Отвѣчаетъ имъ посмѣхомъ Илья Муромецъ:

— «А я, братцы, — ни звѣрь, ни воронъ, — не только самъ тѣмъ путемъ проѣхалъ, да и Соловья-разбойника съ собою въ торокахъ привезъ!»

Повыскакали изъ-за стола князья и бояре, и могучіе княжескіе богатыри, побѣжали на дворъ Соловья смотрѣть; а Илья Муромецъ князя со княгинею вѣжливо проситъ туда же пожаловать, къ коню своему ведетъ, — злое чудовище имъ показываетъ.

— «А ну-ка, добрый молодецъ, прикажи ему показать намъ, какъ онъ свищетъ по-соловьиному, какъ шипитъ по-змѣиному, какъ рявкаетъ по-туриному?»

— «Изволь, князь Владиміръ, только на меня не гнѣвайся, если вы съ боярами и съ могучими богатырями отъ того свисту испугаетесь на землю попадаете?»

И приказалъ Илья Соловью-разбойнику, чтобы потѣшилъ онъ князя со княгинею, князей со боярами, съ могучими богатырями, приказалъ ему свиснуть только въ полсвиста. Не послушался его Соловей-разбойникъ, захотѣлъ на князьяхъ, да на боярахъ кіевскихъ свою злобу сорвать, да какъ свиснетъ во всю силу по-соловьиному… Съ теремовъ верхи рѣзные обсыпались, изъ рамъ стеклышки повывалились, князья съ боярами на землю пали, а князь Владиміръ подъ крыльцо залѣзъ — сидитъ ни живъ, ни мертвъ…

Увидѣлъ тутъ Илья злобу Соловья-разбойника, ухватилъ его въ торокахъ, подбросилъ его выше терема и разбилъ его въ мелкія дребезги.

Только тутъ князья со боярами и оправились; только тутъ они Ильѣ и повѣрили; говорятъ:

— «Исполать тебѣ, добрый молодецъ, славный могучій богатырь Илья Муромецъ! Будь ты всѣмъ намъ старшiй братъ, будемъ мы всѣ у тебя ходить въ послушаніи».

Подошелъ къ нему Владиміръ-киязь.

— «Сослужилъ ты мнѣ, добрый молодецъ, службу немалую, очистилъ къ Чернигову дорогу прямоѣзжую; принимаю я тебя къ себѣ на службу, а за столомъ своимъ даю тебѣ первое мѣсто».

И пошелъ у князя Владиміра пиръ по-прежнему, по-веселому, и долго на немъ князь съ Ильею потѣшалися, а богатыри съ нимъ браталися, крестами мѣнялися.

Не долго Илья въ Кіевѣ пировалъ-бражничалъ, скоро онъ съ дружиною на службу княжескую поѣхалъ.

Выѣхалъ въ степи раздольныя, въ мѣста привольныя, бьется за Русь православную то съ Чудью бѣлоглазою, то съ сорочиною долгополою, то съ татарами мурзамецкими. Стоитъ онъ однажды на рубежной заставѣ, сторожитъ землю русскую — и видитъ, идетъ по дорогѣ старый калѣка перехожій, проситъ у Ильи Божіей милостинки. Отдалъ ему Илья, что при немъ въ мошнѣ случилось, и говоритъ ему старчище-каличище:

— «Стоишь ты тутъ, Илья, на заставѣ, а самъ у себя надъ головой невзгодушки не вѣдаешь. Наѣхалъ на Кіевъ чудовище, прозывается онъ Идолищемъ поганымъ. Становился прямо на княжескій дворъ, вваливался прямо въ палаты къ князю Владиміру. И никого-то на ту пору при князѣ не случилось, — ни тебя, Ильи Муромца, ни молодаго Добрыни Никитича, ни Михайлы Потока Ивановича, ни Алешеньки Поповича. Вотъ и долженъ былъ Владиміръ князь Идолище у себя принять, хлѣбомъ-солью угощать — дороги подарки ему подносить, о пощадѣ его слезно просить».

Какъ услыхалъ эти рѣчи Илья Муромецъ, разгорѣлося въ немъ сердце молодецкое. Говорить онъ калѣкѣ-перехожему:

— «Спасибо тебѣ, что далъ ты мнѣ вовремя вѣсточку! Давай мѣняться съ тобою платьемъ. Бери ты мои доспѣхи богатырскіе и всю богатую мою сбрую ратную! Давай мнѣ свои отрепья калѣчьи, давай посохъ и лапотки! Становись здѣсь Русь сторожить на мое мѣсто; а я съѣзжу помѣряюсь съ Идолищемъ поганымъ».

Сказано-сдѣлано. Окрутился Илья калѣкою перехожимъ, пріѣзжаетъ въ Кіевъ-градъ, идетъ прямо на княжій дворъ, входитъ калѣкою въ палаты князя Владиміра и видитъ, тамъ сидитъ за столомъ Идолище, величается, надо всѣми боярами издѣвается. Голова у Идолища съ пивной котелъ, между плечъ у него косая сажень, волосы на головѣ, что копна сѣнная. По цѣлой ковригѣ Идолище за щеку мечетъ, по цѣлому чану въ день пива выпиваетъ, по цѣлому барану жареному заразъ убираетъ, ѣстъ-пьетъ и похваливаетъ: «И нѣтъ у васъ въ Кіевѣ мнѣ супротивника; всѣхъ вашихъ богатырей я за поясъ заткну, церкви Божіи сожгу, весь вашъ родъ истреблю».

— «Не хвались, на рать ѣдучи» — говоритъ Идолищу Илья Муромецъ: «въ животѣ и въ смерти Богъ воленъ».

Посмотрѣлъ на него Идолище, и говоритъ ему:

— «Ты откуда больно смѣлъ выискался? Али долженъ я на тебѣ показать, какъ дуги гнутъ? Знаешь-ли ты, калѣка-захожій, что здѣсь мнѣ есть только одинъ супротивникъ — Илья Муромецъ, крестьянскій сынъ да и тотъ за тридевять земель на службу княземъ посланъ, вырубать сорочину долгополую, побивать татарь мурзамецкихъ. Только онъ одинъ и можетъ со мною помѣриться».

— «Знаю я Илью Муромца — мы съ нимъ названные крестовые братья, ходили вмѣстѣ на враговъ земли русской, стояли вмѣстѣ за вѣру православную, не давали проходу никакой погани, не давали никому надъ собой ни чваниться, ни похвалиться. Не дамъ и тебѣ, Идолищу поганому».

— «Такъ вотъ ты каковъ, со мною тягаться задумалъ? А много ли ты, калѣка, головъ запасъ? Простился ли ты съ отцомъ съ матерью, съ родомъ и съ племенемъ? Ты скажи-ка мнѣ, можетъ ли твой Илья Муромецъ, названный братъ, столько съѣсть въ присѣстъ, столько выпить, сколько моей на то силы хватаетъ?»

— «Нашелъ чѣмъ хвастаться!» — говорить Илья Идолищу, — «говорю тебѣ, что мы съ Ильею во всемъ равняемся: пиво пьемъ съ одного ковша, хлѣбъ ѣдимъ съ одного куска. А обжорами мы съ Ильею не были, и быть не чаемъ. Была у насъ на селѣ корова обжорлива да издохла — волкамъ въ снѣдь досталась. Такъ вотъ и тебѣ, Идолищу, говорю, что и съ тобою тоже самое будетъ».

Какъ вскочитъ Идолище изъ-за стола княжескаго, какъ бросится къ Ильѣ Муромцу. Опрокинулъ столы со скамьями, расплескалъ пива со медами…. всѣ и духъ притаили, думаютъ, что сотретъ онъ калѣку съ лица земли. Да Илья то догадливъ былъ: снялъ съ себя шапку пуховую, нахлобучилъ Идолищу на самыя очи, да какъ надавить на него ручкой правою — къ землѣ придавилъ, и ногой притопталъ! Только Идолище и видѣли: — онъ тутъ и духъ испустилъ! Не успѣль и силой похвастаться.

Подошелъ къ Ильѣ Муромцу Владиміръ князь, подбѣжали князья со боярами, доброму молодцу въ поясъ кланяются. Говорятъ таковы слова:

— «Славный могучій богатырь, Илья Муромецъ! будь ты намъ вмѣсто отца родного, садись ты у насъ первымъ въ Кіевѣ воеводою, будь ты надъ старшими старшимъ!»

Говоритъ въ отвѣтъ Илья Муромецъ:

— «Благодарствую на ласковомъ словѣ, на вѣжливомъ привѣтѣ. Есть у князя на старшее мѣсто князья и бояре, а мое мѣсто въ полѣ чистомъ, въ раздольѣ-широкомъ. Тамъ долженъ я свой завѣтъ исполнить: биться за матушку святую Русь, отстаивать отъ злыхъ враговъ вѣру православную».

И простился со всѣми Илья Муромецъ, и поѣхалъ опять стеречи свою заставу крѣпкую, и стоялъ на той заставѣ до-вѣку.