Вы видите, Англия и Франция пока не собираются непосредственно участвовать в борьбе с гитлеризмом, — продолжал Арцишевский. — Их планы сводятся к тому, чтобы толкнуть немцев на восток, против СССР и таким образом освободиться сразу и от коммунизма, и от германского конкурента. Малые государства Юго-Восточной Европы отданы западными политиками на откуп германскому фашизму. Мюнхенский договор — первый шаг в осуществлении этого плана.

— Почему же тогда они объявили все-таки войну? — спросил кто-то.

— Они вступили, по определению известного военного теоретика Клаузевица, в «вынужденную войну», вытекающую из принятых обязательств, и ведут ее лишь для создания видимости своей верности союзу. Теперь вам ясно, как мы ошибались в своих надеждах на помощь со стороны Франции и Англии? Что же касается санации, то она вообще предпочла бы бороться с большевизмом на стороне Германии. Союзники обещали Польше многое. При подписании договора генерал Гамелен уверял военного министра генерала Касприцкого, что французская авиация начнет боевые действия немедленно в день нападения Гитлера на Польшу, а главные силы завяжут наступательные бои на пятнадцатый день войны. Англичане обещали меньше, но и того не выполнили.

С давних лет, — Арцишевский встал со стула, — независимость Польши была лишь предметом торга западноевропейских держав при обеспечении ими своих собственных государственных интересов. Наполеон в 1801 году, заключая мир, ни словом не упомянул о Польше, польских легионеров послал погибать на Сан-Доминго, дабы они не раздражали монархов стран-захватчиков. В 1807 году после битвы под Илавой и Пултуском, добиваясь мира с прусским королем, он вообще отказался от герцогства Варшавского. В последующем Франция не интересовалась нашими делами, боясь восстановить против себя Россию. Равнодушная к далекой Польше Великобритания устами английского премьера Асквита объяснила Падеревскому[5] за несколько лет до первой мировой войны свое отношение к нам: «Для вашей отчизны нет никакой надежды». Полякам, — продолжал Арцишевский, — и не следует оглядываться на дальних друзей на Западе, а надо искать союзника среди соседей, интересы которых близки интересам Польши. Такой союзник СССР, поскольку и ему и нам одинаково угрожает германская экспансия. Война между гитлеризмом и коммунизмом неизбежна, — говорил наш гость, — а победа в ней Советского Союза — единственная надежда на то, что удастся не допустить истребления или германизации населения Польши. Наш долг — преодолевать все препятствия, взаимонепонимание и ошибки, стремиться к заключению союза с СССР и вместе с ним, рука об руку бороться против гитлеризма. Свободу нашей стране может принести только Красная Армия. В конкретной расстановке сил это сейчас единственная армия, способная противостоять гитлеровской. Франция как военный соперник уже разбита, Англия судорожно обороняет свои разбросанные колонии и не располагает достаточно мощными сухопутными войсками.

Как довод в пользу поддержки со стороны СССР стремления Польши к независимости Арцишевский привел ленинский принцип права народов на самоопределение, исходя из которого, Совет рабочих и солдатских депутатов, как известно, провозгласил в 1917 году право всех народов на самоопределение вплоть до отделения, а годом позже Совет Народных Комиссаров аннулировал прежние договоры России, касавшиеся раздела Польши.

Арцишевский убеждал нас, что трезвая политика должна опираться на поиск путей к взаимопониманию с Советским Союзом, к заключению договора, выгодного для обеих сторон, и на этом реально зиждется будущее Польши.

— Нынешние германо-советские отношения, — сказал он в заключение, — пусть никого не вводят в заблуждение. Для Гитлера все пакты и договоры лишь клочки бумаги, и рано или поздно в этом убедится весь мир.

После ухода Арцишевского мы проспорили до поздней ночи. С того дня наши встречи стали частыми. Неуемная энергия, смелость суждений, живость мысли и знание истории, международных отношений и расстановки политических сил — все это привлекало к нему истинных польских патриотов, особенно из числа молодежи.

Санационная группировка, ощутив реальную угрозу своим позициям, стала преследовать Арцишевского. Решено было изолировать его от податливого на новые идеи младшего офицерства — «особо взрывоопасного материала». Чтобы подорвать его авторитет, фабриковались разного рода измышления. С вновь обретенными сторонниками Арцишевского санацисты стали проводить индивидуальные беседы, запугивая их всякими карами вплоть до лишения пенсии и даже судом после войны. Кое-кто потрусливее начал отказываться от своих взглядов.

Я довольно долго стоял в стороне от всего этого. Но одна из попыток очернить Арцишевского, обвинив его в отсутствии патриотизма, возмутила меня настолько, что я несколько раз открыто выступил в его защиту и тем самым вызвал огонь на себя. Не поддавшись, однако, угрозам и интригам, я продолжал защищать Арцишевского и в конце концов на меня, как и на других его приверженцев, навесили ярлык ярого коммуниста, хотя это отнюдь не соответствовало действительности, поскольку ни я, ни Арцишевский коммунистами не были — мы просто любили свою родину.

Арцишевский был очень колоритной фигурой, хотя и прожил сравнительно небольшую жизнь.

С некоторой долей гордости он рассказывал, что происходит по прямой линии от Кшиштофа Арцишевского, знаменитого путешественника. Мать его, урожденная Герард, была дочерью наместника в Финляндии, который подал в отставку, когда царь Николай II намерился ограничить автономию и конституционные свободы этой страны. Отец Миколая происходил из познанских помещиков.

Окончив гимназию, Миколай два года учился на юридическом факультете Познанского университета, но учебу бросил, поскольку его увлекла журналистика. После первой пробы пера в «Дне Поморском» в Быдгоще он перебрался в Гдыню. Здесь попробовал свои силы как издатель и журналист, основав еженедельник «Торпеда». Увы, отсутствие денежных средств вынудило закрыть журнал. Тогда началась работа в «Курьеже Балтыцком», где Арцишевский выступал как публицист и карикатурист. Арцишевский был одаренным карикатуристом. Его рисунки, всегда остроумные, а часто колкие и злые, тонко изобличали недостатки и слабости тех, кого он рисовал. Накануне войны он выставлялся на венской выставке и имел там большой успех.

В первый же день объявления войны Арцишевский сменил перо на винтовку. Боевое крещение получил во втором стрелковом батальоне в Тчеве, а после того как эта часть была разбита, попал в стрелковый батальон в Гдыне, затем защищал подступы к Варшаве. После поражения польской армии, пережив немало злоключений, Арцишевский с группой офицеров сумел пробиться в Литву. Здесь он, переезжая из лагеря в лагерь, проводил беседы, поднимал дух солдат. В Козельске эту работу он продолжил, выпуская сатирические листки, подкрепляя, так сказать, свои слова наглядной агитацией.

Надо отметить, что весной 1941 года пропагандистская работа в лагере вообще оживилась. Нам был прочитан цикл лекций о Красной Армии, о роли и организации разных родов ее войск, в том числе воздушно-десантных, танковых и авиации, особый упор делался на артиллерию. В беседах о международном положении постоянно подчеркивалось, что Советский Союз проводит политику мира и не намерен ни на кого нападать. Этот официальный курс на сохранение мира с Германией использовали наши противники в лагере. Они донесли администрации лагеря, что мы-де, Арцишевский и его единомышленники, рассчитывая на германо-советскую войну, выступаем против пакта о ненападении.

Удар был прицельный. Вскоре нас стали вызывать и проводить с нами беседы как с «противниками советской политики мира». Мы отстаивали свою точку зрения, стараясь убедить наших собеседников в неотвратимости гитлеровской угрозы, ссылаясь, в частности, на то, что главари рейха не выполнили своих обязательств еще ни по одному заключенному ими пакту о ненападении. Особенно часто вызывали Арцишевского как нашего идеолога. В конце концов, обо всем этом деле стало известно центральным властям. Вскоре к нам прибыл представитель из Москвы. В откровенной дискуссии о развитии событий на международной арене, проанализировав наши взгляды и соображения, он признал, что в наших рассуждениях есть рациональное зерно. После этой беседы нас оставили в покое.