Ольга, возмущенная его поведением, хотела высказаться, но Андрей сумел остановить гневное излияние одной фразой.

- Одно слово, и я закончу то, что не успел месяц назад, - сказал он, заводя мотор. И, убедившись, что его слова произвели вполне ожидаемый эффект, подмигнул и уже вполне добродушно добавил. – Ладно, шучу я, – и тут же серьезно, - Но на всякий случай имей в виду.

Вот оно крушение закона субординации в действии – ее зам распекает ее же, как малолетнюю девочку и даже не морщится.

- А вы, Андрей, как я вижу, понятия не имеете о том, что такое субординация… - ехидно заметила, она, на всякий случай, пристегнувшись, когда поняла, что поездка предстоит не из спокойных.

- Зато вы знаете, - с не меньшей долей ехидства ответил он, - потому до сих пор и трахаете всем мозги, вместо того, чтобы друг друга трахать.

- Андрей!..

- Да хватит уже! – перебил он ее. – Сейчас догоним второго… психа, и ему будете мозги парить. Вон, держитесь лучше, а то опять прическа помнется…

И, словно в подтверждение намерений своего хозяина, машина резко ушла влево и, заревев, пошла на обгон по встречной. Ольга только и могла, что сидеть, широко открыв глаза и до боли сжимая дверную ручку двумя руками, пока они шли навстречу сигналившей фуре. Только когда до грузовика оставался десяток метров, она все-таки зажмурилась, чтобы через мгновение с облегчением почувствовать, как машина снова, резко вильнув, совершенно невредимой вернулась на свою полосу. Она открыла глаза, но тут же зажмурилась опять, поняв, что на этом приключения еще не закончились, и, если все это наблюдать, то ее организм в конце пути будет просто перенасыщен адреналином и неспособен адекватно реагировать на внешние раздражители. Поэтому дальше она ехала с закрытыми глазами, по-прежнему сжимая дверную ручку и стараясь не издавать ни звука, когда машину в очередной раз заносило на поворотах.

Даже когда она услышала довольное «А вот и наша золушка», она сдержала любопытство и не открыла глаза, потому и не видела, как вконец озверевший Субботин подрезает Олега, заставляя того съехать на обочину.

Только когда хлопнула водительская дверь, она распахнула глаза и увидела разговаривающих мужчин: всегда невозмутимого Олега Павловича и активно жестикулирующего Андрея. Что именно говорилось, Ольге было неинтересно, гораздо важнее казалось выбраться из этой ситуации, сохранив лицо. Хотя, какое там лицо можно было сохранить после того, как на глазах у стройбригады ее сначала привез один мужик, а следом другой потащил в свою машину. Наверняка разговоров будет – и за год не отмоешься. Но все же ей очень хотелось, чтобы, по крайней мере, у одного конкретного человека было о ней хорошее мнение.

Открылась дверь с ее стороны, и все те же наглые замовские руки вытащили ее из машины и потянули в сторону Олега.

- Вот, - заключил Субботин, останавливаясь перед братом. – Забирай, и чтоб пока не разберетесь, не возвращал.

- Андрей, что вы себе позволяете? – пискнула девушка, потирая запястье, и взглянула на стоящего перед ней мужчину.

Олег смерил ее равнодушным взглядом и улыбнулся краешком губ.

- Ольга, садитесь в машину, - приказ, заставляющий повиноваться безоговорочно только потому, что был произнесен тихим беспристрастным голосом.

И Ольга послушно села, наблюдая, как мужчины молча пожимают друг другу руки и расходятся. Почему-то почувствовав себя вещью, которую только что вернули хозяину, Ольга с трудом удержалась, чтобы не выпрыгнуть из машины. Ее остановила собственная рациональность, а может понимание, что ее все равно вернут на место. Как бы далеко она не успела убежать.

Теперь с обреченной ясностью, она поняла, что всю свою жизнь боялась именно этого – положения бессловесной вещи, а вовсе не места очередной жертвы природного обаяния человека, глядящего на нее сквозь лобовое стекло.

Не говоря ни слова, Олег сел в машину и так же молча довез ее до собственного дома.

Странный поступок с точки зрения хозяина, ведь она была на сто процентов уверена, что ее отвезут в гостиницу. Но ее отпускали. Или давали выбор. Или просто возвращали за ненадобностью.

- Завтра у вас тяжелый день, Ольга, - услышала она, когда уже потянулась к замку, и обернулась, ловя напряженный взгляд. – Ваше вступление в должность. Постарайтесь соответствовать.

- Как? Уже? – нахмурилась она, не понимая, когда генеральный успел решить все организационные моменты.

- Деньги решают не все, но многие вопросы, Ольга, - как-то печально усмехнулся генеральный и добавил уже деловым тоном. – Собственником является Андрей – он уже оформил пакет. Так что вы, Ольга, теперь полностью выходите из моего подчинения.

От этой новости внутри словно что-то оборвалось. Появилось ощущение, словно ее бросают, избавляются, как от ненужной вещи.

Словно во сне она покинула салон автомобиля, даже не удосужившись попрощаться с его хозяином, и побрела в свою квартиру.

Забыться. Потеряться. Напиться. Можно в произвольном порядке, но непременно исполнить все пункты.

Плакать? Зачем? Завтра ее представляют, а сегодня в холодильнике еще есть шампанское, значит, нужно праздновать, а не плакать.

Сбрасывает туфли где-то возле двери.

Не удосужившись переодеться, хватает бутылку, словно спасательный круг, открывает и пытается пить прямо из горлышка.

Заливает платье и пол струящимся напитком и только тогда понимает, что нужно взять стакан. Потому что не уверена, что хрупкий бокал сумеет пережить ее «праздник».

После первого стакана голова наполняется легкостью. Ольга позволяет себе сбросить платье прямо там, на кухне, и переодеться в уютный халат.

Усаживается перед телевизором, оставив шампанское рядом на столике.

Щелкает каналы, пытаясь найти что-то соответствующее настроению – кажется арт-хаус будет в самый раз.

Увлеченная комментированием меняющихся картинок, не замечает, когда шампанское заканчивается. Это огорчает и заставляет искать ему замену.

Замена находится в виде бутылки коньяка, припрятанной ею в свое время на случай внезапных гостей, но так как гостей не предвидится, она решает истощить свой скудный запас алкоголя.

Удивленно отмечает, что после шампанского горечь в коньяке совсем не чувствуется. А после стакана коньяка – не чувствуется даже запах. И картинка на экране почему-то стремительно уплывает, не позволяя себя комментировать.

Но она еще успевает услышать звонок в дверь и, спотыкаясь о разбросанные вещи, изо всех сил устремляется к двери.

Смотрит в глазок, но, увы, он тоже дает нечеткую картинку, и тогда она изрекает глубокомысленное: «Кто?»

Ответа не слышит, но, тем не менее, открывает дверь.

Долго разглядывает мужские ботинки, брюки, пиджак… Поднимает глаза, чтобы увидеть лицо стоящего перед ней человека и снова жалуется на нечеткость изображения.

- Ольга, вы с ума сошли… - кажется, что-то в этом духе изрекла картинка в пиджаке, прежде чем подхватить шатающуюся от непонятно откуда взявшихся на лестничной клетке порывов ветра.

О том, что было дальше, она не вспомнит даже под пытками, но наверняка утром пожалеет, что вообще открыла дверь.

***

Утро началось со звонка будильника, головной боли и намертво склеенного рта. Да и глаза, в общем-то, не особо хотели открываться.

В целом, состояние было довольно тяжеловесным, удручающим и вообще, неприемлемым для любой ситуации.

Черт, у нее же сегодня парадный выход…

Ольга застонала, понимая, что так просто из похмельного синдрома выбраться не получится и, перевернувшись на бок, попыталась встать с постели.

И тут же рухнула обратно, ударившись о подушки. Во всяком случае, соприкосновение гудящей головы с пуховыми облаками сегодня казалось именно ударом.

- Болит? – услышала над ухом ровный голос.

- Болит… - ответила, не задумываясь. Опомнилась, вскинула голову и тут же пожалела об этом, почувствовав боль. Хотя, боль – не самое страшное, что она обнаружила сегодня, гораздо страшнее было увидеть в своей постели Олега Павловича.