Посмертная судьба Дантона сложилась так же причудливо, как удивительна была его жизнь. У него нет недостатка в пылких апологетах. Довольно сказать, что одним из них был Жан Жорес. Столь же «повезло» ему и с критиками, среди которых на первом месте, безусловно, — неистовый Матьез. О великом кордельере пишут и по сей день. О нем спорят. Да и может ли не вызывать споры, неослабевающий с годами интерес жизнь человека, сумевшего «держать голову выше, чем занесенный над нею нож гильотины…»[13]? А ведь Жорж Жак Дантон был именно таким человеком.

Книга А. П. Левандовского, опубликованная впервые в 1964 г., представляет собой самую заметную в отечественной историографии попытку[14] рассказать о жизни и деятельности одного из крупнейших лидеров монтаньяров. Написанная блестящим стилистом и превосходным знатоком эпохи Великой французской революции[15], книга А. П. Левандовского о Дантоне, несомненно, одна из лучших его работ, посвященных великой социальной драме, разыгравшейся более 200 лет назад во Франции и во многом определившей пути развития человечества в XIX веке.

1. ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ

ГОСПОДИНА Д’АНТОНА

(1759–1788)

Когда папаша Шарпантье, бывший чиновник откупного ведомства, выложил, почти не торгуясь, двадцать тысяч ливров за этот ветхий домишко, близкие были изумлены. Уж не притупился ли орлиный взор старого дельца? Не отказало ли ему чутье? Или за годы службы он нахватал столько денег, что теперь может сорить ими направо и налево?.. А тут еще стало известно, что Шарпантье определил новых тридцать тысяч на полную перестройку и расширение прежнего кабака. И только год спустя, глядя на сверкавшую червонным золотом вывеску «Кафе Парнас» и на валом валивший поток посетителей, скептики начали кое-что понимать…

Нет, Франсуа Шарпантье не дал маху, его мозги отнюдь не заплыли жиром. Просто он, как всегда, смотрел чуточку дальше своих родственников и коллег.

Кафе «Парнас» уютно расположилось посреди Кэ де ль’Эколь, у подножья моста Пон-Неф, в самом центре делового и судейского мира. Отсюда было рукой подать до Лувра, Дворца правосудия и Шатле. Это значило, что в солидной клиентуре недостатка не будет: у Шарпантье регулярно завтракали и ужинали прокуроры, стряпчие и синдики, выпивали неизменную чашку кофе служащие парламента, назначали деловые свидания адвокаты. Здесь часто праздновались юбилеи, отмечались удачная речь или выигранное дело; сюда собирались и просто отдохнуть, покалякать на злободневную тему или сыграть партию в домино.

В семидесятых годах кафе пользовалось известностью, в восьмидесятых — стало модным.

Короче говоря, бывший контролер удачно пристроил капиталец и вполне обеспечил свою старость.

Нужно отдать справедливость папаше Шарпантье: он не просто выколачивал деньги. Он дорожил честью своего заведения и делал все для поддержания его доброй славы. Меню кафе «Парнас» было разнообразным, стол — дешевым, обслуживание — отменным. Сам папаша обычно дежурил у стойки, наблюдая за порядком. Мадам Шарпантье, моложавая дама пышных форм, встречала посетителей с любезностью радушной хозяйки и достоинством королевы. А чего стоила улыбка Габриэли, дочери Франсуа! Уверяли, что многие постоянные клиенты облюбовали «Парнас» именно из-за ее улыбки. Это, во всяком случае, с полной уверенностью можно было сказать о неком молодом адвокате, не пропускавшем ни одного вечера у Шарпантье.

Правда, завсегдатаи кафе полагали, что шансы адвоката равны нулю.

Габриэль блистала красотой, была богата и водила за нос выгодных женихов.

Влюбленный адвокат был уродлив, беден и, казалось, не имел видов на будущее.

Но адвоката звали Жорж Жак Дантон, а Дантон не привык никому уступать, и если ставил на карту, карта брала при любом раскладе.

На Кэ де ль’Эколь его хорошо знали. И не мудрено. Внешность этого человека была весьма примечательной.

Природа зло над ним подшутила, щедро одарив безобразием и силой.

Его огромный торс был торсом титана. На короткой бычьей шее сидела массивная голова. Лицо поражало: изрытое оспой, квадратное, с челюстями бульдога, оно все было покрыто шрамами. Мясистые оттопыренные губы были деформированы и рассечены; толстый короткий нос был перебит у основания, что еще более увеличивало непомерно разросшиеся надбровные дуги; глубокие глазные впадины совершенно скрывали глаза, превращая их в черные ямы.

Но при этом — странное дело! — уродство Дантона коробило лишь в первый момент. Маленькие глаза, коль скоро их удавалось рассмотреть, обнаруживали неиссякаемую энергию и веселый задор. Голос, гремевший из рассеченных уст, обладал приятным тембром и необыкновенной силой. Беседа с юным титаном не только доставляла удовольствие — она пленяла.

И Габриэль, к величайшему огорчению папаши Шарпантье, вскоре начала отвечать на знаки внимания, расточаемые беспокойным клиентом…

Его жизнь в Париже не была легкой. И если он ежедневно тратился в кафе на Кэ де ль’Эколь, то поступал так вовсе не от избытка средств.

Адвокат без практики — в этих словах сказано все.

Тщетно часами и днями терял он время у барьера парламента[16]. Тщетно обивал пороги знакомых контор. Увы! Оставалось только жалеть, что бросил по своей воле малооплачиваемую должность клерка. У господина Вино были хоть даровая квартира да ежедневный обед, а теперь…

А теперь он живет на улице Мовез-Пароль[17], вполне оправдывающей свое название, ибо доброго слова о ней никто не скажет, и столуется в трактире «Модести»[18], вывеска которого служит программой его более чем скромной жизни.

Сейчас, после долгих мытарств, он ясно понял: только официальная должность при парламенте или другом учреждении принесет практику, выгодные дела, иными словами — деньги.

Конечно, чтобы купить должность, также нужны деньги, и притом немалые.

Но здесь может помочь выгодная женитьба.

Легко представить радость Дантона, когда, случайно зайдя в кафе «Парнас», он обнаружил прекрасную Габриэль и почувствовал, что находит доступ к ее сердцу.

Справедливость требует заметить, что в первый момент Дантон видел лишь черные глаза своей избранницы. Это оказалась буквально любовь с первого взгляда. Но юный шампанец сразу понял, что приятное здесь соединено с полезным, что лучшего искать не следует и что действовать надо быстро и решительно.

Зная жизнь, он начал с мамаши.

Мадам Шарпантье, дама романтического склада, считала себя непонятой и неоцененной. Итальянка по происхождению, она жила в розовых мечтах, предаваясь воспоминаниям о своей солнечной родине.

Дантон знал итальянский язык. Он тотчас же нащупал слабую струну бывшей девицы Сольдини и сумел превосходно на этой струне сыграть. Прекрасный рассказчик и внимательный слушатель, умевший при надобности изобразить преданность и сочувствие, он вскоре добился желаемого результата: мать оценила вкус дочери.

С отцом дело обстояло значительно сложнее.

Франсуа Шарпантье никак не мог относиться к вопросу о будущем зяте с легкостью. Он был богатым человеком. Его состояние приближалось к четверти миллиона. За Габриэлью он давал двадцать тысяч наличными. Как же тут было не волноваться, как было не взвесить, кому и за что отдаешь такие деньги, не говоря уже о дочери!