В наиболее благоприятном положении оказался пограничный удел, прилегавший к византийской области Вифиния, который в конце XIII века был передан конийским султаном в управление Эртогрулу, главе вновь прибывшего в Малую Азию огузского племени кайи, а в 1290 году перешел по наследству его сыну Осману. Самостоятельности этого удела способствовала его удаленность от центра султаната — Коньи, а следовательно, и недосягаемость для монгольских сборщиков налогов. Усилению Османа и его наследников благоприятствовали раздробленность и слабость находившихся по соседству местных византийских провинциальных правителей, почти не связанных с императором, сидевшим в Константинополе. Как некогда к сельджукскому султану в Конью, в удел Османа происходил постоянный приток людей из восточных и центральных областей Малой Азии, которые, спасаясь от разорительных набегов монгольских сборщиков налогов и от не менее разорительных столкновений между сельджукскими беями, бежали в поисках средств к существованию и свободных земель. Среди жителей удела и среди беженцев были не только тюрки-огузы, но и армяне, греки, иранцы, арабы.
Из Сёгюта, ставшего родиной Османа, начались походы его военных дружин против соседних византийских провинциальных правителей, а потом и против некоторых сельджукских беев с целью присоединения их земельных владений к своим.
Хроники позднейших турецких летописцев, следуя за историческим преданием, приписывают первые завоевания и основание нового государства Осману, по имени которого и государство стало называться Османским, а также его сыну Орхану. Но ни Осман, ни его сын Орхан не были еще государями в привычном для развитого феодального строя смысле этого слова. Они продолжали оставаться племенными военачальниками, которые избирались, согласно обычному родовому праву, на совете старейшин племен, объединявшихся вокруг них, и постоянно обращавшихся к ним за поддержкой. В самом зачаточном состоянии находились еще органы государственной власти, не было и организованной фискальной системы.
Следуя концепции некоторых современных историков средневекового Османского государства, Кемаль Тахир стремился показать, что пережитки родового строя, обычное кочевое право делали на первых порах власть османских правителей не столь тягостной для реайи — крестьянства, как власть сельджукских султанов или византийских правителей, не говоря уже о феодалах-крестоносцах, несших с собой с Запада все бесчеловечие крепостного права и развитого феодализма, не ограниченного центральной властью.
Все это, по мнению автора, обеспечило на самых первых порах быстрое и сравнительно легкое расширение нового государства.
Но, приписывая Осману и его сыну политику социальной справедливости и слишком ясное, иногда прямо-таки современное понимание специфичности условий развития турецкого государства, очевидность которых стала несомненной лишь на другом уровне исторического сознания, а также отчетливость политических устремлений, Кемаль Тахир не избежал некоторой модернизации истории, что привело к определенной идеализации ранних османских правителей в духе героических народных былин, что, без сомнения, подметил читатель.
Из греческих, армянских и других источников известно, что в результате сельджукского, а потом и монгольского завоевания население, обитавшее прежде в этих районах, понесло огромные потери. Значительные массы его уходили на запад и рассеивались там. Немало городского и сельского населения удержалось, однако, на своих местах, попав под господство завоевателей, но сохранив при этом свой язык, особенности быта, культуры и национальную обособленность. Часть населения переходила на службу к тюркским завоевателям и с течением времени, приняв мусульманство, органически вливалась в их среду. Словом, этнические процессы были в тот период очень сложными.
Процессы эти еще более усложнились позже, когда начиная с XIV века османские завоевания были обращены на Балканский полуостров. В XV—XVI веках Османское государство, постепенно превращавшееся в обширную империю, завоевало все страны Балканского полуострова, Южную Венгрию, Молдавию и Валахию, Правобережную Украину, Крым и все северное Причерноморье, Западную Грузию, большую часть Армении, все арабские страны до выхода в Красное море и Северную Африку. Черное море превратилось во внутренний бассейн, воды Мраморного, Эгейского и восточной части Средиземного морей омывали берега, находившиеся под безраздельным господством этой последней и самой могущественной военно-феодальной империи позднего средневековья. Необычайно расширился и круг народов, судьбы которых оказались в зависимости от судеб всей империи.
Сотни тысяч пленных при возвращении завоевателей из походов доставлялись на невольничьи рынки Стамбула и многих городов Ближнего Востока, тысячи и тысячи женщин превращались в рабынь-наложниц. Уже в XIV веке был установлен закон, по которому у покоренного христианского населения отбирали мальчиков в возрасте от 7 до 14 лет, чтобы путем омусульманивания, после специального обучения готовить из них кадры для янычарского войска и придворной службы.
Таким образом происходил трудный и сложный процесс культурного и национального взаимодействия многих народов в составе империи. Этот процесс был менее активен в отдаленных от центра империи провинциях, где покоренное население сохраняло свою компактность и поэтому гораздо меньше было подвержено тюркскому влиянию. В Армении, Курдистане, в ряде центральных и западных районов Малой Азии местное население сохраняло свое самобытное положение, язык и религию, не поддаваясь ассимиляции.
Вот почему история Османского государства, а затем империи представляет жизненный интерес не только для турок, но и для народов огромного географического региона, входившего в ее состав. Недаром Кемаль Тахир эпиграфом к своему роману взял слова, сказанные дедом Назыма Хикмета: «Мы — османцы, в каждом из нас — много разных людей». Как художник-интернационалист, он в первой же фразе книги как бы говорит читателю, что в создании Османского государства принимало участие множество разных народов и этнических групп, противопоставляя этим роман националистической концепции в буржуазной турецкой историографии.
По словам писателя, роман о начале Османского государства задуман им лишь как первая книга дилогии. Вторая книга должна быть посвящена концу Османской империи, ее развалу, подводя, таким образом, итог историческому развитию государства за огромный многовековой период. Итог, каким он видится ныне передовым людям его страны.
«Глубокое ущелье» — роман исторический. Но Кемаль Тахир не ставил перед собой задачи изложить в нем историю основания Османского государства. В книге действуют реальные исторические фигуры — Эртогрул, Осман, Орхан, их родичи и приближенные. Известно также, что тестем Османа был влиятельный шейх Эдебали, возглавлявший религиозно-ремесленное братство ахи, которое служило опорой власти первых османских правителей в городах, хотя вопрос этот еще нуждается в дальнейшем исследовании историков. Акча Коджа, Гюндюз Альп, Дюндар Альп — все эти имена упоминаются в исторических хрониках. Но сведения об их личности и конкретной деятельности, а также о последовательности событий того времени, которые дают летописи, фрагментарны, а в значительной степени и просто легендарны.
Эти обстоятельства позволили автору создать в известной мере собственную интерпретацию истории. Интерпретация эта, с одной стороны, опирается на хорошо изученную им традицию турецкой историографии, а с другой — на собственные представления, подкрепляемые желанием ответить на многие вопросы, занимающие в настоящее время умы прогрессивных деятелей культуры.
Никто не может отрицать своеобразия и самобытности турецкой национальной культуры, как и своеобразия культуры любого другого народа. Но чрезвычайно важно при этом правильно и объективно разобраться и выявить ее исторические корни и пути развития. И здесь автору романа не удалось избежать противоречий.
Но роман есть роман. Его сюжетная линия не может обойтись без авторской выдумки. Увлекательная интрига, мастерский диалог, реалистически выписанные детали быта и психологии людей далекой эпохи, великолепное знание образа жизни и общей обстановки тех времен, которые до сей поры были известны лишь через западные рыцарские романы,— все это делает книгу Кемаля Тахира чрезвычайно интересной и для нашего читателя, обогащая его представления о живом движении истории.