Изменить стиль страницы

Одна лишь Инеса прислушивалась к ее наивным, лихорадочным излияниям, но молитвы Кончи произвели на нее глубокое впечатление.

А за окном тропическое небо с громадными мерцающими звездами склонялось над маленьким городком, затерянным в горном Перу.

А в далеком предместье города в одинокой хижине горел огонь. Двое мужчин сидели там в угрюмом молчании и выпивали солидное количество спиртного. Хозяин домика, коренастый метис с подозрительной физиономией, имел такой вид, словно у него чесался язык рассказать что-то, но он не осмеливался раскрыть рта. Потому что гость был не кто иной, как сам черный Антонио, который был весьма не в духе. Повязка на лбу и толстый, распухший нос мало способствовали как улучшению его настроения, так и украшению его наружности.

Элегантный и улыбающийся боксер из дансинга в Лиме был почти неузнаваем. Налитые кровью глаза выкатывались из своих впадин. Он беспрестанно облизывал языком сухие, потрескавшиеся губы. Выпитое начинало оказывать свое действие. Обыкновенно столь умеренный человек, наконец, дорвался до водки, чтобы напиться пьяным. Но сколько он ни осушал стаканов водки, он все же не мог забыть того, что сидел оскорбленный, избитый… Может быть, ему случалось два-три раза в юности испытать поражение на арене, но в борьбе жизни он еще никогда не претерпевал подобного… еще никто никогда не поборол черного Антонио. И если бы то, что произошло сегодня в Лиме, было известно, то многие обрадовались бы и захлопали бы в ладоши. Его враги теперь поднимут головы… Быть может, об этом напечатают даже на столбцах «Комерцио». Он был унижен… Этот белесый доктор самым откровенным образом показал ему свое презрение тем, что милостиво подарил ему жизнь.

Хозяин вдруг отскочил в угол хижины.

Черный Антонио вытащил свой макете и замахнулся. Затем с рычанием быка, умирающего на арене, он всадил изо всех сил длинный нож в белый деревянный стол.

Успокоив таким образом свою неистовую ярость, он опустошил одним духом тяжелую кружку водки.

Несколько минут спустя, он уже храпел под столом, заглушая сном гнев и хмель.