Он согласился, что это действительно необходимо.

— Почему вы не хотите, чтобы я подавал вам мячи во время игры? — усмехнулся он.

— То есть?

— Почему бы не разрешить мне пойти к Фишеру и все ему рассказать?

— Но ведь вы не ездили в Бостон!

— Откуда ему это известно? И кроме того, я не собираюсь открывать ему источник информации. Я только подам ему идею.

— А они замучают вас допросами, если не возьмут под арест.

— Ну, не думаю, — засмеялся Питер. — Они могут выместить свою злость на мне каким-то другим способом, но до ареста дело не дойдет.

— И вы готовы пойти на это?

— Разумеется. Никаких проблем!

— Вы прелесть, Питер, но вам не подходит роль кретина. Идите и работайте.

Он повиновался и вышел из машины, слегка обиженный. Прежде чем я включила скорость, он обошел машину спереди и наклонился к моему окну.

— Вы действительно не хотите, чтобы я сопровождал вас хотя бы для моральной поддержки?

— Но ведь вы на работе, насколько мне известно.

— О'кей, — согласился он, неохотно уступая. — Хозяин положения — вы. Но не позволяйте ему хамить — вы не сделали ничего плохого.

— Ничего, — засмеялась я. — Только скрыла информацию, имеющую важное значение для расследования убийства, обманула полицию и нарушила приказание не уезжать с острова без их ведома. До свиданья, Питер! Спасибо!

Тут, к своему собственному и, наверняка, к его удивлению, я непроизвольно потянулась к нему и быстро чмокнула в щеку. Уже отъехав ярдов на сто, я посмотрела в зеркальце заднего обозрения: он все еще стоял на прежнем месте, глядя вслед моей машине.

Зная, что Хедер увела детей на пляж, я позвонила в магазин и уверенно обещала бедняге Дорис, что приеду во второй половине дня. Затем я набралась храбрости и позвонила Фишеру, в управление штатовской полиции. Он был на месте. Я назвала себя и выразила пожелание встретиться с ним как можно скорее.

— А, это вы, миссис Барлоу! Я считаю, что вам действительно лучше приехать сюда. Можете привезти с собой адвоката, если хотите.

— Вряд ли он мне понадобится, — возразила я.

Когда я положила трубку, меня всю трясло. Его тон был не менее угрожающим, чем слова. Мне предстояли не лучшие времена.

Глава 18

Я поехала в полицейское управление, расположенное в большом красивом здании поздневикторианской архитектуры, которое жители Острова называли «Сыотон Плейс». Выкрашенное в веселый голубой цвет, чуть темнее яйца дрозда, и белое изнутри, оно располагалось на возвышении в восточной части Оук-Блафс, откуда открывался великолепный вид на гавань. На фасаде была укреплена большая, добротно сделанная вывеска: «Управление полиции штата Массачусетс». Мне она показалась несколько претенциозной.

Я поставила свою машину между полицейским джипом и мотоциклом. У входа меня приветствовал сурового вида дежурный, пожелавший узнать мои имя и фамилию, адрес, род занятий, по какому делу пришла — короче говоря, мои полные данные. Наконец он проводил меня в тесно заставленное помещение на первом этаже — временный кабинет лейтенанта Фишера. Вкупе с этим началом последующие тридцать минут показались мне очень неприятными, гораздо более неприятными, чем можно было ожидать.

— Вы ездили в Бостон, миссис Барлоу. Насколько я знаю, вас предупреждали ни при каких обстоятельствах не покидать Остров, не поставив в известность полицию.

Это был прямой вызов, к которому я не была готова. Кто мог сообщить Фишеру, что я была в Бостоне? Я не хотела унижать себя, спрашивая его об этом, и решила, что сейчас не время отпираться.

— Вполне возможно, — проговорила я. — Но у меня нет уверенности, что вы имеете право налагать подобные ограничения, не имея на это ордера. В конце концов, я не покидала страну и даже не выезжала за пределы Массачусетса.

Не найдя, что ответить, он поморгал своими лягушачьими глазами, потом взял какую-то папку, раскрыл и уставился в нее.

— Зачем вы хотели меня видеть, миссис Барлоу? — спросил он, не глядя на меня.

Считая, что первый раунд выигран, я начала рассказывать все, что произошло с того момента, когда я после смерти Розы отправилась в «Руккери» с цветами и соболезнованиями. Я не сказала ему про наркотики — в конце концов, это было их личное дело, Эстеллы и Фрэнсиса. Я не собиралась брать на себя роль осведомителя.

Фишер слушал молча, с холодным выражением лица. Я перешла к патронам и парикам, к джинсам и теннисным туфлям, к старому платью с мокрым подолом и приставшими травинками.

— Когда я зашла в верхний туалет, у меня, должна признаться, проснулось любопытство, и я заглянула в спальню.

Потом я рассказала ему то, чему был свидетелем Элджер и что говорили девочки-двойняшки, видевшие, как старуха Грейс летает ночью над лужайкой перед домом, точно ведьма.

— Я не сомневаюсь, что эта «Грейс» не настоящая; вам не составило бы большого труда разоблачить обман, — заключила я свой рассказ.

— Что? А где же, по-вашему, настоящая Грейс?

Я набрала в легкие воздуху, будто перед прыжком в воду, и проговорила:

— На старом чилмаркском кладбище, в могиле Уэбб.

— Вот как? То есть она мертва, вы хотите сказать? — Фишер сказал это почти весело.

Я постаралась игнорировать его издевательский тон и рассказала, как я встречалась с Сюзи Симмонс, как ездила в Бостон, в ту гостиницу, где останавливались Грейс с Алисой; как выяснила обстоятельства смерти Алисы.

— Это был идеальный момент для подмены, — уверенно сказала я. — Мафия, я слышала, часто прибегает к этому приему — и в Нью-Йорке, и в Нью-Джерси. Если вы вскроете могилу Аписы Уэбб, вы, я думаю, убедитесь в моей правоте.

— Ясно… А что говорит ваша теория о самой Алисе Уэбб? Что произошло с ней, если следовать вашей схеме?

У меня шевельнулось неприятное чувство: Фишер надо мной потешается. И хуже всего то, что он владеет инициативой и знает гораздо больше, чем можно было думать. Тем не менее я сказала:

— Пока я этого не знаю, лейтенант.

— Возможно, в Бостонском заливе?

— Вполне возможно.

— Понятно. Так вы, может быть, скажете тогда, кто подписал свидетельство о смерти мисс Уэбб?

Запираться не было смысла: интуиция подсказывала мне, что он знает это и знает, что я это знаю. Я набрала воздуху и сказала:

— Доктор Ротенберг.

— Доктор Ротенберг? Гленн Ротенберг?

— Думаю, он.

— Тот, что сейчас живет здесь?

— Не могу сказать. Имя совпадает.

— И какое вы делаете из этого заключение, миссис Барлоу? Если допустить на минуту, что это то самое лицо? — Его тон теперь был откровенно саркастичным.

— Я бы предпочла предоставить делать заключения вам, лейтенант Фишер. Отныне и впредь.

— Вот как?

— Да, так.

Он поднял на меня свои водянистые глазки и снова опустил их на папку, лежавшую перед ним на столе. С минуту он сидел молча, потом вынул из папки фотографию и, не сказав ни слова, протянул ее мне.

Я посмотрела и обмерла. Это был нечеткий черно-белый снимок на глянцевой бумаге обнаженной Грейс Чедвик, распростертой на столе, в морге Хартмана, тот самый, что показывала мне Анжела. Те же неподвижные мертвые глаза, черный провал беззубого рта, отвислые серовато-бледные складки на животе и на бедрах. Будто во сне услышала я голос Фишера:

— Надеюсь, вы знаете, кто это? Да или нет?

— Нет, — ответила я.

— Нет, — саркастически повторил он это короткое словцо, явно рассчитывая унизить меня еще больше.

Я ждала, что будет дальше.

— Потрудитесь сказать мне, где вы видели эту фотографию раньше.

— Я только что сказала вам, что не видела ее.

Я знала: он знает, что это ложь. Кажется, в эту минуту я подумала: вот сейчас меня бросят в темное помещение и, направляя мне в глаза яркие пучки света, будут без конца задавать мне один и тот же вопрос, пока я не сломаюсь.

Вместо этого он взял у меня снимок и сказал:

— Мы должны благодарить за него похоронное бюро «Хартман энд Хартман», принадлежащее Чарльзу и Анжеле Уайкре-тович. Потрудитесь рассказать мне о своем визите туда.