На высоких собраниях ахи было обычаем начинать с чтения. Ахи-баба решил, что на сегодня хватит, и дал знак глашатаям. Один взял кувшин, другой — метлу. Вышли на середину. Первый лил воду, второй размахивал метлой, словно подметал двор. То был знак — окончить чтение.
Когда Керим Челеби заткнул Книгу за пояс, джигит, в чьи обязанности входило вести собрание, попятился к воротам. Глашатаи подбежали к нему — один с чашей воды, другой с коробочкой соли. Джигит бросил в воду соль, поднял чашу на высоту лица и прокричал:
— Мир вам, те, кто идет путем праведным! Мир вам, те, кто опоясался поясом ахи!
— Мир вам! — ответил за всех ахи-баба.
— Мы идем, чтобы путь проложить! Мы стоим, чтобы путь проложить!
Говорим, чтобы путь проложить! Слава душам святых, и постигших, и дервишей-воинов, и гази, и абдалов Рума, и богатырей, и сестер Рума!
Тем, кто был и прошел, тем, кто придет и будет. Ху-у-у!
— Ху-у-у! — откликнулось собрание.
Глядя в землю, ахи-баба спросил:
— Помирились ли те из нас, кто был в ссоре?
— Помирились.
— Получено ли, было ли принято прощение?
— Получено, принято.
Старший джигит обнес всех чашей, начав с ахи-баба. Каждый принимал чашу двумя руками, пригубливал ее. Наконец вернулась она к старшему джигиту. Он отступил назад, вручил чашу глашатаю и снова вышел на середину.
— Один из близких нам хочет вступить на путь.
— Кто он?
— Мелик-бей, сын Кара Осман-бея!
— Достоин! Кто наставник его в пути?
— Керим Челеби, сын Баджибей.
— Достоин! А кто братья его в пути?
— Ахи Бай-ходжа, сын Савджи-бея, и Кара Али, сын Айкута Альпа.
— Достойны! Пусть введут!
Наставник в пути Керим Челеби, а за ним два брата в пути вышли со двора.
Глашатаи расстелили перед ахи-баба два коврика. Старший джигит на один из них почтительно положил пояс и палаш ахи.
Глашатаи вернулись на свои места к воротам. В прославленном дворе Баджибей, матери Керима Челеби, затененном густой листвой деревьев, стало тихо. Только щебет птиц да легкий апрельский ветерок, шелестевший в молодой листве плакучих ив над бассейном, нарушали эту тишину.
В ворота трижды постучали. Ахи-баба словно не слышал. Стук повторился.
И тогда он возгласил:
— Позволено!
Глашатаи медленно отворили ворота. Вслед за Керимом Челеби вошел Мелик-бей. Братья в пути шли по бокам, держась за полы его куртки.
Наставник в пути Керим Челеби подвел Мелик-бея к коврикам, скрестил руки на плечах, поклонился, большим пальцем правой ноги наступил на большой палец левой, поприветствовал собрание.
— Вот наш брат Мелик-бей, припав к вашим ногам, мужи пути, просит вашей милости. Желание его — войти в наш строй, соединиться с нашим караваном, пойти дорогой, что видна постигшим, стать верным слугой нашего ахи-баба и, опоясавшись мечом товарищества, вступить в отряд мужей брани. Что соблаговолите вы сказать об этом страждущем?
— Да будет подвергнут испытанию по обычаю!
— Согласны!
Керим Челеби опустился на колени на пустой коврик. Товарищи в пути подвели и поставили Мелик-бея против наставника, сами, не отпуская полы его куртки, встали на колени рядом. Керим Челеби все тем же басом, каким читал Книгу, задал главный вопрос:
— Эй, Друг, да отверзнутся уши твои! Ты желаешь вступить на путь. Так знай же, что путь ахи узок, труден и крут. Кто не полагается на руку свою, на сердце свое, да не вступит, ибо, думая возвыситься, может провалиться в трясину. Наш путь — путь понимания, веры и соблюдения. Достанет ли у тебя силы блюсти обычай? Что говорит тебе сердце?
— Достанет.
— Согласен ли ты на испытание?
— Ты сказал «да», снял грех с нас... Во имя твое, о аллах! А ну, скажи, сколько у ахи открытого?
— Четыре.
— Перечисли!
— Рука, лицо, сердце, стол...
— Сколько закрытого?
— Три.
— Перечисли!
— Глаз, пояс, язык.
— Для чего закрыт глаз?
— Дабы не видеть ничьей вины, ничьего стыда.
— Сколько правил вкушения пищи?
— Двенадцать.
— Перечисли!
— Сидя, левую ногу поджать под себя, правую, согнув в колене, ставить прямо... Жуй пищу прежде за правой щекой. Откусывай немного... Не засаливай рук... Не пускай слюней...
Видя, что подопечный его запнулся, Керим Челеби прошептал: «Не кроши на землю...» Это слышали все, в том числе и ахи-баба.
— Керим Челеби, это не в правилах!
— Не кроши на землю,— подхватил Мелик-бей.— Не молви с набитым ртом.
Керим Челеби загибал пальцы.
— Семь.
— Не смотри на чужой кусок.
— Восемь.
— Не чеши в голове.
— Девять.
— Молви кратко и не смейся.
— Десять.
— Лучший кусок оставляй гостю.
— Одиннадцать.
— После еды мой руки.
— Все. А сколько правил вести речь?
— Четыре.
— Перечисли!
— Не кричи, чтобы изо рта не летели брызги... Беседуя с кем-либо, не гляди в сторону... Не говори «ты», «я», а говори «вы» и «мы»... Не размахивай руками.
— Отлично. А сколько правил при пешем хождении?
— Восемь.
— Перечисли!
— Шагай, не возносясь гордыней... Не дави тварей... Не гляди по сторонам... Не скачи с камня на камень... Не сходи с дороги... Не следи ни за кем... Не обгоняй старшего... Если идешь со спутником, не заставляй его ждать тебя.
— А сколько правил в торговле?
— Три... Говори мягко... Пробуй немногое... Взятое возвращай.
— А скажи, сколько правил беседы с беем?
— Пять.
— Перечисли!
— Не уходи прежде времени... Всех старших приветствуй по отдельности... Сиди поодаль... Много не говори... Не давай советов...
Керим Челеби обернулся к ахи-баба.
— Что скажете? Испытывать дальше?
Ахи-баба предоставил решение собравшимся.
— Достоин!
— Годится!
— Воспитан!
— Не подвел своего наставника, молодец.
Керим Челеби покрыл руку Мелик-бея платком. Братья в пути положили на платок свои ладони.
— Эй, сын! — начал последнее наставление Керим Челеби.— Будь почтителен, дабы тебя почтили. Да будет слово твое весомо, дабы тебя слушали. Отныне и впредь не пить тебе вина, не играть в кости, не доносить, не зазнаваться, не наговаривать. Ты не должен завидовать, держать в сердце ненависть, угнетать других. Но всего постыднее — лгать, отрекаться от слова, порочить честь. Ты должен идти по пути с чистыми от греха руками. Да не будешь ты скрягой! О воровстве и помыслить не смей! Блюди честь пояса, коим опояшут тебя. Станешь мужем меча, помни: «Нет храбрее джигита, чем Али, и нет острее меча, чем меч пророка!» Старайся достигнуть их ступеней! Встань!
Мелик-бей, слушавший наставление с опущенной головой, встал. Керим Челеби спросил собравшихся:
— Ну как, опояшем, собратья? Заслужил?
— Заслужил.
— Годится.
— Опоясать.
Керим Челеби взял пояс ахи, вытянув губы, подул на него. Прочел молитву. Обмотал Мелик-бея поясом и завязал тремя узлами. Трижды поцеловав палаш ахи, сунул его за пояс вновь обращенному.
— Эй, собратья, восславим тройки, семерки и сорока!
— Аллах! Аллах! Эй, аллах! — разом возгласил ахи.— Голова обнажена, грудь вместо щита. Меч сверкающий остер! Эй, аллах! Это поле — поле брани, по убитым здесь не плачут. Мы идем путем аллаха, отступать назад нельзя!
Эй, аллах! Голову с радостью сложим за ахи-баба! Кто из наших погиб за аллаха единого, за верность пути, за достоинство воина, тот пал за веру и место его в раю! Кто жив остался — любовь и слава ему! Эй, аллах! На путь наш вступил ахи Мелик-бей, да будет уместно старанье его!
— Аминь!
— Пусть достигнет он цели своей!
— Аминь!
— Да будет он верной опорой старцам, постигшим истину!
— Аминь!
— Да сопутствует ему удача!
— Аминь!
— Да вознесется слава его!
— Аминь!
— Возгласим, пусть застонут земля и небо!
— Ху-у-у!
— Восславим дыхание истины!
— Ху-у-у-у-у!
— Восславим предначертание!