и небеса разверзлись, сказала она. Он кричал, что… что, если он доберется до меня, он уж постарается, чтобы я не посмел больше затевать что-либо за его спиной. Вот почему я пришел сюда. Я хотел узнать, что знаете вы. И не сможете ли вы помочь мне?

Я с раздражением смотрела на него:

— Последние две недели я пыталась заставить вас рассказать мне о некоторых вещах, а вы вели себя так, как будто английский — ваш второй язык и вы не слишком бегло им владеете.

Его лицо исказилось гримасой страдания.

— Я знаю. Но когда умерла Нэнси, я был слишком напуган. Боялся, что мой отец причастен к этому.

— Почему же вы не сбежали тогда? Почему ждали, пока я не заговорю с вами?

Он покраснел еще более густо:

— Я думал, что, может быть, никто не узнает… не узнает о том, что это взаимосвязано. Но если вы узнали об этом, то об этом узнает и еще кто-то другой.

— Полиция, вы имеете в виду? Или большой Арт?

Он молчал, и я сказала, собрав все свое терпение:

— Хорошо. Почему вы пришли сюда сегодня?

— Я позвонил матери утром. Я знал, что мой отец должен быть на заседании, значит, я мог рассчитывать, что его не будет дома. Выдвижение кандидатов, вы понимаете? — Он горестно улыбнулся. — В связи со смертью Вашингтона они собрались все вместе этим утром, чтобы спланировать тактику на период выборов. Отец — Арт — мог пропустить заседание Совета, но он не пожелал бы остаться в стороне. Короче, мать рассказала мне о вас. О том, как вы приходили, а потом, как вы чуть не погибли, так же… так же, как Нэнси. Я не мог вечно оставаться в доме Нэнси. Там нечего было есть, например, и к тому же я боялся включать свет по вечерам, чтобы кто-то не увидел и не пришел проверить. А если они решатся… преследовать тех, кто знал о Нэнси и страховании, я понял, что мне следует поискать помощи, иначе я погибну.

Я с трудом сдерживала нетерпение. Похоже, будет далеко за полдень, пока я выведаю всю информацию от него. Вопросы, которые вертелись у меня на языке — о его семье, — жгли мне горло. Но придется выждать, прежде чем я смогу выпытать у него всю историю.

Первое, что я хотела бы выяснить, это его отношения с Нэнси. Поскольку он позволил себе забраться в ее дом, он не смог бы долго продержаться, отрицая, что они были любовниками.

И наконец история эта выплыла, сентиментальная, печальная и глупая.

Они с Нэнси встретились год назад, работая над общественным проектом. Она представляла ПВЮЧ, а он — администрацию городского управления. Она пленила его сразу же — ему всегда нравились женщины старше его, имевшие такую же внешность, как у нее, и отличавшиеся добротой, и он тут же пожелал добиться ее. Но она держала его на расстоянии, изобретая то один предлог, то другой, лишь бы не встречаться с ним. Наконец несколько месяцев назад они начали назначать свидания и быстро продвинулись к настоящей любовной связи. Он был безумно счастлив. А она — мила и сердечна, и так далее… и так далее…

— Так почему же никто не догадывался об этом, если вы оба были так счастливы? — спросила я.

Я едва могла понять их. Когда его не терзали страдания, его невероятная красота вызывала желание прикоснуться к нему. Возможно, этого было достаточно для Нэнси, а возможно, она думала, что его эстетизм компенсирует его незрелость. Она была достаточно хладнокровной, чтобы пожелать общаться с ним только потому, что это обеспечит ей доступ к офису члена городского управления. Но я все же так не думаю.

Он неуклюже заерзал в кресле.

— Мой отец всегда резко выступал против ПВЮЧ, я знал, он не потерпел бы, если бы я встречался с кем-то, кто там работал. Ему казалось, что они пытаются перехватить у него опеку, вы понимаете? Они вечно критиковали их за такие вещи, как разрушенные тротуары в Южном Чикаго, безработица и прочее. В этом не было его вины, вы понимаете, но когда на выборах победил Вашингтон, они не видели ни пенни, отчисляемого на благо белых, не в пример чернокожим.

Я открыла рот, чтобы возразить против такого взгляда на вещи, но закрыла его снова. Закат Южного Чикаго начался при последнем великом мэре Дейли и старательно не замечался при таких, как Билендик и Бирни. И Арт-старший был членом городского управления все это время. Но готовые сорваться с моего языка возражения могли бы положить начало войне, в результате которой я не сумела бы сделать ничего хорошего.

— Поэтому вы не хотели, чтобы он знал. И Нэнси не хотела, чтобы ее друзья знали о вас. По той же причине?

Он снова смутился:

— Я не думаю так. Я думаю… она ведь была старше меня, вы понимаете. На десять лет. Ладно, почти на одиннадцать. Но я полагаю, она боялась, что люди будут смеяться над ней, если узнают, что она встречается с кем-то слишком молодым.

— Хорошо. Посему это было большой тайной. А потом, три недели назад, она пришла к вам, чтобы узнать, не Арт ли отклонил на слушании проект завода. Что случилось потом?

Он, волнуясь, потянулся за бутылкой вина и вылил остатки «Бороло» в свой бокал. Отпив большую часть, он начал излагать всю историю — в час по чайной ложке. Он знал, что Арт против перерабатывающего завода. Его отец немало потрудился, чтобы создать новую промышленность в Южном Чикаго, и он боялся, что этот завод оттолкнет сразу несколько предприятий, ибо они не захотят работать в обществе, с которым придется преодолевать излишние трудности или иметь слишком много хлопот, отправляя свои отходы в барабаны для переработки, вместо того чтобы просто сбрасывать всю дрянь в лагуну.

Он рассказал об этом Нэнси и она настояла на изучении любых документов по проекту. Не исключено, что она, так же как и я, поняла: не стоит возражать Арту, который сформулировал причины для того, чтобы отклонить проект.

Молодой Арт не хотел идти ей навстречу, но она жестко стояла на своем. Однажды поздно вечером они оба тайно вернулись в страховой офис, и она обыскала рабочий стол Арта. Это было отвратительно невыносимо — самая отвратительная ночь, которую он когда-либо проводил, — он боялся, что отец или секретарь отца застанут их врасплох или один из охранников заметит свет и обнаружит их.

— Я понимаю. Первый раз, когда вы взламываете запоры и проникаете куда-то, всегда самый трудный. Но почему Нэнси заинтересовал именно этот документ по страхованию, а не бумаги по переработке?

Он покачал головой:

— Я не знаю. Она искала что-нибудь, содержащее перечень названий всех тех компаний, которых мог коснуться проект завода. А потом она увидела и эти бумаги и сказала, что не знала, что мы, то есть агентство моего отца, ведаем страхованием «Ксерксеса». Она прочитала их и сказала, что тут пахнет жареным и лучше бы скопировать эти материалы. Поэтому она вышла в приемную, чтобы воспользоваться машиной. И тут вошел большой Арт.

— Ваш отец видел ее! — выпалила я.

Он печально кивнул:

— С ним был Стив Дрезберг. Нэнси убежала, но она рассыпала оригиналы по полу. Поэтому они поняли, что она перепечатывала их.

— А что делали вы?

Его лицо превратилось в маленький комок жалкой плоти, и мне стало жаль его.

— Они так и не узнали, что я был там. Я спрятался в своем кабинете и выключил свет.

Я не знала, что сказать. Значит, он мог бросить Нэнси на произвол судьбы! И он знал, что Дрезберг был там с его отцом. И в то же время логические механизмы в моем мозгу сработали: решить — было ли дело в бумагах по страхованию или в самом факте того, что Нэнси видела Арта вместе с Дрезбергом? Но совершенно ясно, что он держал эту связь в тайне.