Принц, правивший Ангальт-Цербстом, умер, и управление княжеством перешло по наследству в руки Христиана Августа и его брата Людвига. Фридрих (или Фриц) Христиан Август и второй сын Иоганны стали законными наследниками. Даже Софи досталась доля, поместье в Евере, на берегу Северного моря. Христиан Август вышел в отставку и переехал вместе с семьей в средневековый город Цербст, обнесенный стенами, с темными, извилистыми улочками, старинными узенькими домиками и очаровательным дворцом. Иоганна все еще скорбела по усопшему сыну, но теперь у нее было хоть какое-то утешение. Ее честолюбие было отчасти удовлетворено: у нее и Христиана Августа было свое миниатюрное государство, с крошечным княжеским двором, скромным доходом, своей гвардией и подданными, которые отвешивали почтительные поклоны, завидев карету с принцем и принцессой. Бог с ним, что Ангальт-Цербст был такой крохотный, что на быстром коне его можно было обскакать за день. Если подходить к этому без особых претензий, то он являлся суверенным государством, и в его пределах Иоганна была первой дамой.

Когда Софи исполнилось четырнадцать лет, семья совершила поездку в Евер, и там София повстречала женщину, запомнившуюся ей на всю жизнь.

В момент их встречи графине Бентинк было тридцать лет. Это была рослая, мужеподобная женщина с грубоватым лицом, простыми манерами и с кипучей, бьющей через край энергией. Она была умница, много знала, и казалось, что ей не было решительно никакого дела до светских правил. Числясь замужем за графом Бентинком, который пребывал в безвестности, она жила в поместье своей матери в обществе женщины, которая скорее всего была ее любовницей. У нее был трехлетний сын, отцом которого, как узнала София, был лакей.

Непосредственность графини, ее независимость от светских условностей, отклонение от природных законов — все это София находила неотразимым.

По-детски непринужденно графиня взяла Софи за руку и пустилась с ней отплясывать крестьянский танец. Они плясали так задорно и весело, что вокруг собралась толпа. Графиня отлично, как заправский кавалерист, держалась в седле. Софи еще не приходилось видеть, чтобы женщина галопировала таким образом, «словно курьер». Бентинк удалось убедить Христиана Августа разрешить Софи принять участие в верховых прогулках по землям поместья. «Она словно добавила мне живости, которой и так у меня было хоть отбавляй», — вспоминала София.

Общение с графиней придавало девочке бодрости, оно заставило ее немного по-иному взглянуть на жизнь. «С того момента, — вспоминала она много лет спустя, — верховая езда стала моим главным пристрастием и оставалась им долгое время». То, что родители, особенно Христиан Август, пришли в замешательство от этой стремительной и напористой графини, делало ее еще более привлекательной для Софии, и она, придумывая различные предлоги, по нескольку дней кряду гостила у своей взрослой подруги, каждый раз рискуя быть серьезно наказанной. Графиня показала ей свои хоромы. На одной стене висел портрет очень красивого мужчины. Графиня пояснила, что это ее муж.

— Если бы он не был моим мужем, я бы по уши влюбилась в него, — призналась она Софи.

Христиан Август и Иоганна покинули Евер раньше намеченного срока, чтобы разлучить Софи с новоприобретенной подругой. Однако обаяние графини было сродни колдовству и оставило глубокий след в памяти девочки-подростка. В течение многих последующих недель Софи находилась под впечатлением духа свободы и не опасалась чужих мнений. Графиня Бентинк поступала вопреки всем ожиданиям. Она была замужем, но жила отдельно от супруга. Она спала со своими слугами и находилась в интимной связи с другой женщиной. Она не стесняла себя не только в поступках, но и в выражении своих мыслей, и самое главное — была вполне довольна собой и своей жизнью. Что бы там ни говорили, а графине Бентинк можно было позавидовать.

«Эта женщина наделала много шума в мире», — вспоминала София. — Думаю, что если бы она была мужчиной, это было бы нечто исключительное». Софи, необыкновенный ребенок, та, в ком графиня признала родственный дух, должно быть, именно тогда в Евере, в короткий период общения с ней, начала понимать, что и ей суждено стать исключительной женщиной, которая тоже может наделать немало шума в мире.

Глава 3

В четырнадцать лет София была стройной девушкой, с тонкой талией и женственными, округлыми формами. Ее манеры отличались серьезностью и решительностью и в то же время обвораживали. А вот лицо никак нельзя было назвать привлекательным — нос был слишком длинным и заканчивался утолщением, подбородок слишком выдавался вперед, а рот был узким, и она плотно сжимала губы, как бы подчеркивая неприступность. В ее больших, широко открытых глазах (левый не был заодно с правым) горело нечто роковое и мрачное. Люди чувствовали себя очень неудобно под ее пронзительным взглядом. В ее поведении было гораздо больше вызова, нежели скромности, хотя она уже училась, когда нужно, скрывать свои истинные чувства и держать при себе свои мысли.

Одна из фрейлин Иоганны, баронесса фон Принцен, хорошо знала Софи и позднее говорила, что та обладала «серьезным, холодным и расчетливым умом». Да, ума и осмотрительности ей, действительно, было не занимать. Возможно, и расчетливости. Однако холодной она не была.

Здесь баронесса ошиблась. У Софи было теплое, отзывчивое сердце, готовое к страстным порывам и увлечениям.

Вся семья Иоганны собралась в Гамбурге, чтобы отпраздновать значительное событие: брат Иоганны Адольф, князь-епископ Любека, должен был вот-вот стать королем Швеции.

Российская императрица Анна Ивановна скончалась, и после непродолжительной полосы хаоса и неразберихи трон перешел к ее кузине Елизавете, младшей дочери Петра Великого, которая приходилась Иоганне и ее братьям и сестрам невесткой.

У новой императрицы была сильная привязанность к гольштейн-готторпскому клану, к которому бы и она принадлежала, если бы не безвременная смерть ее жениха. Поэтому она назвала наследником сына своей сестры, кузена Софии Карла Ульриха. А это означало для него отказ от шведского престола. Елизавета пошла дальше в изъявлении своего благорасположения к гольштейн-готторпцам и, когда зашла речь о шведской короне, поддержала Адольфа.

Церемонии в Гамбурге поражали своей пышностью и размахами. Туда приехали гости из шведского королевства, чтобы поздравить Адольфа и составить его свиту во время путешествия через Балтику в Стокгольм. Этих вельмож вместе с их многочисленными спутниками несколько недель развлекали на балах и ассамблеях. В круговороте празднеств смешались все: шведские сенаторы, иностранные дипломаты, прочие знатные лица. Был там и молодой брат Иоганны Георг, приятный собой кавалерийский офицер, человек жизнерадостный и пылкий. По части ума он, правда, уступал своей племяннице. Таких людей принято называть «добрый малый». В свои двадцать четыре года Георг производил впечатление неотразимого, видавшего виды светского кавалера и, понятное дело, неискушенной Софи совсем нетрудно было потерять голову и увлечься им.

Дядя и племянница много времени проводили вместе. Георг приходил к Софи в комнату, болтал с ней, шутил и втайне ухаживал. К большой досаде Бабетты Кардель, он отвлекал ее воспитанницу от уроков.

Они стали неразлучны, а Иоганна, у которой при других обстоятельствах подобный поворот дела вызвал бы тревогу, была только рада ублажить любимого брата, позволив ему вскружить голову своей дочери. Она понимала, впрочем, что происходит. София интересовала Георга не просто как веселая, умная молодая родственница, а как возможная жена.

В то время Иоганна не потеряла надежды на брак дочери с Карлом Ульрихом, ставшим теперь великим князем, и эта надежда укрепилась после того, как два раза приезжали послы императрицы Елизаветы и увозили с собой в Россию портреты Софии. Очевидно, императрица рассматривала Софию наряду с другими девушками как возможную претендентку на роль великой княгини. Но теперь, когда Карл Ульрих стал почти недосягаемым, Иоганна считала шансы Софии выйти за него невысокими. Она не могла пренебрегать случаем хоть как-то пристроить дочь. Браки между лицами, состоящими в родстве, например, между дядей и племянницей, в то время не являлись чем-то исключительным, лютеранская церковь иногда разрешала их.