Сказок мне Интай понарассказал великое множество. Большей частью про воинов и демонов. И меня ведь это не насторожило. Потому что – а почем я знал, какими должны быть сказки? Может, они все такие. Нет, я сидел и слушал, разиня рот. С наслаждением слушал. Хотя… это ведь взрослые должны детям сказки рассказывать, а не наоборот. Или это я что-то путаю?

Сон сморил Интая совершенно внезапно. Только-только он прервал рассказ на полуслове, потянувшись за куском лепешки, замер, призадумавшись на мгновение – и вот уже сонные пальцы разжались, не донеся кусок до рта, вот уже усталая рука не опирается о землю, а уютно ложится под щеку…

К моему удивлению, Интай успел невнятно пробормотать что-то вроде “спокойной ночи”. А потом, явно уже во сне, сделал движение рукой, словно сползшее с плеч одеяло поддергивал. Несуществующее одеяло.

Я вздохнул, подобрал упавшую на траву лепешку, сжевал, достал из своей скатки упрятанный туда за ненадобностью легкий дорожный плащ и аккуратно укрыл Интая.

Мальчишка улыбнулся во сне и завернулся в плащ по самые уши.

Нет, это невозможно. Немыслимо.

Мальчик, так нельзя. Даже в часы смертельной усталости нельзя спать так крепко и так… так доверчиво. Конечно, поляну для ночевки я с умом выбирал – никто со стороны невидимо-неслышимо не подберется. Но знать ты этого не можешь. Да и в стороннем ли неприятеле дело? Есть ведь еще и я. Мальчик, почем ты знаешь, кто я и что я? Неужто тебя улица совсем-совсем ничему не научила? Взрослые, они ведь разные бывают. Всякие. Сонный мальчишка. Уличный пацан без родни и друзей, у которого никого нет и которого никто не будет искать. Беспомощный и беззащитный. В лесу. Кричи – не докричишься, зови – не дозовешься… и незнакомец, способный голыми руками… мальчик, но ведь так нельзя!

Почему ты еще жив до сих пор? Или тебя все, даже мерзавцы отпетые, за простодушие твое щадили? Нельзя ведь на такого руку поднять, грех, хуже греха…

Или просто повезло?

В обоих случаях – дело плохо. Тогда ты и точно ничего не смыслишь. Тогда мне за тобой надо в оба глядеть, пока не приищу надежного человека – а уж он тебя после доставит прямиком в опытные руки Рамиллу. Из-под присмотра – и под присмотр. Не то натворишь ты дел…

Потому что я и мысли допустить не могу, что ты обладаешь тем чутьем на опасность, которое уличному мальчишке дается только вместе с жизненным опытом, и то не всякому. Тем чутьем, которое оттолкнет от лицемерного добродушия на лице вора, насильника, убийцы – но властно шепчет на ухо распростертому, затерянному в своих снах мальчику: “Спи спокойно. Этот человек и впрямь тот, за кого выдает себя. Он действительно хочет тебе только добра. Ты в безопасности – спи же. Все хорошо.”

Никогда, нипочем не поверю, что ты так умеешь. Неоткуда у тебя взяться этому чутью на людей. Приобретается оно с опытом, долго и мучительно, ценой кровавых усилий – а утратить, подрастерять его, оказывается, раз плюнуть.

Я же вот свое подрастерял.

Я же ничего дурного не ждал.

И я, Кинтар, уличный шпаненок, привычный не доверять никому и ни в чем… я, Дайр Кинтар, привычный не доверять без проверки ни одной своей мысли… я, Шенно Дайр Кинтар, привычный к тому, что никогда никакой безмятежности, никакому внешнему спокойному благополучию тем более нельзя доверять… я, Младший Патриарх – я усмехнулся, зевнул и тоже улегся спать .

Ну не ждал я от Интая такой прыти!

А должен был.

Да, он не притворялся, а крепко спал – но ведь и спящий может проснуться. Да, он и в самом деле не такой, как я, он другой – но ведь не настолько! У него тоже две руки, две ноги, одна голова и все такое прочее, что человеку полагается. Человек он. А у людей и побуждения людские. По части же побуждений… сам ты, Кинтар, в первую же ночь своего пребывания в Королевской школе что отколол? Не забыл еще? То-то. И с чего ты взял, что Интай устроен по другому? То есть, конечно, по другому, но не настолько.

Притом же сказочки его… О воинах, демонах, героях, волшебниках и волшебных мечах… должен, ну должен был я насторожиться! Почуять хотя бы…

Ничего я не почуял.

Мальчишка дрыхнет – пинком не подымешь. Снаружи никто не подберется – мигом услышу. Да и некому тут подбираться. Так и есть ли мне резон глаз не смыкать, караулить невесть что? Не лучше ли выспаться перед дорогой?

Как сейчас помню – я усмехнулся, зевнул и лег спать.

И уснул почти так же быстро, как Интай.

* * *

Я проснулся оттого, что смерть отхватила у меня прядь волос над самым ухом. Не иначе, хотела ухо откромсать, да промахнулась малость.

Не успев еще проснуться толком, глаза открыть не успев, я отпрыгнул, перекатился – и смерть разочарованно свистнула над моей головой, а потом еще раз, почти огладив лопатки.

Я сумел отворить глаза только на втором перекате – и все вокруг меня так и пошло колесом: ночное небо, обломанные стволы, расхлестанный по поляне костер… и моя смерть в руках Интая, самая что ни на есть взаправдашняя смерть, стальная, с бронзовой рукоятью работы лучших мастеров!

Меч был большим. Невероятно, неправдоподобно большим… а Интай был очень маленьким, и пальцы его не смыкались вокруг вспухшей рукояти. Меч вывернулся у него из рук, Интай прыгнул следом, вцепился, его поволокло за клинком, поволокло прямо в огонь, я едва успел парня за шиворот из костра выдернуть – хоть это я успел, хвала Богам, а ничего другого не успел, и Интай тоже не успел. Меч даже не вывернулся, он просто стряхнул мальчишку с себя, как стряхивают назойливого щенка, ухватившего зубками полу рубахи. Моя рука взметнулась вослед – и опоздала.

– Беги! – гаркнул я, встряхнув Интая за шиворот.

Может, хоть он спастись сумеет… ох, с какой бы радостью я ему руки-ноги пообломал! Особенно руки. Чтоб не совал их, куда не следует. Сам ведь меч из ножен не выпрыгнет. Его человеческая рука освободить должна. Поглядеть поганцу малолетнему захотелось, каким мечом с демонами сражаются. С демонами! С демонами, и больше ни с кем! Мальчишка обнажил меч – а рядом, хоть тресни, ни одного демона! Вот меч и старается, демона ищет – и какая разница, чью кровь придется пролить, чтобы добраться до первого попавшегося демона. Да он же полмира в салат изрубит, чтобы добраться… и начнет с меня, ясное дело. Уже начал. Совсем проклятая железяка сбесилась! А тут еще Интай… нет, чтобы бежать – стоит, будто врытый. Глаза ошалелые врастопырку – как есть ничего не соображает.

– Беги, дурак! – взвыл я – а мгновением позже опрокинул его наземь, чтобы сверкающая дуга падения стали прошла мимо. Она мимо и прошла. А потом оборвалась на полдороге и рухнула вниз.

От удара рукоятью по ребрам у меня помутилось в глазах – но на этот раз я успел. Пальцы мои обхватили бронзу так плотно, что вырвать у меня меч можно было только вместе с руками… проваль, до чего же он тяжелый!

– С-сейчас-с, – свистел я сквозь намертво стиснутые зубы. – С-сейчас-с ты с-спать пойдеш-шь…

Спать, как бы не так. Баиньки. Где эти проклятые ножны? Рукоять все пухнет, меч тяжелеет, скоро я его не удержу… ножны, ножны где?

Ножны валялись невдалеке. Ну, если не ножны, так то, что от них осталось.

Теперь стальную тварь уже ничто не удержит.

Меч внезапно сделался легче, и хотя руки мои не разжались, от неожиданности я пошатнулся. И клинок тут же огладил мою левую щеку: не дерни я головой в последнее мгновение, быть бы мне без глаза. Впрочем, я и так буду. Без глаза, уха, горла, сердца… без жизни.

Клинок вдруг снова отяжелел, сделался почти неподъемным – и до ужаса живым. Он швырял меня оземь, валял по горящим угольям, тянул за собой вверх и снова оземь, о стволы деревьев… врешь, милый! Убить ты меня, конечно, убьешь, но я и мертвый тебя не выпущу. Нельзя тебя выпускать.

Новый рывок. Я рухнул на одно колено, и меч, с чудовищной натугой выворачивая, почти выламывая мои запястья, вознесся надо мной.

Вот и все , как-то нелепо промелькнуло в голове. Вот теперь и правда все.