Из имеющихся в деле показаний В. Лежандра, допрошенного французской полицией, видно, что Гуревич непричастен к арестам участников движения сопротивления. Лежандр пояснил, что 18 июля 1944 г. он и Гуревич были свидетелями ареста гестапо одного из французских патриотов. При этом Гуревич, пытаясь предотвратить дальнейшие провалы в его организации, сказал ему: «Примите все меры предосторожности, отмените все ваши свидания, объявите тревогу вашим агентам, тогда как я со своей стороны, сделаю все необходимое».
Помимо того, Лежандр пояснил, что Гуревич оказал ему содействие в освобождении его жены из фашистского концлагеря (т. 11, л. д. 152–155).
На предварительном следствии для устранения существенных противоречий в показаниях Паннвица, Кемпы и Треппера очных ставок между ними и Гуревичем не проводилось и действительные причины арестов Французского движения сопротивления не выяснялись.
Гуревич на допросах последовательно утверждал, что, вводя немцев в заблуждение о своем мнимом сотрудничестве с ними, он в 1943–1944 гг. использовал их доверие к нему, чтобы обезопасить резидентуру Озолса и причастных к ней лиц из французского движения сопротивления. Никого из них он не предал, в арестах участия не принимал и узнал об этом от Паннвица только после свершившегося факта.
Более того, в связи с произведенными арестами он (Гуревич) предложил Озолсу и Лежандру перейти на нелегальное положение, чем сохранил им жизнь.
Оказывая помощь участникам французского движения сопротивления он, используя Паннвица, освободил из концентрационного лагеря жену Лежандра.
В указанный период он также не выдал гестапо и сохранил жизнь лично завербованным им ранее советским агентам: в Чехословакии – Басистому, Эрлиху, Бахараху; в Бельгии – Снютеиу, Коолену, Пиркеру, Де Тё, Стеллену; во Франции – Оранскому, Блоху, Вишмонду, а всего 15 сотрудникам (т. 1, л. д. 15–177, 93–178, 180–335;-т. 7, л. д. 139–191; т. 8, л. д. 132–210; т. 9, л. д. 121–128).
Из доклада Озолса («Золя») Главразведупру и его показаний на следствии усматривается, что связь с Гуревичем была установлена в начале августа 1943 г. через прибывшего от него агента, представившегося помощником Гуревича. На другой день после этого он в присутствии того же помощника передал Гуревичу отчет о проделанной им работе и список агентов. Через некоторое время он по своей инициативе предложил Гуревичу привлечь для участия в работе против немцев группу французского движения сопротивления, возглавляемую Лежандром. В последующем на встречах, на которых присутствовал тот же помощник, он принял от Гуревича задание о вербовке агентуры и проведении разведработы. Полученные агентами сведения о немецких воинских формированиях передавал Гуревичу.
Озолс также пояснил, что в июле 1944 г. по вине некоего Бетова гестапо арестовало около 14 человек, причастных к движению сопротивления. В это же время по ложному доносу, не имевшему отношения к разведывательной деятельности советской резидентуры, немцы арестовали его (Озолса) помощника Марселя Пьеро («Поль»).
По объяснению Озолса, Гуревич был обеспокоен произведенными арестами и по его предложению он скрывался на конспиративной квартире.
Кроме того, как следует из доклада и показаний Озолса, при содействии Гуревича освобождена жена Лежандра, содержавшаяся в концентрационном лагере. О том, что Гуревич работает под контролем гестапо, последний ему не рассказал и он не подозревал его в предательстве.
В то же время Гуревич сказал ему, что свои связи с немецкой полицией он использует во вред ей (т. 1, л. д. 78– 92; т. 11, л. д. 123–128).
В своих отчетах за 1945 г. о проделанной разведработе Треппер и Гуревич отмечают, что они и представители Компартии Франции в 1941–1943 гг. неоднократно докладывали в Главное разведывательное управление о создавшемся тяжелом положении в советской агентурной сети в Бельгии и Франции. В частности, в этих докладах сообщалось о провале фирм «Симекско», «Симекс», арестах многих советских разведчиков, предательстве некоторых из них, а также о захвате немцами шифров (т. 2, л. д. 427-485; т. 7, л. д. 105–113).
Сотрудники Главного разведывательного управления, осуществлявшие руководство резидентурами в Бельгии и Франции, не учли обстановку, в которой оказалась советская разведка в оккупированных странах, не придали должного внимания их сообщениям и не приняли мер к предотвращению их провалов. Эти обстоятельства повлекли аресты Треппера, Гуревича и других советских агентов (т. 2, л. д. 446–485).
О том, что Главному разведывательному управлению об участии Треппера и Гуревича в радиоигре было известно с апреля 1943 г., отмечает в своем докладе от 16 апреля 1946 г. начальник отдела ГРУ полковник Леонтьев (т. 2, л. д. 412–419, 486-490; т. 8, л. д. 211–229).
Главное разведывательное управление, зная о начатой немцами радиоигре с участием советских разведчиков, дало в начале июня 1943 г. согласие на ее продолжение, о чем в своем заявлении от 30.06.1952 г. указывает Треппер.
В этом заявлении он, в частности, пояснил, что в апреле 1943 г., сообщая в ГРУ о проводимой зондеркомандой радиоигре, запросил, продолжать ли участвовать в ней и в случае согласия подать ему условный сигнал телеграммой о состоянии его семьи. Вскоре сотрудники зондеркоманды показали ему поступившую из Главразведупра телеграмму о том, что в его семье все обстоит благополучно. Он понял это как разрешение на продолжение радиоигры (т. 2, л. д. 479).
Обстоятельства, изложенные в заявлении Треппера, подтверждаются приобщенной к делу справкой Главного разведывательного управления от 19.09.52 г., из которой следует, что ГРУ действительно телеграммой № 38 от 2.06.43 г. разрешило продолжать радиоигру (т. 2, л. д. 486).
В телеграмме № 47 от 9 сентября 1944 г. Центр указывает Гуревичу заняться вербовочной работой среди крупных немецких офицеров, убедившихся в неизбежности близкого разгрома немцев (т. 12 л. д. 161).
Из материалов уголовного дела видно, что в период с апреля 1943 г. по май 1945 г. в Главразведуправление от немецкой контрразведки поступали сообщения военно-политического характера. Эти сведения в ГРУ расценивались как дезинформационные, вредных последствий от них не наступило (т. 11, л. д. 136–167).
Допрошенный в 1951 г. в МГБ СССР бывший начальник 4 управления гестапо Панцигер показал, что немецкой контрразведкой с участием арестованных советских разведчиков Гуревича и Треппера проводилась радиоигра с Москвой с целью выявления неустановленных агентов советской разведки в Германии, Франции и Бельгии. Однако от этой радиоигры существенных результатов получено не было (т. 9, л. д. 34–54).
В своих многочисленных жалобах Гуревич заявлял, что предварительное следствие в отношении его велось необъективно, в сторону усиления его обвинения. На допросах на него оказывалось давление, показания в протоколах записывались неполно, в них не отражена его большая работа в пользу советской разведки.
Анализ материалов дела показывает, что заявления Гуревича соответствуют действительности. Его показания на предварительном следствии отражены неполно по сравнению с фактами, изложенными им при дополнительном расследовании. Имели также место случаи фальсификации.
Так, на допросах 12.07.45 г. и 13.07.56 г. Гуревич признал, что в июне 1945 г. перед явкой к советскому командованию Паннвиц уничтожил протоколы его допросов в гестапо за 1942 г., где Гуревич изъявил свое согласие на сотрудничество с врагом, дал показания о причинах своего перехода к немцам, а также показания о своей поездке в 1940 г. в Швейцарию.
В действительности указанные протоколы допросов Гуревича о мнимом сотрудничестве с гестапо, о его поездке в Швейцарию и по другим вопросам находятся в приобщенных к уголовному делу материалах гестапо, которые Гуревич лично доставил в Москву (т. 1, л. д. 37– 145; т. 7, л. д. 180–191).
Принимавшие участие в предварительном следствии по делу Гуревича и Треппера сотрудники госбезопасности Абакумов и Лихачёв за нарушения законности осуждены к высшей мере наказания – расстрелу, а Бударев, Леонтьев, Кулешов и Кувалдин привлечены к дисциплинарной ответственности (т. 12; л. д. 325–332).