Для экономической науки ценность конкретных целей, которые мы выбрали, субъективна. Никто другой не может определить, является ли для меня час, потраченный на поднятие тяжестей, более ценным или менее ценным, чем час, потраченный на работу над книгой. И при этом не существует способа объективно измерить разницу в моей оценке этих видов деятельности. «Ценностеметр» еще не изобретен. Выражения типа «Сегодня обед был вдвое лучше, чем вчера» просто фигуры речи. Они не имеют в виду фактическую способность измерить удовлетворение.
Как указал Мюррей Ротбард, подтверждением этого является вопрос: «Вдвое больше чего?» Нет единицы измерения, с помощью которой возможно было бы определить степень удовлетворения.
Субъективная природа ценности была одним из главных открытий Карла Менгера. Для экономистов классической школы ценность представляла собой парадокс. Они пытались основать свою теорию ценности на труде, вложенном в создание блага, или практической полезности блага, как объективной мере. Но давайте рассмотрим такой простой пример, как лежащий на земле бриллиант, который вы находите во время прогулки. Для изготовления бриллианта не потребовалось никакого труда, и при этом он не более полезен, по крайней мере для непосредственного поддержания жизни, чем стакан воды. И все же, как правило, бриллиант считается гораздо более ценным предметом, чем стакан воды. Менгер разрубает этот гордиев узел, основывая свою теорию ценности на одном-единственном факте: вещи являются ценными постольку, поскольку действующие субъекты считают их таковыми.
Экономическая наука не пытается решать, хорош ли наш выбор целей, которых мы стремимся достичь. Она не говорит, что мы не правы, оценивая некоторое количество досуга выше, чем некоторое количество денег. Она не смотрит на людей как на существ, которые заботятся о получении только денежной выгоды. Нет ничего «неэкономического» в том, что кто-то раздает свое состояние или отказывается от высокооплачиваемой работы, предпочтя монашество.
Вопрос о том, существуют объективные ценности или нет, экономическая наука не рассматривает. И еще. Не следует воспринимать дело таким образом, что австрийская экономическая теория враждебна религии или этике. Среди австрийских экономистов, которых я знаю лично, есть католики, атеисты, ортодоксальные иудеи, буддисты, последователи объективизма, протестанты и агностики, и, если бы я был знаком с большим числом экономистов, уверен, что мог бы упомянуть и мусульман, и индуистов, и т.д. Экономическая наука оставляет вопрос о сравнении ценностей этике, религии и философии. Экономическая наука не является теорией всего и вся, это просто теория последствий выбора. Изучая ее, мы принимаем человеческие цели как конечную данность. Люди, так или иначе, действительно выбирают цели и действительно что-то делают для их достижения. Цель нашей науки состоит в том, чтобы исследовать последствия этих фактов.
Во введении к «Человеческой деятельности» Мизес писал: «Любое решение человека есть выбор. Осуществляя его, человек выбирает не между материальными предметами и услугами. Выбор затрагивает все человеческие ценности. Все цели и средства, материальное и идеальное, высокое и низкое, благородное и подлое выстраиваются в один ряд и подчиняются решению, в результате которого одна вещь выбирается, а другая отвергается. Ничего из того, что человек хочет получить или избежать, не остается вне этой единой шкалы ранжирования и предпочтения.
Современная теория ценности расширяет научные горизонты и увеличивает поле экономических исследований».
Зачем изучать экономическую теорию?
Выяснив, что является предметом нашей науки, мы задаемся следующим вопросом — стоит ли его изучать. Поскольку вы взяли в руки эту книгу, вы должны иметь некоторое представление о том, чем это может быть вам полезным. Если вы не намереваетесь стать профессором в этой области знания, что вам даст изучение экономики?
Одна из выгод от изучения экономики — более глубокое понимание нашего собственного положения как действующих субъектов. Например, зачастую люди неадекватно воспринимают издержки, связанные с их собственным выбором. Поняв, что наши издержки измеряются неиспользованными альтернативами, мы, возможно, иначе взглянули бы на некоторые самые обычные решения — акты выбора, совершаемые нами каждый день.
Давайте рассмотрим один типичный пример. Наверняка у каждого из вас есть знакомый, который своими руками ремонтирует дом, затрачивая на это много времени и усилий. Возможно, человек делает это просто ради удовольствия. Экономическая наука не дает рецептов по достижению еще большего удовольствия — это не руководство по самосовершенствованию!
Однако частенько подобный умелец признается, что он делает всё своими руками, чтобы «сэкономить». «Смотри, — говорит он, — если бы я заказал ремонт крыши специалистам, это стоило бы мне пять тысяч долларов. Выполнив работу сам, я уложился в тысячу, потратившись только на материалы». Экономист может указать ему, что его расчет ошибочен и он, не исключено, действовал вопреки своим собственным намерениям. Он не принял во внимание издержки не использованных им возможностей. Если ремонт крыши занял у него 100 часов и он мог за это время на своей основной работе заработать дополнительно 8000 долларов, то, сделав ремонт самостоятельно, он в действительности ничего не сэкономил, а, наоборот, потерял много денег. Этот пример связан с долларами и центами, но в других случаях мы забываем учитывать в своих расчетах психологические издержки. Когда неверный муж обманывает свою жену, уместен вопрос, полностью ли он учел все связанные с этим издержки. Возможно, это именно так, и тогда экономическая наука оставляет эту проблему этике и религии. Но очень часто люди, предпринимая какое-либо действие, стремятся к немедленной, лежащей на поверхности прибыли и не учитывают менее очевидные и более отдаленные во времени издержки. Бастиа сформулировал это как проблему того, что видно, и того, что не видно. Он считал, что важная задача экономической науки заключается в том, чтобы научить нас «не судить о вещах исключительно по тому, что видно, но принимать во внимание и то, что не видно».
Понимание экономической науки необходимо также потому, что именно на ее основе формулируется экономическая политика. Должны ли мы повысить минимальную заработную плату, оставить ее без изменения либо вообще перестать ее регулировать? Можем ли мы повысить наш уровень жизни, защищая отечественную промышленность протекционистскими барьерами? Каким будет результат приватизации сферы социального обеспечения? Все это экономические вопросы.
Некоторые полагают, что на эти вопросы нужно отвечать с «практической» точки зрения, рассматривая каждый конкретный случай в отдельности. Приверженцы этого взгляда призывают при ответе на них пренебречь теорией. Английский экономист Джон Мейнард Кейнс видел ошибку в таком рассуждении: «Идеи экономистов и политических мыслителей — и когда они правы, и когда ошибаются — имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого».
Как следует изучать экономику?
Последний вопрос, которым мы здесь затронем, состоит в том, как лучше приступить к нашей науке. Господство над материей и энергией, обретенное благодаря потрясающим успехам физики и химии за последние три столетия, нередко мешает разглядеть тот факт, что этот вопрос имеет отнюдь не единственный ответ.
Однако если мы посмотрим на некоторые другие почтенные научные дисциплины, то увидим, что дело обстоит именно так. Например, я не знаю ни одного человека, который считал бы, что для глубокого понимания Шекспира необходимо проанализировать химический состав бумаги и чернил, которыми он записывал свои пьесы.