…Обратимся теперь к группировке, сыгравшей видную роль в возрождении русской прозы. Мы говорим о нескольких молодых писателях, объединившихся под именем «Серапионовы братья»….

В голодный 1921 год несколько друзей объединились в литературное братство, избрав своим патроном пустынника Серапиона из известного романа Гофмана. По существу это была небольшая литературная студия, изучавшая мастерство прозы. «Братство» заработало историческое имя: из него вышли Всеволод Иванов, Константин Федин, Николай Тихонов — писатели, которые по праву стоят в первых рядах современной русской литературы. Но и остальные «братья» — все без исключения — заняли заметные места в литературе.

«Серапионы» были первым объединением прозаиков, выросших в революции. Но вырастали они из предшествовавшего периода: из молодых литературных групп, наиболее тесно связанной с прошлым, была именно группа Серапионов. Не случайно ее учителями были Замятин и Шкловский. Оттого-то, возникнув как литературное содружество, эта группа с первых же шагов пыталась эмансипировать себя от влияний революции, отгородиться от вторжения «политики», бушевавшей вокруг… Это намерение выразилось в нарочитом аполитизме группы. Серапионы не были контрреволюционерами. Но они не говорили революции: да. «Это нас не касается» — такова, как будто, была мысль Серапионов. История ставила вопрос: с кем вы? «Мы с пустынником Серапионом», — отвечали братья.

Это — очень уклончивый ответ. Он не значил «против», не обозначал также и «за». Смысл же «уклончивости» заключался в том, что эмансипация от революции обещала «свободу» в обращении с материалом и в трактовке этого материала. В конце концов, в истоках своих она имела, разумеется, тенденцию пойти против революции. Тесная связь через Замятина и Шкловского с «вчерашним днем» именно здесь-то и давала себя чувствовать. Сыграв большую роль при первых опытах своих членов, братство перестало существовать как целое, объединенное общностью устремлений. Чувство «братства» не могло быть достаточно сильной скрепой там, где вступают в силу формальные и идеологические антагонизмы. Человеческий же состав группы был различен не только по талантливости, но прежде всего идеологически, вопреки всем попыткам Серапионов отгородиться китайской стеной от всякой «идеологии». Разве могли долго жить под одной крышей Федин и Зощенко? Ник. Тихонов и Ник. Никитин? В. Каверин и Вс. Иванов?..

Именно потому, что практика Серапионов преодолевала их теорию, советская литература может гордиться Всеволодом Ивановым, Константином Фединым, Николаем Тихоновым, связь которых с нашей эпохой очень тесна…

Серапионы, когда обсуждали свою декларацию, всерьез полагали, будто революция не согласна с их основным «требованием». Мы, братство, — писали они — требуем одного: «чтобы голос не был фальшив, чтобы мы верили в реальность произведения, какого бы цвета оно ни было». Как будто революция против этого «тезиса» возражала! Как будто революция любит фальшивые голоса и не считает своей обязанностью разоблачение фальшивок, особенно литературных. Важнее вопрос о «цвете». Здесь-то и «зарыта собака». Серапионы хотели, очевидно, получить право на ношение «цвета», который отвергался революцией. Тут, разумеется, никаких разговоров и быть не могло. Революция не отступает от своих законов. А законы эти жестоки. И Серапионам приходилось выбирать: или бороться за свое право быть «белыми», или распроститься с этим цветом «навсегда». От этого решения они и хотели прикрыться аполитизмом. Отсюда их «нейтрализм» и далеко не оригинальная «широта» натур. В конце концов жизнь победила. Аполитическая идеология Серапионов оказалась скорлупой, с которой пришлось расстаться. Серапионы вошли в революционную литературу, как один из сильнейших ее отрядов.

Серапионовы братья были литературной группой, вышедшей из недр буржуазного общества. Писатели этой группы растворились в течении, за которым укрепилось название попутнического.

Члены Коллегии издательства «Всемирная литература». Сидят (слева направо): М. Л. Лозинский, А. Н. Тихонов-Серебров, A. Л. Волынский, И. Ю. Крачковский, С. Ф. Ольденбург, Е. И. Замятин. Стоят (слева направо): А. А. Смирнов, B. М. Алексеев, Н. О. Лернер, Б. Я. Владимирцев. Внизу: секретарь В. А. Сутугина-Кюнер и К. И. Чуковский.

Слева направо: Н. С. Гумилев, З. И. Гржебин и А. А. Блок.

М. Горький.

К. Чуковский. Рисунок Ю. Анненкова (1921).

А. Ремизов, А. Белый и Б. Пильняк. (Берлин, 1922).

В. Шкловский.

Е. Замятин. Фото М. С. Наппельбаума.

М. Шагинян. Фото М. С. Наппельбаума.

Ю. Тынянов. Фото М. С. Наппельбаума.

Б. Эйхенбаум. Фото М. С. Наппельбаума.

Л. Лунц. Фото М. С. Наппельбаума.

М. Слонимский. Фото М. С. Наппельбаума.

Е. Полонская. Фото М. С. Наппельбаума.

К. Федин. Фото М. С. Наппельбаума.

И. Груздев.

Н. Никитин. Рисунок Ю. Анненкова.

Вс. Иванов.

М. Зощенко. Фото М. С. Наппельбаума.

В. Каверин. Фото М. С. Наппельбаума.

Н. Тихонов. Фото М. С. Наппельбаума.

Н. Чуковский. Рисунок М. Милашевского.

В. Познер.

М. Слонимский и П. Павленко. Собрание А. Л. Дмитренко.

Н. С. Тихонов и М. К. Неслуховская. Собрание А. Л. Дмитренко.

З. А. Никитина. Собрание А. Л. Дмитренко.

Слева направо: Л. Каганович, М. Горький, К. Ворошилов, И. Сталин и М. Литвинов у Мавзолея Ленина (1934).

Парад литературы. Шарж Кукрыниксов (1934).

Принимают парад: П. Юдин, Н. Бухарин, М. Горький, К. Радек, Н. Тихонов. В шеренге (справа налево): Д. Бедный, А. Серафимович, Вс. Иванов, И. Бабель, А. Толстой, М. Шагинян, Л. Сейфуллина, Ф. Панферов, Ф. Гладков, А. Новиков-Прибой, А. Фадеев, А. Афиногенов.

В Ясной Поляне (слева направо): П. Нилин, В. Шкловский, бывший конюх усадьбы И. В. Егоров, А. Сурков, И. Бабель и К. Федин (1938).