— Понял! — тут же приободрился Григорий и ка-ак понёс…

Остап Бендер бы обзавидовался. Нью-Васюки — нервно курят в сторонке.

«Под сенью Императорского стяга..» «стройными рядами», «лучшей в мире страны» и т. д. и т. п.

Речуга вышла настолько трескучая, что даже бывалых газетчиков стало потихоньку типать. Увидев это, Григорий тут же закруглился.

— И вот мы, жители Страны России, Великой Империи, во славу Императора и его народов, совершаем подвиг во имя его и во веки веков!

— Класс! — восторженно похвалил брата Василий из-за его спины.

Приняв мужественный вид, он «величественным» жестом снял соломенную шляпу, и не менее позёрским движением отбросил её на траву. Нацепил на голову шлем, опустил прозрачное забрало. Остановился, чтобы его сфотографировали на фоне мотодельтаплана и полез в кресло пилота. Памятуя о том, что сменять пластины в фотоаппарате в нынешние времена, дело хлопотное, задержался. Когда увидел, что фотографы перезарядили пластинки, величественным жестом поднял руку вверх и помахал всем присутствующим.

Кинооператор, уже вовсю трещал своей камерой, остервенело крутя её ручку.

Но тут подскочил озабоченный Григорий.

— Слушай! Братик! А ты защиту одел? — с угрозой произнёс он.

У Василия вытянулось лицо.

— Забыл! — сквозь зубы процедил он.

— Ты сдурел!

— А что делать?! Уже поздно. Та ладно! Сколько уже летал. Прорвёмся!

— Я тебе шею намылю после всего! — возмущённо, на санскрите выпалил Григорий. Но Василий ослепительно улыбнулся и помахал толпе.

— От винта! — дал он команду, и Григорий, не найдя ничего больше что можно было сделать, тут же побежал распихивать народ подальше от машины. Чтобы не задело.

Убедившись, что путь на взлёт расчищен, Василий показал Григорию большой палец и запустил двигатель. Винт тут же превратился в сверкающий круг. Осталось только взлететь. Хотя бы метра на два, но подпрыгнуть.

Дав полный газ, Василий начал разгон. Выгоревшая на солнце трава всё ускоряясь покатилась под колёса дельтаплана. Но тут уже сработали чисто пилотские рефлексы Василия. Он, выбросив переживания, насчёт сомнений в мощности двигателя, сосредоточился на своих ощущениях. Ощущениях скорости. И когда она, по его мнению, достигла нужной величины, мягко отжал штангу.

Крыло загребло воздушный поток и тут же крупная дрожь прекратилась. Дельтаплан был в воздухе.

Забираться слишком высоко Василий не стал. Поднялся метров на двадцать, и заложив длинную дугу развернулся назад, в сторону газетчиков и фотографов.

Внизу проплывали дома, поля, бежала куда-то ошалевшая от страха корова… И вот та самая толпа народу. И туча шляп над нею. Причём так высоко…

Василий даже чуток выше поднял аппарат, чтобы не дай бог чей-нибудь головной убор не попал в винт. Но потом сообразил, что и так высоко.

Сделал пару кругов над полем. Глянул вниз. Кинооператор, лихорадочно перезаряжал свой аппарат. Хмыкнул и заложил круг пошире. Из какого-то здания на противоположном краю поля, выбегали военные и задрав головы, смотрели на невиданную птицу в небе Санкт-Петербурга. Выбежал какой-то офицер. С руганью. Все тут же вытянулись по струнке. Но через пару секунд чуть ли не по команде вскинули руки в указующем жесте. Офицер обернулся и застыл как вкопанный. Даже рот раззявил.

Но тут что-то хлопнуло. Дельтаплан вздрогнул.

Это уже был явный непорядок. Такого быть не должно. Василий плавно развернулся со снижением метров до десяти и постепенно сбрасывая скорость, направил аппарат в сторону поля свободного от людей.

Внизу мелькали какие-то сугубо сельские строения. Как раз показался чей-то двор. И тут над головой Василия что-то громко треснуло. Аппарат кинуло на левое крыло и соломенная крыша мелкого сарая ринулась ему навстречу.

Еле успел выключить двигатель.

Удар.

Вверх взлетела солома, куры, туча перьев и помёта. Равномерно покрывая и аппарат, и самого Василия.

Всё произошло настолько быстро, что Василий даже испугаться не успел. Но то, что успел поджать ноги и сжаться комок, говорило, что с нужными реакциями было всё в порядке.

Распрямился.

Прощупал себя.

Переломов и ран не нашёл. Кроме здоровенных синяков и ушибов. Только после этого отцепил пристяжные, страховочные ремни и выпал на пол, покрытый толстым слоем куриного помёта.

Поднялся на ноги. Огляделся.

В воздухе всё ещё летали перья и солома. Возмущённые нежданным вторжением куры истерически квохтали и через пролом крыши, заваленную стену спешно покидали курятник. Когда Василий протянул, было, руку к двери, она резко отворилась.

Отворилась явно рукой хозяина, который в данный момент стоял с совершенно круглыми глазами, держась за дверь. Василий же на него глядел так, как будто именно из-за него он влетел в первую в этом мире и в этом времени, авиационную катастрофу.

— Э-э… — наконец, «отмёрз» хозяин — вашебродь… А вы здесь откель?!

— Откель-откель… С неба свалился! — злобно буркнул Василий и отодвинув тыльной стороной руки, всё ещё обалдевающего мужика, вышел под солнце.

В это самое время, забор и местного кабыздоха преодолевали первые ряды репортёров. Кабыздох оказался упорный, злобный и смелый. Только получив четвёртый раз сапогом по зубам, он обиженно скуля ретировался и забился за широкую спину хозяина. Что интересно, на Василия, этот собак даже не вякнул. Рассудив, наверное, что если рядом с хозяином и если хозяин молчит, значит свои.

Прибежал Григорий.

— Цел? — коротко спросил он у Василия.

— Синяками отделался. — буркнул тот, стараясь не сильно испачкать шлем, но поднять прозрачное забрало.

Григорий всё-таки обошёл вокруг и осмотрел брата со всех сторон. Не найдя кровоточащих ран, слегка успокоился, однако прикоснуться к измазанному в курином помёте брату, так и не рискнул.

Хозяин, видя, что творится нечто непотребное, попытался что-то проблеять в виде возражений, но его возражения были нахрапом задавлены подпрыгивающими от энтузиазма журналистами. Его, как мешающую мебель, отодвинули в сторону, и тут же принялись за свои профессиональные «танцы»:

— сфотографировать первого человека, поднявшегося в воздух (это они, правда, уже сделали перед взлётом),

— сфотографировать аппарат, торчащий из крыши курятника (как раз доказательство, что он свалился сверху — кроме смутных теней, которые у них неизбежно получатся при фотографировании аппарата в воздухе),

— ну и самого героя, покрытого славой и птичьим помётом. Благополучно приземлившегося на птичек. Сверху. И тем самым дважды их посрамивший, но их же помётом покрывшийся.

Василий, найдя, наконец, способ слегка зачистить от куриного помёта руки, — использовав солому, которую нашёл поблизости, — снял свой шлем и засунул его подмышку.

Поёжился. Страх, всё-таки кольнул его. Он понял, что если бы не успел снизиться до пяти метров, заходя на посадку, то всё могло бы закончиться и не так ровно. Он поднял руку, призывая к вниманию. Толпа, набившаяся во двор тут же навострила уши, мгновенно прекратив все прочие переговоры.

Даже давешний пёс, страдающий от побоев, проскулив и что-то недовольно рыкнув, спешно удалился за курятник.

— Господа! До полёта у меня были сомнения, что хватит ли мощности двигателя. Но, изначально, я сделал всё с некоторым запасом, и опасения оказались напрасными. Тем не менее, хотелось бы отметить, что для обозначения возможности полёта аппарата тяжелее воздуха, мне достаточно было подпрыгнуть на нём метра на два, и пролететь метров двадцать по воздуху. Но, как вы видели, вместо двадцати метров, я намотал по воздуху несколько километров, причём на высоте до тридцати метров. Так что любому снобу из европейских, более чем достаточно, чтобы заткнуться и не повторять бред, что, мол, «летательный аппарат, тяжелее воздуха, построить невозможно».

Толпа взорвалась аплодисментами и восторженными восклицаниями, но тут вылез Григорий и подняв руку попросил ещё внимания. Василий, кивнув, отошёл в сторону.