Так, беседуя, дошли они, наконец, до церкви. «Хотя бы на одну ночь найти нам приют в божьем доме», — сказал князь. Телохранители принесли зажженный факел, но не успели они сделать и нескольких шагов, как увидели трупы мужчин, женщин и детей, наваленные друг на друга. Пол был скользким от сгустившейся на нем крови. Содрогнувшись, они попятились назад. Смбат приказал воинам найти другое место, а сам об руку с Овнаном продолжал бродить по разоренному селу, пока воины не обернулись и не доложили, что нашли подходящий кров.

Их отвели в комнату, которую успели уже убрать коврами, и здесь первый великий нахарар Армении и простой горец из Сасуна долго беседовали, сидя друг против друга. В результате этой беседы Овнан окончательно убедился в том, что армянское нахарарство — это многоголовый вишап, ведущий страну к гибели, ибо узнал от спарапета, что и Ашот Арцруни, который готовился к войне с арабами, тоже колеблется, так как его нахарары не единодушны с ним.

Глава двенадцатая

Ашот Арцруни и изменники

Утром отряды расстались и дороги их разошлись. Великолепный конный отряд спарапета отправлялся в Хлат на поклон к Буше, а пеший отряд горцев во главе с Овнаном шел в столицу области Рштуник, преследуя и истребляя врага.

Это не представляло собой большой трудности, достаточно было только идти по следам развалин и по местам кровопролитных боев.

Так отряд Овнана дошел до рынка Востана, переполненного пленными и трупами, ибо безжалостные арабы брали в плен только красивых и здоровых, некрасивых же и слабых убивали на месте.

Жалкие, замученные толпы армян, преданные в руки палачей, отчаявшись, поминутно ждали смерти, когда, словно отряд ангелов-спасителей, неожиданно появился Овнан со своими сасунцами. Арабы искали логова, куда бы им скрыться, пленные были освобождены, а Овнан, отобрав у павшего врага оружие, вооружил мужчин и, таким образом пополнив свой отряд, не решаясь напасть на Жирака в Ване, ушел в Ацанское ущелье, где, по поступившим к нему сведениям, большой вражеский отряд преследовал армян-беженцев.

Там Овнан, к великой своей радости, впервые увидел, как арабский отряд на краю ущелья бился с армянами. Вооруженные копьями, серпами, пращами и луками, крестьяне храбро отражали удары неприятеля, когда сасунцы с воинственными криками бросились им на помощь и закрыли дорогу к бегству. Арабы были перебиты, и только несколько человек сумело добраться до Арташата[51], чтобы рассказать своим полководцам о случившемся.

Полководец Жирак, услыхав об этой битве, поспешно бросился со своим войском на поиски Овнана.

Не успел Овнан вступить в Востан, как ему донесли, что идут арабы. Времени для отступления не оставалось, поэтому Овнан занял одну из окрестных крепостей и укрепился в ней, приведя в порядок полуразрушенные стены и заперев крепостные ворота. Он приказал найти человека, хорошо знающего крепость и ее подземный ход.

К нему привели хранителя крепости, оказавшегося нашим старым знакомцем Хуреном, который, услыхав о боях, только что спустился по кручам горы Артос, чтобы посмотреть, целы ли скрытые в крепости ценности, и с ужасом узнал, что крепость кем-то занята.

Овнан стал расспрашивать его о плохо защищенных местах, которые надо укрепить, и о том, можно ли в случае опасности найти плоты и лодки, чтобы спастись по озеру. Хурен, заметив, с каким уважением относятся к этому простому человеку все воины, начал по своему обыкновению:

— Князь…

— Молчи, негодный льстец! Я такой же простой человек, как ты. Не можешь называть меня братом? Скажи лучше, нет ли в крепости подземного хода?

— Как не быть, братец. Есть подземный ход, который выведет нас вниз, в старую церковь Святого Стефаноса, прямо в ризницу.

— Последнее время кто-нибудь им пользовался?

— Как же, я сам сегодня утром пришел оттуда.

— Очень хорошо, братец, да поможет тебе бог, — сказал Овнан и велел двум своим парням пройти по подземному ходу до самого конца, а если будет возможно, осторожно выйти из церкви и посмотреть расположение противника.

Сам он стал следить с башни за арабами. Он видел, как войска противника растекались по равнине, чтобы осадить крепость со всех сторон. Его зоркие глаза не отрывались от церкви Святого Стефаноса, перед дверью которой виднелось только несколько арабских воинов, вскоре отошедших оттуда. Наконец, к великой радости, Овнан увидел своих сасунцев, которые время от времени осторожно выглядывали из церковных дверей. Немного погодя он заметил, как один из них пополз по церковной крыше, разглядывая окрестность. «Молодцы ребята, вот такими надо быть» — говорил себе Овнан, ожидая их возвращения.

Как он жалел, что выступил с таким маленьким отрядом!.. «Если бы мне тысячу человек, вместо моей сотни!.. Я бы сейчас рассеял эту тридцатитысячную разбойничью орду!.. Может быть, Ашоту Арцруни улыбнется счастье. Мне достаточно одной его небольшой удачи, и я через неделю приду на помощь с двумя тысячами».

Так он раздумывал, когда вернулись воины и рассказали о своем подземном походе. «Прекрасно, дети мои, молодцы!» Услыхав эти слова из уст Овнана, очень скупого на похвалу, молодые горцы обрадовались так, как радовались бы придворные византийского императора, если бы самодержец наградил их высокими титулами.

Уже темнело, когда Овнан во главе своего отряда через подземный ход дошел до церкви. Сасунцы осторожно вышли из дверей и тут же стали продвигаться к Мохраберду. Шли они всю ночь и к утру дошли до места. Полуразрушенная крепость Мохраберд была хорошим пристанищем для Овнана. Воины легли отдыхать, а сам Овнан, как всегда неутомимый и озабоченный, осмотрев внимательно окрестности, спустился к берегу, уселся там и стал наблюдать за озером, которое, волнуясь, то заливало пустынные берега, то, расширяя свои границы, прикрывало прибрежные села. Это была картина его родной Армении, захваченной сейчас врагом: и это озеро с прибрежными селами, и крепость Мохраберд, омываемая вздымающимися волнами.

Думы его прервало появление двух больших парусных лодок, которые, подгоняемые легким ветром, плыли мимо острова Ахтамар, на запад. Овнан радостно охватил сасунское знамя, представляющее собой красный крест на белой ткани, и стал махать им в воздухе. Скоро лодки поплыли к берегу, и хотя были еще далеко, острый взор Овнана заметил на них несколько княжеских семейств, которые, очевидно, спасались бегством. Когда лодки подошли ближе, Овнан разглядел мужчину среднего роста, стоящего у кормы с веслом в руке, и несколько женщин с детьми, которые, сидя на дне лодки, тихо плакали. Восемь человек юных азатов с поломанными щитами, опираясь на мечи, смотрели на Овнана. По их окровавленной одежде было видно, что они только что с поля боя. Вторая лодка имела такой же вид.

— Слава избавителю, князь Хосров! — воскликнул Овнан, узнав акейского князя, стоявшего у кормы.

— Слава тебе, господи! Слава тебе за всех, господи, слава тебе! — грустно ответил тот, поднимая глаза к небу и тяжело вздыхая.

На лодке спустили парус. Несколько человек выпрыгнуло на берег, лодка причалила, за ней вторая, и все вышли на сушу.

— Брат, — сказал Хосров, — надеюсь, под знаменем этого креста мы в безопасности?

— На день смогу обеспечить вам безопасность, — ответил Овнан. — Но теперь, в эту минуту, я не знаю, может ли владетель арцрунцев обещать хотя бы столько же?

— Как можно обещать, находясь в цепях?

— Как? Уже в цепях?

— Да, и сам он, и его сын Григор, Ваган Арцруни с сыном Гагиком, княгиня Рануш и князь Мушег, великая княгиня Рипсимэ и еще много знатных людей связаны, погружены на верблюдов и отправлены из Атрпатакана[52] в Багдад.

— Но и вы, очевидно, спаслись от резни, об этом говорит ваш вид.

— Мы получили свободу с божьей помощью и благодаря нашим мечам, а они — свои цепи, благодаря низким поступкам предателей.