И еще одно наблюдение, имеющее косвенное отношение к джейрану.

Наша небольшая группа туристов на двух вездеходах ГАЗ-66 после недельного путешествия по Семиречью добралась до реки Или и расположилась возле Поющего бархана. Место это было мной облюбовано давно, но ему не везло: маленький заповедничек все время плохо охранялся, его не оставляли в покое браконьеры, и мне не раз приходилось по этому поводу выступать в печати.

После того как все побывали на этом удивительном месте, я предложил остановиться на ночлег подальше от реки, чтобы избежать нападения комаров. Сюда каждый вечер в сумерках из обширной пустыни шли на водопой джейраны, их следами были истоптаны песок и гравий широкого распадка, идущего к реке. Лежки джейранов на этом распадке встречались часто. Здесь же браконьеры всегда устраивали из камней удобную засидку, и я, посещая это любимое мною место, всегда их разорял, разбрасывая в стороны камни и разражаясь по этому поводу газетными статьями. Но проклятая засидка, стоившая жизни не одному животному, неизменно появлялась на все том же самом месте. Сейчас, к моей радости, ее не оказалось.

В том месте, куда ходят на водопой дикие животные, обязательно должны быть комары, тем более в этом крошечном заповедничке, в который не разрешалось гонять домашних животных. Да и мешать водопою джейранов нехорошо.

Но мое предложение было встречено едва ли не с гневом, дружно отвергнуто, и никакие мои доводы не помогли. Всем хотелось провести конец дня и переночевать у самой реки и, конечно, прежде всего вдоволь накупаться, тем более что большинство участников поездки считало купание едва ли не единственным и обязательным удовольствием при посещении природы. А комары! Да где они, возражали мне язвительно, когда ни одного из них еще никто не видал у Поющего бархана.

Больше всех возмутился моим предложением один журналист. Как же так, наши две последние стоянки были вдали от воды, и все так сильно пропылились! А джейраны, если они здесь и водятся (что-то ни один нам не попадался на пути), попьют воду в другом месте, ничего с ними не случится.

Река тихо катила свои воды. Солнце сияло, и ни один комар не удостоил нас своим вниманием. Будто их совсем и нет в этом месте. Надо мною стали подтрунивать. Но я знал: комары днем, в жару и сухость, где-нибудь, притаившись, сидят в своих укрытиях. Правда, когда их слишком много, а добычи мало и голод докучает слишком, кое-кто отчаивается на дневной разбой, чтобы не погибнуть от истощения. Солнце склонилось к горизонту и вскоре спряталось за гору Малый Калкан. По пустыне протянулись длинные синие тени. Все основательно проголодались, и ужин поспел кстати. С мисками в руках участники поездки потянулись к расстеленному на земле тенту. Из-за купания с ужином запоздали, уже наступили сумерки. И тогда неожиданно, будто по команде весь воздух зазвенел от полчища комаров, и дружная, жадная до крови их компания набросилась на наших горе-туристов. Сколько тогда раздалось негодующих фраз! Многие с мисками, наполненными едой, размахивая руками и отбиваясь от комаров, бросились врассыпную подальше от нашего лагеря. Но бегство от кровососов не помогло, комары были везде и всюду, и не было способов спастись от них.

В это смутное и шумное время появились три крохотных летучих (но только всего три) мышки. Легко мелькая в воздухе между нами, они собирали обильную добычу. По-видимому, прижились здесь издавна, хотя им, бедняжкам, совсем негде было прятаться на день, разве только среди крупной коры одинокого дерева разнолистного тополя. Но что могли сделать эти три крохотных зверька? Чтобы уничтожить такой громадный легион кровопийц, и сотня мышек вряд ли могла изменить обстановку.

Ко мне подбежал упрямый журналист и, размахивая полотенцем, отбиваясь от комаров, предложил срочно сниматься и переезжать на другое место. Типичный горожанин, он не понимал, как сложно в наступившей темноте свернуть лагерь и сложить имущество в машины.

Признаться, я и сам не ожидал такого полчища комаров, но атаку их вынес стоически: сказалась многолетняя привычка. Вскоре совсем стемнело. Комаров поубавилось. Все шло как по расписанию, установленному многими годами. В сумерках, после жаркого дня, в это место шли джейраны и, быстро напившись, убегали в пустыню. Ко времени их посещения и приспособились кровососы.

Ужин был испорчен, все забрались в палатки и, забаррикадировавшись в них, улеглись спать. Бивак затих.

Рано утром, не завтракая, все наше общество, истерзанное комарами, поспешило подальше от реки в сухую пустыню.

В УРОЧИЩЕ СОРБУЛАК

После долгого пути я увидел вдали большую бессточную впадину Сорбулак. Я сразу узнал ее. Она оказалась такой же, как и много лет назад, — зеленой, пышной, украшенной красными маками. Только теперь на месте солончака блестело, отливая синевой неба, озеро: многоснежная зима и обильные весенние дожди заполнили почти до краев эту бессточную впадину. Голые белые берега да редкие шапки солянок отличали ее от настоящего озера.

Вблизи Сорбулака на холмах кое-где виднелись домики чабанов на месте зимовок скота. Но степь была безлюдна, тиха, и природа казалась задумчивой. Далеко на горизонте в прозрачном воздухе, промытом недавними дождями и освеженном ночными ветрами, синей полоской виднелся хребет Заилийского Алатау.

Над Сорбулаком стонут кулички-ходулочники, кричат чайки, иногда просвистит крыльями стайка уток. Низко-низко над самыми солянками летают ласточки. Жарко, сухо, и мелкие насекомые не желают подниматься в воздух. Но на солнце находит облачко, на землю падает несколько капель дождя, и ласточки, вопреки народной примете, сразу же взмывают кверху: их добыча рискнула теперь расстаться со спасительными зарослями трав.

Брожу по берегу, присматриваюсь. Вот случайно кем-то оброненная большая, из синей пластмассы, пробка. Предмет заметный, и лисица оставила на нем свою метку, обозначила охотничий участок. Еще вижу кучу мелкораздробленных панцирей черепах. Это работа орлов. Птицам приходилось высоко подниматься в воздух с добычей, чтобы разбить такую мощную броню о сухую землю.

На берегах Сорбулака отлично читаются страницы следов. Поэтому, повесив на плечо полевую сумку, два фотоаппарата, а также захватив баночку с гипсом и фляжку с водой для того, чтобы снять отпечатки понравившихся следов, отправляюсь бродить по гладкой солончаковой почве. На ней оказалось немало следов. Больше всего натоптала маленькая лисичка-корсак, и, хотя ей, казалось, делать тут было нечего, отпечатки ее лап виднелись всюду. Впрочем, быть может, она, хитрая, промышляла птенчиками ходулочников, а их бедные родители сразу взволновались при моем появлении.

Не ждал я увидеть здесь, на совершенно ровной поверхности пустыни, следы косуль. Издалека пришли они сюда от тугаев реки Или. Отсюда до Сорбулака не менее двадцати километров. Животные бродили ночью по просторному солончаку, потом собрались в кучку, потоптались на месте и вновь разошлись. Там, где почва была плотной, копытца косуль отпечатались красивым «сердечком», но едва животные ступали на вязкую почву, их след преображался: копытца, ради большей опоры, сильно расходились в стороны, оставляя еще и отпечатки «коготков».

Мне понравились следы барсука и корсака. Но я не стал пользоваться гипсом, а взял и вырезал кусочек почвы вместе со следами. Потом, когда они высохнут и затвердеют, экспонат для коллекции получится отличный.

На вязкую почву солончака забредали черепахи. Их следов-закорючек немало. Большинство животных сразу поворачивали обратно, но прочная, неприступная для врагов броня не способствовала развитию их сообразительности, и одна глупая черепаха не пожелала свернуть с ранее намеченного пути и безнадежно застряла в жидком иле недалеко от кромки воды.

Неожиданное внимание привлекает изрытая ямами земля. Тут дикие свиньи основательно покопались в поисках кореньев и личинок насекомых. Две крупные свиньи и пять подсвинков оставили на солончаке отпечатки копыт с «коготками». Где же такие большие и заметные звери скрывались на день? Вокруг голая, слегка всхолмленная пустыня, и нет на ней ни зарослей густых и высоких трав, ни кустов, ни деревьев. Да и как они ухитряются по ней путешествовать! Они так же, как и косули, пришли сюда из тугаев.