К реальности меня вернула Света:
— Так и будешь стоять? И как ты эту дрянь вдыхать можешь?
— Эту дрянь? — я поглядел на дотлевающий бычок в руке. — А как ты байгановую дрянь вдыхать можешь?
— Говард…
— Вар, — поправил я.
— Вар, не смеши меня, все знают, что байган безвреден. И он очень приятный, хоть я и пробовала только «Юный бриз». После того как сдам тест на совершеннолетие — попробую другие. Я уже не могу дождаться…
— Ты пробовала сигареты? — гласом змея-искусителя спросил я.
— Нет, — выпучила глаза Света.
— Хочешь попробовать?
— Хех, нет. Ты в своём уме? — Светка посмотрела на меня, как на идиота.
— Пока Светик! — тявкнул какой-то рыжеволосый пацан, легонько хлопнув Свету по плечу. — До завтра.
— До завтра, Серёженька, — уж слишком сладко улыбнулась ему Светка.
«Серёженька» враждебно посмотрел на меня, не выдержал боя взглядами и побрёл прочь, бормоча под нос что-то вроде «до завтра, Светик, а завтра сделай мне омлетик»…
— О чём мы говорили? — небрежно спросила Света.
— Серёженька… — задумчиво протянул я. — Твой парень?
— Да нет, глупый, это мой сосед по парте. Серёжа Довлатов.
— Странно, я у него чемодана не наблюдаю.
— Какого чемодана?
— Как какого? Обтянутого бельевой верёвкой.
— Чего?
— Ничего. Не обращай внимания.
— Странный ты какой-то, Говард, ей Богу странный.
— Вар, — поправил я.
— Да хоть самовар! Тебя зовут Говард. Вар — мне не нравится. Так и хочется добавить «садовый». Мне Говард нравится. Это гордо звучит.
— Вар, мне лично нравится, чтобы меня называли Вар.
— Мало ли чего тебе нравится, — упрямилась до последнего Светка. — Мне вот не нравится, что ты куришь, и что теперь? Ты ведь продолжаешь курить. И мне предлагать эту мерзость пытаешься…
— О! — хлопнул себя по лбу я. — Вспомнил, о чём наш разговор. Ты вот умничаешь что сигареты это гадость и всё такое, мол, бросай, хватит соску дымную лобызать… А ведь сама и не знаешь что это такое.
— А зачем мне знать? Мне отвратительного дыма хватает, который ты выдыхаешь.
— Нет, это ведь совсем не одно и то же. Когда втягиваешь дым непосредственно из фильтра — это особенное чувство. Хотя, в чём-то ты и права, особенного удовольствия от этого я не получаю. Так, привычка…
— Вот и бросай свою привычку, — заключила Света. — И вообще, ты лицемер.
— Так, это всё хорошо, но мы долго будем возле твоей школы стоять? Пошли, прогуляемся лучше.
— Пошли, — согласилась Света.
Но не прошагали мы и нескольких метров, как она вновь заговорила:
— Да, Говард, ты лицемер.
— С чего ты взяла?
— А просто всё: ты мне тут рассказываешь, что я никогда не курила и что не мне тебе рассказывать про мерзость сигарет… Но, блин, Говард, зачем ты тогда поучаешь меня про байган? Ты его сам хоть когда-то пробовал?
— Ух, какие мы умные стали. Это тебя так в школе спорить научили?
— Да причём здесь школа? Ответь лучше на вопрос: пробовал или нет?
Я какое-то время шёл молча, дымя новой сигаретой.
— Ну? — не сдавалась Соловьёва.
— Нет, я никогда не подносил к лицу «маску счастья».
— Но почему?
— Из вредности. Не хочу быть как все и точка. С детства не хотел. И никогда не буду хотеть!
— Странный ты Говард… — заключила Света. — Очень странный… — немного помедлив, она добавила, — но за это я тебя и люблю.
Опа, приехали! Что, святые небеса, только что произошло? Светка открыто призналась мне в любви, или это просто неудачно подобранное выражение? Друга ведь тоже можно любить. Интересно, сколько тысяч раз мне надо подумать фразу «друга любить», чтобы так и случилось? Глупо всё это. Лучше сменить пластинку.
— Я нам билеты взял на «Боно Укротителя Мутантов».
— На самого Боно? — выражение лица Светы вмиг изменилось — из задумчивого, облачного, оно превратилось в восторженное, солнечное.
— На него, родимого.
Признаться, до того, как увидел его чупакабровую криво-улыбающуюся мину на постере, то и не подозревал о его существовании.
— Спасибо, Говард, ты умничка! Я так хотела на него пойти! Так хотела! — Светка полезла ко мне обниматься. И таки не удержалась, поцеловала в щёку. Ещё, ещё поцеловала. Ближе к губам. Ближе. Прямо в уголок губ. Её тёплые, мягкие губы, так и созданные для поцелуев. Соблазн, какой соблазн…
— Так, Светка, не балуйся! — я буквально отлепил её от себя.
Соловьёва посмотрела на меня такими глазами, которые я у неё ещё никогда не видел. В них было разочарование, раздражение и… страсть! Неодолимая, неукротимая, истинная страсть, на которую только способна женщина. Да, именно женщина, а не девчонка.
Светка, ты всё-таки выросла…
Майор ОБООП Чан Вэй Кун не любил сидеть без дела. Если ему позволяла стрелка, засевшая в допустимом для выполнения служебных обязанностей секторе настроения, то почему бы и не делать свою работу? Смертельно-опасную работу гладиатора — патрулировать улицы, выискивая и отлавливая психокинетов.
Чан без раздумий отказался от полагающихся дней отгула за операцию в Киеве. Пусть молодёжь отдыхает, а старому зубру Малышу не сидится на месте. Покуда будут существовать телепаты и телекинеты, Чан Вэй Кун не успокоится.
Враги общества должны понести заслуженное наказание!
Поскольку в рабочей инструкции чётко сказано, что на патрулирование можно выходить составом не менее двух сотрудников отдела, а напарник Закиров пребывал в отгуле, то Малыш попросту «сел на хвост» товарищам: гладиатору Джорджу Радману и баранщице Лидии Ивановне Корицыной. Целый день они патрулировали город Н и ближайшие города области, сканировали дома на наличие психокинетических мозговых импульсов, проверяли адреса, переданные по бортовой рации… Ничего. Никаких даже крохотных намёков на анормальные нарушения. Но мало этого, даже обычных нарушений не наблюдалось: ни тебе уличной разборки бомжей за водку на донышке бутылки, ни тебе мёртвых тел, прибитых к берегу волнами лимана, ни тебе слетевшего с катушек старикана, которому последняя неделя до пенсии показалась слишком долгим испытанием…
Но Чана не проведёшь. Зло есть. Зло всегда было. Зло всегда будет. Оно просто затаилось, забилось в свои долбанные щели. Оно выжидает, оно пытается усыпить внимание добропорядочных граждан, чтобы нанести очередной удар молниеносно и как можно болезненнее! Так было всегда. И долг честных слуг закона — таких как Чан Вэй Кун, Говард Закиров или Джордж Радман — всегда быть начеку, всегда смотреть в оба, всегда быть готовыми принять удар на себя, отбить его.
А если отбить не получится, то хотя бы смягчить…
Одно из проявлений зла — водка. Её пьют те, кто не может позволить себе байган. Пьют и становятся неуправляемыми, становятся бездумным скотом, тупорылым быдлом, не способным на полноценную жизнь. Правда, не следует путать два похожих на первый взгляд понятия: пить и выпивать. Выпивать может каждый нормальный человек. Под настроение. А вот пить — методично, изо дня в день, из недели запоя в другую неделю запоя, в месяц, а то и в год…
Водка водкой, а в тот день Радман, Корицына и Чан вернулись с патрулирования, словно с прогулки. Перед тем, как загнать на стоянку флаер, баранщица Лидия Ивановна Корицына развезла Чана и Джорджа по домам — всё равно почти по пути.
Дальше разговор пойдёт о ней.
Лидия Ивановна — сотрудница ОБООП со стажем в семнадцать лет. Начав карьеру практиканткой из милицейского училища, она не очень-то и высоко поднялась по карьерной лестнице за все эти годы. Предельное звание баранщика — старший сержант. Его-то Корицына и получила на пятый год службы. А после — тишина… Амбиции были сломлены, юношеские мечты — разбиты, как китайский фарфор.
Пройдя по бешенному конкурсному отбору в милицейскую школу, закончив её с отличием, молодая Лидия Андреева видела свою карьерную лестницу в блеске радужных надежд и дымке юношеского оптимизма. Казалось, весь мир создан только для неё, и всё-всё-всё будет так, как этого хочется молодой, перспективной, а, главное, красивой сотруднице столь серьёзного и хорошо спонсируемого корпорацией ФБР милицейского отдела. А почему бы и нет? Лидия очень много работала, вкладывая душу в каждое дело, за какое бы ни бралась. А ведь старания человеческие должны вознаграждаться, ведь верно?